Друг мой, Зорро

* * *       Очнувшись после схватки с бандитами, бывший раб Умберто почувствовал свободу и дикую головную боль. В двух шагах от него сидел человек в потрепанном серапе и негромкого разговаривал с Аделантой, объедавшей полудохлый куст и не обращавшей никакого внимания на его болтовню. Попытавшись подняться, Умберто невольно застонал. Незнакомец обернулся, и Умберто замер, со страхом узнав Эль Райадо и заметив ружье у его ног. Зловещий тигреро усмехнулся, дал ему напиться из своей фляги, помог сначала встать, а потом и влезть на лошадь.       – Благодарю тебя, Эль Райадо, – с трудом проговорил Умберто, все еще страдая от головной боли. – Но я не понимаю... Ты, белый, живешь как индеец, говоришь как метис, а поступаешь, как... как никто из тех, кого я знаю.       – Хочешь узнать, почему я помогаю беглому рабу моего доброго приятеля дона Карлоса? – рассмеялся охотник. – Есть причины. Но я уже рассказал об этом твоей лошади, а повторять мне не хочется. Да и времени нет. Вон та тропа выведет тебя на перевал к Орисабе. Поезжай к Морелосу, если хочешь перестать быть рабом.       Однако побывать в Орисабе Умберто не довелось, он наткнулся на армию повстанцев по пути. Приняли его без расспросов, выдав мачете и указав отряд таких же бывших чернокожих рабов. То, что негры стоят особняком даже среди борцов за свободу, Умберто понял сразу. Их больше не сковывали цепи, плеть не опускалась на их натруженные спины, но злые языки и надменное презрение некоторых метисов часто вызывали короткие, яростные и кровавые стычки с ними. Зато на негров обратил внимание помощник и близкий друг Морелоса – генерал Галеана, оценив их сплоченность и ярость в бою. Он поручал им молниеносные удары в сражениях, а между схватками старался держать поближе к палатке Морелоса, назначая в караул и охрану.       Эти назначения Умберто сразу полюбил. Никто даже из самых отъявленных ублюдков не смел задевать караульного у палатки самого куро Морелоса. К тому же, слушая разговоры за полотняной стеной, Умберто чувствовал себя причастным к обсуждению военных планов и принятию судьбоносных решений. И это наполняло его душу неведомой доселе гордостью.       Едва армия спустилась с перевала в долину, к ней потекло пополнение – маленькими группами или по одиночке шли бывшие рабы, батраки, пеоны, разорившиеся от непомерных налогов крестьяне. Морелос, высоко чтивший организованность, приказал поставить лагерь на несколько дней, чтобы дать людям отдохнуть после перевала и чтобы принимать добровольцев не на ходу, а в должном порядке. К вечеру третьего дня в армию вступили люди Гарридо и Риверы.       Стемнело, ярче запылали костры, теплый сухой ветер разносил по лагерю запах маисовой похлебки с перцем и звуки не менее перченых песен, добрую половину которых сложили в походе солдаты Морелоса. Соблазнительные запахи еды заставляли стоящего в карауле Умберто нервно переминаться и вздыхать. Генерал был в палатке один, что-то писал. Заскучавший и оголодавший Умберто не заметил, как быстрая, юркая тень скользнула у его ног и едва не вскрикнул, когда рядом с ним, точно из-под земли, выскочил человечек с радостным «Ола!»       – Адриан! – выдохнул ошалевший Умберто, опуская к ноге ружье, которое от неожиданности схватил на изготовку. – Мальдита лагарта... Откуда ты тут взялся? Опять от хозяина сбежал?       – Нет, брат, – закрутил головой мальчишка. – Хозяин отпустил меня. Я теперь свободный!       – Что ты говоришь? – удивился Умберто. – Тебе дали вольную?       – Ага. Дон Мигеле, тот, что купил меня на Кубе, дал мне бумагу и сказал, что мне надо идти в лагерь вместе с другими его людьми. И еще он сказал, что ты тоже тут. Сеньора Луана дала мне вкусных лепешек, а сеньорита Фелипа нарисовала... ну, такую картину, как зеркало...       – Портрет?       – Ага, портрет. У меня еще никогда не было таких добрых хозяев.       – Экий ты счастливчик, братишка... – начал Умберто, но вытянулся смирно, не закончив. К палатке направлялся генерал Галеана вместе с одним из мексиканских капитанов и человеком, чье лицо показалось Умберто знакомым. Адриан, почувствовав важность момента, юркнул в тень.       – Мой генерал... – услышал Умберто изнутри палатки.       – Да, Галеана? – ясный голос Морелоса был задумчив. Вероятно, он не хотел отрываться от письма.       – Здесь человек из местных...       – Чако, сеньор, Чако Пачеко меня зовут.       Умберто вспомнил и имя, и голос этого мерзавца. Понятно, откуда он знает его лицо – один из бандитов его бывшего хозяина, Риверы. Но что ему нужно от Морелоса?       – Он говорит, что один из здешних ранчеро – гачупино.       – Только один? И он еще жив? В окружении креолов и мексиканцев... Вероятно, его гасиенда неприступна, как крепость, а охрана предана и отлично вооружена. Или...       – Или, мой генерал?       – Или он из тех испанцев, что испанцы лишь по рождению, а дух у них мексиканский. Как у меня или у вас. Как его зовут?       – Гарридо, сеньор Морелос.       – Гарридо? Это не тот дон Агустино Гарридо, что в прошлом году присылал нам денег, продовольствия и лошадей?       – Да, сеньор.       – Сегодня от него пришли несколько мексиканцев и освобожденные рабы, – добавил незнакомый Умберто голос, вероятно, того капитана, что явился с Галеана и Чако к Морелосу.       – Но он гачупино! Неужели вы оставите его в живых? Не слишком ли вы мягкий с нашими врагами, генерал? – возмущенный голос Чако.       – Сеньор Пачеко!       – Нет, Галеана, он прав. Мягкость с врагами для нас недопустима. Но, Чако, нельзя и превращать во врагов тех, кто мог бы стать нам верными друзьями и помощниками.       – Гарридо не друг мексиканцам. Он лжец и предатель. Он всего лишь пытается откупиться от заслуженного наказания.       – Заслуженного? Чем? Что такого совершил этот коварный гачупино? – в голосе Морелоса послышалось усталая ирония.       – Он прячет у себя на гасиенде вашего... нашего врага.       – Опиши его генералу, Чако, – попросил Галеана.       – По возрасту и росту, как сеньор Галеана, только худее раза в два. Назвался священником из Орисабы, но одет как крестьянин. Лицо я плохо разглядел, но он какой-то странный. Все время потирает руки или за горло хватается вот так.       – Как он назвался?       – Куро Поса, сеньор. Антонио Гонзалес Поса.       Раздался глухой удар и хруст бумаги, тяжелый вздох.       – Да, Галеана, ты не зря захватил с собой капитана. Берите людей, капитан, и арестуйте этого... священника. Постарайтесь живым, но, впрочем, как получится. Он опасен.       Послышались шаги.       – И вот еще что... Узнайте хорошенько, как связаны Гарридо и Гонзалес Поса. Возможно, этот ранчеро и сам не знает, какую змею пригрел у себя на гасиенде. Но если знает... Действуйте по обстоятельствам, капитан. С врагами Мексики мы будем беспощадны.       – Да, мой генерал.       Умберто замер, боясь пошевельнуться и привлечь к себе внимание, когда посетители покидали палатку. К счастью, никто не обратил на него внимания, и Чако его не узнал.       – Умберто, – услышал он тихий голос из тени, едва они ушли. – Умберто, брат, они сказали «Гарридо»? Это же мои хозяева. Им грозит опасность?       – Да, Адриан, – хмуро ответил Умберто. – Боюсь, что им грозит большая опасность. * * *       Стемнело. На гасиенде Гарридо заканчивался ужин. Проворные служанки убрали блюда с курицей и рисом, тарелки с тортильями и козьим сыром и чашки с острой сальсой. Большинство блюд было едва тронуто. Старший Гарридо, ожидая пока принесут ликер и сласти, кивнул управляющему Марио, который по обыкновению ужинал с семьей, и тот взяв с комода коробку с сигарами водрузил ее на стол. Во время еды не принято было много разговаривать. Но после, начавшаяся за ликером и сигарами, беседа неумолимо затягивала в свой неспешный круговорот и не отпускала иной раз до самого сна. Сейчас все молчали.       Внезапно раздался шум. Девушка, вошедшая с горкой пирожков, взвизгнула и уронила тарелку. В обе двери столовой – из холла и со стороны кухни ввалились вооруженные люди. Братья и управляющий вскочили, дон Агустино нахмурился, но не двинулся со своего кресла во главе стола.       – Где он? – один из вошедших был в испанском кителе капитана, но в крестьянских штанах и сомбреро. Остальные по виду походили бы на бандитов, но выглядели чище и организованней.       – Кто вы такие и что вам нужно в моем доме? – на щеках дона Агустино проступил гневный румянец, но голос был ровен и спокоен.       – Мексиканская армия генерала Морелоса, – капитан бросил взгляд на всхлипывающую служанку, подбиравшую пирожки, потом внимательно осмотрел сидящих и стоящих за столом. – У меня приказ арестовать Антонио Гонзалеса Поса, который скрывается в вашем доме. Где он?       При имени священника лица хозяев дома повернулись к единственному пустующему месту за столом. Куро Поса не пришел на ужин. Когда за ним посылали слугу перед трапезой, в комнате его тоже не оказалось. Тогда этому не придали большого значения, но сейчас его исчезновение поставило семью Гарридо в двусмысленное положение.       – Марио, уведите Марию и скажите слугам разойтись по своим комнатам и ждать от меня указаний, – приказал дон Антонио, пытаясь потянуть время.       Управляющий с видимым облегчением бросился к всхлипывающей служанке и, подхватив ее под руку, выскочил из комнаты. Капитан проводил их пристальным взглядом, но дал знак солдатам пропустить.       – Он еще в доме? – снова обратился он к Гарридо.       – Я не знаю, – со вздохом ответил дон Антонио.       – Обыскать дом! – бросил капитан солдатам, вошедшим со стороны кухни. Остальные разошлись по столовой, держа собравшихся за столом под прицелом ружей. Капитан уселся на место Поса. – Рассказывайте.       – Что?       – Как к вам попал Поса, что вы о нем знаете и куда он мог деться.       – Послушайте!.. – воскликнул Пабло, теряя терпение, но донья Луана крепко схватила его за сжатый кулак и потянула вниз, заставляя сесть. Мигеле с другой стороны положил ему руку на плечо. Братья сели.       – Мы не видели его с обеда. – Капитан удивленно обернулся к другой стороне стола, словно только сейчас заметил женщин – Фелипу и донью Луану. Первая сидела, нервно сжав пальцы и не шевелясь, точно изваяние, а вторая сильно побледнела и не спускала встревоженного взгляда с мужа. Фелипа продолжила, ни на кого не глядя: – Тогда куро Антонино пошел в сад и больше в дом не возвращался.       – Вы, сеньора, – обратился капитан к хозяйке, – покажите его комнату.       Донья Луана молча встала и вышла из столовой. Один из солдат направился за ней.       – Вы знаете, кто он такой?       – Священник из Орисабы, – вступил в разговор Мигеле. – Он ехал по дороге через наши поля, но был страшно измотан, едва жив. Я подобрал его, когда он упал с лошади, и предложил остаться на несколько дней, восстановить силы.       Капитан задумался.       – Вы встречались с ним раньше? Может быть, что-то слышали или знаете о нем? – медленно и внимательно переводил он взгляд с одного Гарридо на другого. Они качали головой. Кажется, и впрямь это был всего лишь поступок милосердия. – Вы испанец, сеньор? Вы хозяин этого ранчо?       Дон Агустино выпрямился и кивнул.       – Мой отец действительно испанец, – снова встрял Мигеле, – но хозяин больше не он.       – Вот как?       Мигеле достал из внутреннего кармана бумагу и протянул ее капитану.       – Это дарственная на меня и моего брата. Мы креолы, как и наша мать.       Капитан развернул лист и, пробежав глазами, вернул его Мигеле. Кажется, все было ясно. Поса, почуяв опасность, бежал, а хозяева не знают, кто он. Можно было дождаться конца обыска и возвращаться в лагерь. Капитан устало откинулся на спинку стула. В настороженном молчании прошло некоторое время. Затем дверь в столовую открылась, вошел солдат и что-то прошептал на ухо капитану. Тот вскинул брови.       – Кто это сказал? – солдат так же тихо ответил. – Дом хорошо обыскали? – Солдат кивнул. – Ждите во дворе. – Солдат вышел. – Так значит, вы всего лишь хотели помочь бедному священнику? – в голосе капитана появился металл. Гарридо переглянулись, а Фелипа бросила короткий мрачный взгляд на капитана. – И вы не знали, что он посыльный с особой миссией к епископу в Оахаку? И вы не посылали вместо него в Оахаку своего человека?       