Друг мой, Зорро

* * *       Войдя в загон, дон Карлос почувствовал облегчение. Лошади его успокаивали. Свежий ветер с гор скинул ему за спину шляпу и взлохматил тяжелые седеющие волосы. Переходя от одного животного к другому, вдыхая их сильный и чистый запах, он проверял, хорошо ли они помыты, здоровы ли и бодры. Двое вакерос стояли у ворот и мрачновато-равнодушно наблюдали за хозяином. Дон Карлос никогда не отличался веселым и легким нравом, скорее, наоборот, жестким и крутым. Хотя в гостиных гасиенд, среди равных ему людей он и проявлял светскую учтивость и сдержанность. Но вести из-за сьерры встревожили и раздражили настолько, что он предпочел конский загон человеческому обществу.       Захват повстанцами Орисабы не слишком его пугал. Но если, как говорят, Морелос пойдет теперь на Оахаку, то путь его проляжет через долину Теуакана. И то, что ранчо дона Карлоса Риверы находится на самом краю долины, у подножия гор и в стороне от дороги на Оахаку, совсем не успокаивало. Любому войску требуются оружие, лошади и провиант. Повстанческие отряды расползутся по долине, как саранча, сметая все, что покажется им нужным и ценным. И хорошо еще, что дон Карлос креол, в отличие от его соседа – дона Агустина Гарридо.       Родившихся на полуострове испанцев, презрительно именуемых гачупино, ненавидели почти все – от негров и индейцев до высокородных креолов с чистейшей испанской кровью, но появившихся на свет в новой земле. Повстанцы не щадили никого из гачупинов, вешая и расстреливая в захваченных городах десятками. Впрочем, королевские войска в жестокости и мести восставшим ничуть не уступали.       Мысль о Гарридо заставила губы дона Карлоса изогнуться в злорадной усмешке. Когда в прошлый раз повстанцы взяли Теуакан, этому упрямому испанишке удалось вывернуться и сохранить не только жизнь, но и ранчо. Но сейчас… Хотя бы от этой занозы он избавится, даже если и пострадает сам от повстанческих войск.       Погладив по холке и отогнав в сторону очередного коня, увлеченный своими мыслями, ранчеро внезапно вздрогнул. Напротив него с той стороны ограды неподвижно стоял человек, склонив голову, отчего поля шляпы скрывали его лицо, и опираясь на ограду скрещенными руками. Взялся, словно из ниоткуда, мгновение назад его здесь не было.       – Эль Райадо! – узнал дон Карлос, подходя ближе.       Чужак поднял голову и усмехнулся. Его холодный взгляд скользнул по крупному телу ранчеро и короткой плети в руках. Дон Карлос поежился. Наверно, так же этот отчаянный тигреро смотрит на своих ягуаров, прежде чем пристрелить. Молчание незваного и опасного гостя заставило нервничать и развязало обычно более надменному хозяину язык.       – Что тебе нужно, Хоакин? – не особенно любезно осведомился он. – Или дела настолько плохи, что ты перешел с охоты на тигров на ловлю кроликов и ящериц в долине?       Охотник выпрямился и рассмеялся. Достал из недр темного потрепанного серапе на удивление тонкую и хорошую сигару и закурил, выпуская струи ароматного дыма в сторону недовольного ранчеро. Наконец, найдя, что уже достаточно позлил хозяина, он снизошел до ответа.       – Дела мои прекрасны, Карлос. А после разговора с тобой станут еще лучше. Потому что я принес тебе такие вести, за которые ты заплатишь. Ты будешь рад заплатить, несмотря на всю твою жадность.       – Что еще за вести? – буркнул ранчеро, оставив колкости без внимания.       – Неси монеты, тогда скажу, – и, заметив сомнение на лице дона Карлоса, добавил: – Это касается Гарридо. Я слышал, ты жаждешь заполучить его землю… Давай, приятель, пошевеливайся с деньгами, пока не стало слишком поздно.       И снова спокойно облокотился о загон с ухмылкой на лице и сигарой в крепких, острых зубах. * * *       Короткий осенний пасмурный день клонился к туманному, подсвеченному золотисто-багровыми отблесками вечеру, когда караван из Веракруса спустился с перевала в долину. В посаду у самых отрогов гор они успели, как и надеялись, до темноты. С одобрения вконец уставшей Фелипы, непривычной к долгим переходам в седле, Мигеле снял один номер на всех и, поручив прислужнику вещи и негритенка, вместе с братом и Фелипой устроился за угловым столом у очага с начищенным, сияющим кипящим котлом. Караван, состоящий из ранчеро, их многочисленных слуг, вакеро и чарро, заполнил посаду всю целиком, шумно требуя комнат, еды, ухода за мулами и лошадьми и места для повозок.       