Доза

В машине Томми зевнул, прикрыв рот ладонью. - А ведь, скорее всего, он прав. – Мрачно произнес Адам, выезжая на дорогу. – Я чувствую, что он прав, но не совсем представляю, как мне можно изменить сложившуюся ситуацию. - Ты о чем? – Рассеянно спросил Рэтлифф. – Я не уловил. - Да вот, Ройдманн считает, что я личность тоталитарная, осуществляющая жесткий контроль и … - И перфекционист до мозга костей! – смеясь, подхватил Томми. - И ты тоже так думаешь? – нахмурил свои черные широкие брови Адам. – Какая-то нелицеприятная картина у нас получается. - Но она не совсем такая безнадежная, - Томми сбоку посмотрел на Адама, отведя рукой свою челку со лба. – И потом, все, что ты назвал – не порок. - Не порок? - В меру – не порок. – Кивнул головой Рэтлифф. – Ты когда последний раз ходил босиком по прибою? Адам задумался, не удивившись. Рядом с Томми у него уже получалось не обращать внимания на какие-то несущественные отвлекающие детали. - Не помню. – Наконец признался он. – Мне некогда. - Сворачивай к набережной. – Рэтлифф определенно входил в роль командира, способного лихо командовать небольшим отрядом «морских котиков». – Вот так. Пляж Палисейда – это была довольно широкая песчаная полоса, которая начиналась сразу, без предупреждения, вдоль всего асфальтированного шоссе, протянувшегося по побережью и делящего пригород на две части – городскую и прибрежную. Высокие пальмы обрамляли парковку, дальше в уже заходящем солнце виднелись невысокие пока еще горы, прямиком спускающиеся в океан и – сам океан, с вечереющими волнами, нагоняемыми на песок несильным, но устойчивым ветром, с криками чаек, с компаниями серферов, возвращающихся к своим припаркованным машинам, с детским смехом и лаем резвившихся на влажном песке, собак. - Вот я не планировал бродить по воде, - ворчливо начал было Ламберт, но бросил эту непродуктивную затею – сопротивляться Дозе. Потому что его человеческий организм уже почувствовал эту дьявольскую зависимость, сродни той самой, самой опасной зависимости, когда можно даже и не заметить то, что ловушка уже захлопнулась и наружу торчит лишь самый кончик… хвоста. Томми решительно закатал штанины брюк своего арманиевского костюма и пошагал по мелким пенистым облачкам, которые набегали на мокрый песок с океанских просторов и тут же с шуршанием скатывались обратно. - Адам, - он обернулся на ходу, распуская узел галстука. – Ты разве забыл, что самая лучшая медитация – это единение с природой? Вот тебе и океан, и ветер, и закат, наслаждайся! Ламберт догнал его и, наклонившись, зачерпнул воду ладонью. Потом выпрямился и посмотрел на заходящее в океан солнце. - Нужно выбросить из головы все мысли. – Томми остановился рядом. – Почувствовать себя… почувствовать себя таким опустошенным, вроде бы как выпотрошенным… - А потом? – Адам притянул его к себе за отвороты расстегнутого пиджака. Рэтлифф спокойно смотрел ему прямо в глаза. - Потом… - Он отвел глаза, мягко отцепил пальцы Адама от лацканов, и тоже посмотрел на совсем уже низкое солнце. – А потом слушай себя… И те мысли, которые придут самыми первыми, скорее всего, и будут самыми главными… Адам еще постоял в прохладной воде прибоя. Океан никогда не бывал теплым, даже в полосе возле берега, на мелководье, под верхним водяным слоем, в прогревшийся жаркий полдень, всегда ощущалась грозная океанская прохлада глубин. - О чем думаешь? – спросил Томми. - О тебе. – тут же откликнулся Адам. Рэтлифф умолк, явно ожидая услышать иной ответ. - Я подумал, что ведь и ты сейчас, здесь, рядом со мной. И у тебя тоже есть мысли, которые пришли в твою красивую, хоть и не без странностей, голову. А у меня как-то так получилось, что мысли о жизни, о любви, о влечении, так вот все эти мысли оказались связанными с тобой. По крайней, мере, именно в эту минуту. - Любовь? – Томми прищурил глаза. – Давай еще расскажи про половинки, которые непременно найдут друг друга, нужно всего лишь подождать. - А ты, значит, другого мнения? - Естественно. Никаких половинок и нет. Есть, ты сам это сказал, - есть влечение. - Ну, да. – Адам смотрел сбоку на его профиль, четко высвеченный лучами солнца. – А еще можно сказать, что Тихий океан, - всего лишь водоем, а Эверест – так себе возвышенность, горка. - Я не это имел в виду… - Томми шутливо оттолкнул Адама, тот отступил дальше в набегающие мелкие волны с пенной каймой, потянул за собой Рэтлиффа и они остановились, обнимая друг друга. - Влечение? – Адам просто не мог оторвать взгляд от чувственно изогнутых губ. - Несомненно. – И Томми сам подставил свои полуоткрытые губы под поцелуй. – Я не буду кусаться. Отделявшие их от машины сотни метров, они бежали бегом, смеясь и толкая друг друга на бегу. На стоянке все еще было много автомобилей – люди приехали погулять по вечернему пляжу, но Адам решительно впихнул Томми на пассажирское место и опять притянул его к себе. Томми уже не сопротивлялся его поцелуям, снова и снова впуская в свой рот его настойчивый язык, Адам уже совсем почти перелез на его сидение, умудряясь при этом лишь на доли секунды оторваться от томминых губ. Ему каким-то чудом удалось вывернуть Томми из его пиджака, расстегнуть рубашку на нем и