Отец и Мигеле молчали, но тут лопнуло терпение у Пабло.       – Смотри-ка, братец, – зло улыбнувшись, произнес он, – среди наших людей завелась крыса. Узнаю, кто – убью.       Дон Агустино побледнел, Фелипа испуганно охнула.       – Не узнаете, – жестко ответил капитан, вставая. – Вы арестованы. Как хозяин дома, давший приют государственному преступнику и знавший об этом, вы будете расстреляны.       – Постойте, капитан! – Вскочил Мигеле. – Мой брат злится, но он тут ни при чем. Это я отдал приказ отправить человека в Оахаку.       Капитан замер, потом усмехнулся.       – Да у вас тут заговор, сеньоры. Семейный. Арестовать, – коротко и устало бросил он своим людям, которые тут же связали братьям руки.       Дон Агустино с трудом поднялся и хотел протестовать, но силы покинули его, он только хватал ртом воздух. Фелипа бросилась к нему и уже не увидела, как ушли повстанцы, уводя с собой обоих братьев. * * *       Едва дождавшись возвращения доньи Луаны, Фелипа оставила на ее попечение мужа, а сама кинулась в комнату за терцеролями. Она думала о них с той минуты, как повстанцы ворвались в столовую. Конечно, большого вреда они не нанесут, да и сражаться в одиночку с вооруженным отрядом бессмысленно и безумно. Но ощущение рукояти в ладони согрело бы ее и вытеснило из души холодящий липкий страх. Первым порывом при аресте братьев было броситься за оружием, но пока она хлопотала с доном Агустино, мысли прояснились, и она поняла, что ей понадобится помощь. Монтес, Эль Райадо! Надо его найти. Кто-нибудь из людей Гарридо наверняка знает, где он бывает, где его видят чаще всего. Она понимала, что загадочный охотник может не согласиться. Но для начала надо его хотя бы найти. И для этого тоже терцероли совсем не помешают – за окном темно, и, может быть, придется отправиться в горы.       Так, на бегу обдумывая планы, она взлетела на второй этаж, распахнула дверь своей комнаты и едва не врезалась в человека, стоявшего у комода с рисунками в руках. Монтес!       – Как?.. Что вы делаете? Как вы посмели? – задохнулась от возмущения Фелипа, выхватывая листы из рук Монтеса. Быстро бросила их в папку, а папку на кровать. – Как вы попали сюда?       – Через окно, – успел вставить с улыбкой Монтес.       – Убирайтесь! Немедленно! – выпалила Фелипа и тут же поняла, насколько нелеп ее гнев. – Постойте!       Монтес уже взял с комода свою шляпу, но при последнем восклицании удивленно посмотрел на девушку. А она только в тот миг сообразила, что впервые видит его глаза. Сейчас, когда тень от шляпы не скрывала их, они уже не казались зловеще-таинственными, но все же что-то странное в его прищуренном взгляде было.       – Прошу прощения, сеньор, за грубость, – собравшись с духом, произнесла Фелипа. – Ваше поведение возмутительно, но мне не стоило так набрасываться на вас.       – Почему же нет? – заинтересовался Монтес. – Ведь мое поведение и в самом деле не совсем... прилично.       Он снова бросил шляпу на комод и несколько развязно облокотился на него.       – Мне нужна ваша помощь.       – Нужно кого-нибудь убить? – пошутил Монтес.       – Именно.       У него изумленно поползли вверх брови.       – Не уверена, что можно будет обойтись без этого, но стрелять наверняка придется. Повстанцы арестовали Пабло и Мигеле и собираются их расстрелять. Помогите мне спасти их.       – Я слышал какой-то шум внизу, – нахмурился Монтес. – Это повстанцы?       – Да.       – Сколько их?       – В доме было не меньше десятка. И сколько-то, наверно, во дворе.       – Нет.       – Нет?! Вот так сразу?       – Ты слишком хорошего мнения о моих способностях, – усмехнулся Монтес. – Но дюжина армейцев против одного охотника? Бесполезно.       Фелипа, готовившаяся к поискам Монтеса, к уговорам, к каким-то действиям, вдруг почувствовала, как надежда улетучивается, а пол ускользает из-под ног. Обессиленная, она привалилась к стене, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не разрыдаться. Монтес не сводил с нее глаз.       – Ты и в самом деле любишь этого Пабло?       – Я все, что угодно сделаю, чтобы они спаслись, – едва слышно произнесла Фелипа.       – Они? Или он? Что если я могу спасти только одного из братьев – которого ты выберешь?       Фелипа ужаснулась. Спасти одного? Значит, другого обречь на смерть?       – Нет! Оба брата. Или они оба спасутся, или оба...       – Как знаешь, – развел руками с ухмылкой Монтес.       Гнев вытеснил слезы:       – И вы ничего не сделаете? Даже не попытаетесь?       – А зачем мне это нужно? Гарридо никто для меня. Ради тебя? Но ты не можешь мне дать ни-че-го. Ни душу свою, ни тело. Ни любовь, ни ласку. Так зачем?       – Потому что... Потому что вы честный человек и не позволите убить невинных людей, – Фелипа сама не слишком верила тому, что говорила, но как еще убедить этого упрямца?       Монтес расхохотался.       – Ты ничего не знаешь обо мне, красотка, и о моей чести. Да и Гарридо вовсе не невинные. Твой Пабло, хоть и креол, но если бы мог, вступил в королевскую армию. Он ненавидит повстанцев.       – Возможно, – смутилась Фелипа. – Но он никого не убивал, а они хотят расстрелять их обоих.       – За что их арестовали? – Монтес перестал ухмыляться и подошел к ней ближе.       – Мигеле подобрал на дороге священника без сил. Он ехал к епископу Оахаки, чтобы предупредить о нападении Морелоса. Его приютили, а в Оахаку отправили одного из работников с гасиенды.       – Не бог весть какое преступление для расстрела, – задумался Монтес. – Епископ наверняка и так узнает о Морелосе. Если только... Этот священник – как он выглядел, что рассказывал о себе, что повстанцы о нем говорили?       Фелипа рассказала все, что знала о Гонзалесе Поса, все, что смогла вспомнить. Она заметила, как потемнели глаза Монтеса, и искра надежды снова затлела в ее груди.       – Так вы поможете?       – Нет, – безразлично бросил Монтес, явно думая о чем-то своем.       – Будьте вы прокляты! Вы даже хуже того Каймана, что продался белым и помогает ловить своих собратьев-рабов. Я сама спасу братьев.       Она подскочила к шкафу, выхватила шкатулку, достала терцероли и засунула за пояс.       – Ты погибнешь вместе с ними, – все еще задумчиво проговорил Монтес.       – Пусть! Я слишком долго боялась и убегала, теряя дорогих людей. Я не могу так больше.       Бросив последний разочарованный взгляд на Монтеса, она выбежала из комнаты. * * *       Эль Райадо какое-то время смотрел на захлопнувшуюся дверь, порываясь направиться за отчаянной девчонкой. Но мысль о том, что, возможно, в доме сейчас находится человек, которого он уже однажды пытался убить, и, как ему казалось, удачно, пересилила благие порывы. Если этим Гарридо и красотке сильно повезет, то он успеет разобраться с мерзавцем до их расстрела.       Эль Райадо нахлобучил шляпу, приоткрыл дверь и прислушался – в коридоре никого не было, только снизу доносились неясный шум и беготня. Фелипа сказала, что священник исчез еще днем, что с обеда его никто не видел. Но если это был тот, о ком думал охотник, то просто так он не сбежит, даже при большой опасности. Он наверняка попытается обчистить хозяев. И вовсе не от жадности – он слишком умен, чтобы так рисковать. Но один из секретов его неуловимости – деньги. Он добывает их при любой возможности, и с помощью золота и серебра так удачно скрывается, приобретая новые костюмы, быстрых лошадей, верных проводников или просто подкупая противников. Вспомнив, что мерзавец предлагал ему за свою жизнь, охотник зло рассмеялся.       Эль Райадо бывал в доме Гарридо раза два, продавал шкуры ягуаров. В первый раз он торговался с управляющим во дворе, а во второй – сам хозяин захотел поговорить с ним, и его проводили внутрь дома. Сейчас он осторожно спускался вниз, вспоминая, где находится кабинет дона Агустино. Сообразив дорогу и, к удивлению, никого по пути не встретив, он замер у нужной двери. Она была закрыта, в щели не просачивался свет, изнутри не доносилось ни звука. Потянул за ручку – не заперто. Скользнул внутрь и вбок, оставив дверь открытой. В кабинете с задернутыми шторами стоял густой мрак, но то, что он в комнате не один, Эль Райадо понял сразу. Кровь бросилась в лицо – он и, правда, жив, собака...       – Доброй ночи... куро Поса, – медленно произнес охотник, с удовольствием представляя, как от его голоса страх растекается по жилам этого негодяя.       – Эль Райадо? – голос в темноте действительно дрогнул.       Но больше ничего друг другу сказать они не успели. Из коридора послышался шум, и в кабинет вошли два человека со свечами – тяжело ступающий дон Агустино и его слуга. Осветив кабинет, они замерли ошеломленно на пороге. С одной стороны, у раскрытого сейфа, стоял пропавший священник, а с другой, в двух шагах от двери охотник Эль Райадо направил на священника пистолет.       – Что здесь происходит? – фраза вырвалась, скорее, по привычке. У дона Агустино уже и сил не было удивляться, но эти двое мешали ему расположиться в собственном кабинете.       – Ограбление, как видите, сеньор, – с усмешкой ответил Эль Райадо. – Этот господин решил, что вы мало оказали ему почестей, и собирается возместить ущерб.       Смысл сказанного и увиденного не сразу дошел до измученного болезнями и бедами дона.       – Куро Поса? – посмотрел он на священника и сейф. – Но почему?       – Потому что он не тот за кого вы его принимаете, сеньор. Вы напрасно его пригрели и напрасно пожертвовали сыновьями ради этой гадюки.       Дон Агустино медленно повернулся к охотнику. Молчавший до сих пор и напряженно замерший священник вдруг схватил со стола книгу и запустил ее в канделябр в руках у дона, а сам бросился на пол. Эль Райадо выстрелил, но промахнулся. Канделябр вывалился у Гарридо из рук, свечи погасли. Слуга с другим канделябром от неожиданности шарахнулся в коридор, и на мгновение в комнате воцарился сумрак.       Поса этого хватило, чтобы скользнуть под столом и наброситься на Эль Райадо. Они упали на пол, завязалась отчаянная, но короткая борьба. К тому времени, когда слуга со свечами вернулся, Эль Райадо одолел противника, придавив его к полу и держа железной хваткой за горло с тем расчетом, чтобы он не задохнулся, но и сил на сопротивление у него не было.       Дон Агустино медленно прошел к своему столу и сел в кресло, не глядя захлопнув сейф. Слуга водрузил свечи на камине и встал рядом с хозяином. Мгновение длилась тишина, нарушаемая лишь сиплым дыханием Поса.       – Что вы хотите, сеньор Монтес? – произнес дон Агустино. – Что предлагаете делать с ним?       Эль Райадо не успел ответить. В комнату вбежал испуганный управляющий.       – Патрон, патрон! Там опять повстанцы!       – Они вернулись? – голос дона Агустино оживился в надежде на спасение сыновей.       – Нет, сеньор. Я не знаю, сеньор. Вроде бы это другие.       – Чего они хотят? Впрочем, приведи их сюда, я сам узнаю.       Управляющий выбежал, через минуту вернувшись с несколькими вооруженными людьми. Едва Эль Райадо их увидел, как его затопило мрачное предчувствие – это был Чако со своей бандой.       – Сеньоры! – воскликнул дон Агустино. – Ваш товарищи арестовали моих сыновей по обвинению в укрывательстве этого человека. Я уверяю вас, что это была большая ошибка. Но надеюсь, что поправимая. Ни я, ни мои дети не знали о том, что этот человек преступник. Я готов передать его в руки мексиканского правосудия в надежде, что этот справедливый суд вернет мне моих Мигеле и Пабло.       Чако нахмурился, пытаясь вникнуть в суть этой пламенной речи.       – Значит, преступника укрываем... – медленно произнес он, чтобы потянуть время.       – Нет, сеньоры, о, нет! – воскликнул дон Агустино, напуганный сердитым видом Чако.       Эль Райдо, догадавшийся, что Чако явился сюда по душу Гарридо и что ему нет никакого дела до фальшивого священника, встал с пола, подхватив Поса и держа его перед собой, обратился к дону:       – Вы снова ошибаетесь, почтенный дон. Это не повстанцы, а обычные бандиты. Зовите подмогу, быстрей! – крикнул он управляющему. – Они хотят убить вашего хозяина!       Раздался выстрел.