Получив очередной маисовый ужин, к которым уже начала привыкать, состоящий из маисовых лепешек – тортилий, сырных рулетов кесадилий и наваристого посоле все с той же кукурузой и горьким перцем, Фелипа едва тронула его. От усталости, жара очага и звучной мексиканской речи, забывшей об истинно испанской шепелявости, уплывала она в скользящий, легкий, странный полусон. Вот зазвенела гитара, светлая и страстная. Легкая дробь каблуков, зажигательный смех и дружные ритмичные хлопки подхватили песню. Как непохоже это на тягучие, долгие, горькие, сердечные песни Испании. Они попали в Мексику сразу после сезона дождей и бурь. Погода успокоилась, но небо все еще изо дня в день заволакивали тучи. За всю дорогу Фелипа почти и не видела жаркого мексиканского солнца. Но оно все равно было здесь везде – в жгучей еде, страстных зажигательных песнях, ярких шалях.       Погруженная в дрему, занятая новыми переживаниями и впечатлениями, Фелипа не сразу заметила, что братья с гораздо большим аппетитом разделавшиеся с ужином, снова принялись за политику. Коренные мексиканцы, они хоть и не были давно дома, но почти не обращали внимания на окрестности и пейзажи. Единственное, что их обоих волновало – это восстание и война.       Едва высадившись в Веракрусе, Мигеле принялся за газеты, а Пабло заводил разговоры с людьми – в порту, в постоялом дворе, в лавках и на площадях. Картина дел в Мексике, которую они получили, пугала и вдохновляла одновременно. Случилось то, чего еще не бывало с ними до сих пор - мнения братьев разделились. Спокойный, невозмутимый Мигеле, больше всего ценящий свободу, сразу поддержал восставших. А более вспыльчивый и горячий Пабло, все еще под влиянием войны в самой Испании, высказался резко против.       – Там, за океаном, мы сражались за независимость Испании, а тут? – возмущенно восклицал он. – Неужто мы вернулись домой, чтобы встать по другую сторону и сражаться за независимость от Испании и короля? Да, я креол, но я, в первую очередь, испанец. Я не присоединюсь к предателям короны.       – Они не предатели, – со спокойной, но слегка напряженной улыбкой отвечал Мигеле, – они патриоты своей страны. Кое-что изменилось, пока нас не было, братец. Это больше не Испания, это другая страна – Мексика. Бедная испанская дочь выросла и требует самостоятельной жизни.       Так, споря, раз за разом они ни к чему не приходили. Братские узы были крепки, взаимная любовь и уважение не давали противоречиям вылиться в ссору. Однако опасности предстоящего пути они осознавали оба. Какими бы не были светлыми цели у предводителей восстания, но в войско их собирались разные люди – и отчаянных голов с бандитскими замашками хватало. Дороги стали небезопасны для одиноких путников. Они узнали о том, что в Веракрусе собираются попутчики, создавая караван, и присоединились к нему.       Обычно такие караваны спускались в долину Теуакана с севера, со стороны Орисабы. Но недавно Орисабу взяли войска Морелоса – еще одного священника в мундире, заменившего у повстанцев казненного падре Идальго. Теперь Морелос намеревался пройти к Оахаке – с севера на юг по долине Теуакана. Поэтому, чтобы не сталкиваться с его войсками, караван выбрал более длинную южную дорогу. Проведя много дней в пути и перевалив сьерру, они наконец достигли долины. Здесь караван должен был распасться на нескольких более мелких частей – ранчеро разъезжались по своим поместьям. Кроме тех, кто держал путь дальше, к западному побережью. Братья и Фелипа решили ехать через долину, вдоль горных отрогов одни.       Утром, едва рассвело, они, наскоро перекусив, собрали вещи и двинулись в путь. Лошадей и тихого, но неутомимого мула для Фелипы они взяли в Веракрусе. Большую часть поклажи везла лошадь Пабло, а Мигеле достался легкий, но юркий и беспокойный Адриан – так звали их негритенка. День снова был пасмурным и не жарким. Дорога в долине была не такой твердой и сухой, как на перевале. В сезон дождей реки здесь разливались, местами заболачивая большие пустыри, выплескиваясь из берегов озерами и запрудами, которые позже высыхали. Было не жарко, но тепло, и во влажном, пропитанном тропическими запахами цветов и растений воздухе дышалось гораздо легче, чем жарким летом, когда все вокруг покрывается вездесущей пылью.       Пабло и Филипа ехали рядом и молча, думая каждый о своем. Мигеле – впереди них, без умолку болтая с любознательным негритенком. Адриан признался, что никогда не уезжал с Кубы, но почти всю его родню продали на материк. У него были родители и братья, но он давно их не видал. Без особой надежды на ответ, скорее, чтобы поддержать разговор, Мигеле поинтересовался у Адриана, знает ли он кому продали кого-нибудь из его братьев. А услышав имя, так резко осадил лошадь, что ехавший позади и задумавшийся Пабло едва успел увернуться от него.       – Дон Карлос Ривера, – сказал мальчик.       – Откуда ты знаешь?– удивился Мигеле.       – Он и меня хотел купить, но потом передумал, – пояснил малыш. – Поэтому я запомнил. Вроде бы он разводит лошадей. А мой брат с ними хорошо управляется. И дон Карлос его купил.       – В чем дело? – подъехала к ним Фелипа. Пабло, уже догадавшийся, что сейчас скажет брат, усмехнулся.       – До нашего ранчо еще далеко, – ответил Мигеле. – Вряд ли мы успеем доехать дотемна. Да и до завтра тоже. Но если на ближайшей развилке мы свернем в другую сторону, то до ночи успеем добраться до нашего соседа – дона Карлоса Риверы. Уверен, он не будет возражать, если мы заночуем у него.       – Дон Карлос живет здесь? – обрадовался Адриан. – Я смогу повидаться с Умберто?       – Если он еще жив, – слегка охладил его пыл Мигеле, – или не продан кому-нибудь другому… Что скажешь, Фелипа?       Девушка посмотрела на сияющее лицо мальчишки и улыбнулась в ответ.       – Конечно, поедем. Это седло выматывает из меня душу. Буду рада хоть немного передохнуть.       Пабло послал ей встревоженный взгляд, но Фелипа устало отмахнулась. Доехав до развилки, они свернули к дону Карлосу. * * *       А в это время в другом рукаве дороги, по левую сторону от развилки, на расстоянии около мили от нее, укрывшись в небольшой дубовой роще, расположилась группа всадников человек из шести. Они привязали лошадей и уселись у корней одного из самых крепких и высоких дубов. Пятеро, коротая время, принялись играть в карты, а шестой спрятался в кустах у самой дороги, чтобы наблюдать за проездом. Время от времени кто-нибудь из игроков сменял его.       Они не знали точно, в какой день покажется их добыча, поэтому запаслись провизией на несколько дней. К седлам были приторочены ружья и пистолеты в кобурах, а пояса ни у одного не обходились без ножа, а то и пары. Их предводитель ко всему добавил веревку, он был отличным метателем лассо. Час шел за часом, по дороге иногда проезжал то индеец-пеон, то чей-то слуга или вакеро, но тех, кого они ждали, все не было. То вздремывая, то играя и ссорясь от игры, в терпеливой скуке проводили они дни. * * *       Гасиенда дона Карлоса, сколько помнил ее Мигеле, не изменилась. Может, только деревья у подъездной дороги немного подросли, да кусты стали гуще. Располагалась она не только в стороне от проезжего пути, но и на широком, с плоской вершиной холме (что спасало ее от обычных в сезон дождей подтоплений). Подъехав ближе, Мигеле понял, что кое-что все же стало иным. Забор, окружавший гасиенду, стал выше и крепче, а ворота в этот поздний час были уже плотно закрыты. Очевидно, восставшие не вызывали у хозяина особенного доверия и добрых чувств. Впрочем, возможно, он опасался не повстанцев, а самых обычных бандитов, коих развелось также изрядно.       В верхнем этаже большого господского дома был виден свет, да и двор явно был освещен факелами, бросавшими неровные отблески на ворота и ограду. Пабло подъехал первым и забарабанил в ворота.       – Кто там? – раздался изнутри звонкий, но недружелюбный голос.       – Старые друзья, – ответил Пабло. – Скажи хозяину, что его хотят видеть дон Мигеле и дон Пабло Гарридо.       – Гарридо?.. А… Да, сеньоры, сейчас, – голос явно удивился, послышался топот ног.       – Кажется, нас не ждали, – иронично заметил Мигеле.       – Как странно! Ведь всего-то… сколько там лет прошло? – поддержал его шутку брат.       Во дворе раздался шум, голоса. Ворота загремели и тяжело, но беззвучно растворились. Путешественники въехали во двор. Фелипа огляделась. От ворот каменистая дорожка вела к террасе, опоясывавшей дом. Справа и слева обширного двора располагались конюшни, сараи и служебные постройки. Две дорожки поменьше уводили на задний двор и к саду, откуда виднелись пышные кроны деревьев. Вдоль террасы ровными рядами высажены были незнакомые девушке цветы, наполняющие двор тонкими пряными ароматами. На сходе с террасы стоял хозяин ранчо, и несколько любопытных слуг выглядывало из дверей.       Дон Карлос в богато расшитом домашнем халате, накинутом поверх штанов и простой белой рубахи являл собой олицетворение крайнего изумления и радости.       – Мучачо! – воскликнул он, едва гости въехали в ворота. – Это в самом деле вы? Вот уж и не чаял, что снова увижусь с вами.       Братья спешились, Пабло помог спуститься Фелипе. Дон Карлос крепко обнял обоих. И вопросительно глядя на Фелипу, закончил тираду:       – Вы так надолго застряли в Испании, что мы с вашим отцом уже решили было, что вы там навсегда останетесь. Да и то сказать – что Мексика, а что Испания! Настоящая жизнь, культура, королевский двор!       – Рады видеть вас в здравии, дон Карлос, – с широкой улыбкой приветствовал соседа Мигеле. – Испания прекрасна, но родина всегда в наших сердцах. Мы вернулись.       – Прекрасные слова, мальчик мой, – дон Карлос достал огромный платок из кармана халата и протер сухие глаза.       – Позвольте представить, – Мигеле слегка поклонился в сторону их спутницы. – Сеньорита Фелипа Аррабаль, невеста моего брата. Дон Карлос Ривера, почтенный конезаводчик и наш сосед.       Дон Карлос едва удержался, чтобы не чертыхнуться. Невеста! Только этого не хватало. Но лицо его изображало все те же радушие и тепло.       – Какое удовольствие приветствовать вас здесь, сеньорита! Надеюсь, мы тоже подружимся, и вы будете часто бывать у нас, – дон Карлос поцеловал Фелипе руку и, не выпуская ее, обернулся к дому: – Сесилия! Сесилия, дорогая! Выйди поскорее, я хочу тебя кое с кем познакомить!       В дверях появилась немолодая, дородная, но приятная на вид женщина в темном домашнем платье и фартуке.       – Моя жена, Сесилия, – представил хозяин женщину Фелипе. – А этот ангел – невеста Пабло. Представляешь, сердце мое, нас скоро ожидает свадьба!       Донья Сесилия всплеснула руками. Последовали расспросы, восклицания, но все уже по дороге в дом и в доме. Гости были горячо приняты, размещены в лучших комнатах и провели вечер за множеством воспоминаний, разговоров, отменным ужином и несколькими бутылками вина. * * *       Улучив момент, пока гости переодевались к ужину, дон Карлос вызвал одного из своих конюхов и, вручив ему наскоро нацарапанную записку, велел скакать к развилке и найти там его людей. Дон Карлос отменял засаду, приказав отряду возвращаться на ранчо. Внезапное появление братьев Гарридо не на дороге, где их ждали, а в доме у самого дона заставило его срочно менять планы. Конечно, здесь, на гасиенде он не сможет их даже пальцем тронуть, чтобы не попасть под подозрение, но завтра они уедут домой. Дон Карлос поморщился, вспомнив про Фелипу. Девушка хороша и ему было даже немного жаль ее. Но она ему мешала не меньше, чем братья – наследники старого дона Агустино, чья земля уже столько лет манила дона Карлоса и все никак не давалась в его цепкие руки.       Отправив посыльного и погладив лохматого пса на цепи у ворот, хозяин вернулся в дом. А из конюшни за ним наблюдали две пары темных внимательных глаз – мальчика Адриана и его брата Умберто, который был помощником на конюшне и жил при ней.