уже даже расстегнуть молнию на его брюках, как вдруг… - Простите, сэр, - никто из них не заметил, как к их джипу подошел полицейский и постучал в стекло согнутым пальцем. - Что это? – слабым голосом спросил Томми, а Адаму с трудом пришлось вернуть свой организм на место водителя. - Да, офицер… О, офицер Паркс? – Ламберт с немалым изумлением узнал в подошедшем копе того самого полицейского, который привез их обоих из «Лабиринта» в свой отдел. – А вы здесь какими судьбами? - Мистер Ламберт, - невозмутимо ответил ему Паркс. – Вы нарушаете своими действиями общественный порядок! - А что, уже и поцеловаться нельзя? – тут же встрял очухавшийся Рэтлифф. – В собственной машине? - Рэтлифф, - тон офицера не изменился ни на йоту, - Насколько я помню, этот автомобиль вовсе не твоя собственность. Далее. Поправка №211 к Административному Кодексу, применяемому в округе Лос-Анджелес, предусматривает штраф за административное правонарушение в виде оскорбления норм общественной морали… - Все, все, офицер, - Ламберт примирительно поднял обе руки вверх. – Мы больше не будем. Позвольте мы уедем, ведь у нас и правда были всего лишь поцелуи. Офицер Паркс задумчиво осмотрел салон машины. - Ваши поцелуи уже были нарушением, и вполне однозначно вели к самизнаетечему, - негромко проговорил он и добавил уже для них, - Так и быть. Ограничимся строгим предупреждением, хотя, Рэтлифф, у тебя этих предупреждений, как у нашей служебной собаки медалей и жетонов. Томми возмущенно дернулся, но Адам тут же успокаивающе положил руку ему на колено. - Так мы поедем, да? – робко спросил Ламберт. - Поезжайте, - подыгрывая ему, суровым басом отозвался полицейский. – И не отвлекайтесь от дороги. - Выпьешь чего-нибудь? – «Глэмми» снова переживал вечер, солнце уже село, сумерки наполнились благоуханием ночных цветов и трав из небольшого патио. Адам смотрел на Томми, сидящего у широкого окна спальни. Свет лунный и искусственный словно обволакивал его обнаженную фигуру, серебрясь на коже и подсвечивая волосы платиновым прозрачным ореолом, словно отражаясь на шелке его волос. Рэтлифф покачал головой и поднялся. Он шел к кровати ровно по этой нереально яркой лунной дорожке и, подойдя, сразу же обнял Адама за шею, ложась на спину и притягивая его на себя. - Тебя… - прошептал он. Адам утонул в их поцелуе. Сколько у него их было, за всю его половозрелую жизнь – не сосчитать! Но почему-то именно томмины поцелуи захватывали его полностью, возможно, что он до сих пор помнил, что первый их поцелуй был укусом, и рисковал вновь и вновь быть укушенным. Эта мысль так отчетливо сейчас отпечаталась у него на лице, что он улыбнулся, оторвавшись от губ Томми. - Смеешься? – Томми не выпускал его из своих объятий. - Вспомнил, как ты укусил меня. – Ответил Адам. – Так профессионально, я даже рассердиться не успел. Рэтлифф тоже мягко улыбнулся в ответ. - Я целуюсь не потому, что хочу целоваться. Я хочу целовать именно тебя… - Вот теперь я понимаю, почему ты – Доза… Доза-заноза… Томми рассмеялся, словно рассыпал бусины по звонким каменным плитам. Адаму буквально не хватало этого последнего спускового крючка. Он тут же перехватил его руки и Томми сам закинул их за голову, а Адам тут же приник к его беззащитно выставленной гладкой шее, наслаждаясь запахом кожи – немного терпким и острым от уже выступившей испарины, поцеловал соблазнительную ямочку между выпирающими ключицами и сместившись еще ниже по томминому телу, обвел языком его сосок. Томми был весь идеально гладкий, без единого волоска на всем своем стройном, даже слегка худом теле, он был нежный и струящийся под пальцами, словно дорогая ткань из натурального шелка. Адам еще раз облизал каждый сосок, прихватывая зубами по его ореолу, потом руками провел по всей его шершавой от выступивших мурашек груди и снова вернулся к его губам, ощущая своим животом его эрегированный член, выдававший однозначное желание Томми уже несколько последних минут. Томми ловко вывернулся из-под тела Адама и сам уже без всяких долгих дорожек из поцелуев, рывком склонился над его пахом и плотно обхватил напряженный член. Провел языком, слизывая выступившую смазку и повернув голову, снизу, боком, искоса глянул на Адама прищуренным карим глазом. Адам видел его свесившиеся светлые волосы и, опустив руку, отвел их от лица Томми, попутно погладив его пальцем по гладкой горячей щеке. Томми вздохнул и взял его член в рот. Адам выгнулся, так же беззащитно выставив и свою шею, и запустил обе руки в томмины волосы, придерживая его затылок. Дальше была только горячая влажная бездна, полностью поглотившая сознание Адама, он ощущал лишь с каким упоением Томми вытворяет с его членом этот горячечный танец – с полизыванием ствола по всей длине, потом поцелуи головки – самые чувствительные, с попаданием языка в его щелочку, которая уже исходила естественной смазкой и Адам мог видеть, изредка разлепляя мокрые от выступивших невольных сладких слез, ресницы, как эта смазка блестит на распухших красных губах Томми. Рэтлифф не останавливался ни на минуту, он пропускал член Адама в самое свое горло, потом резко выпускал его из своего рта, от чего член, придерживаемый его рукой, шлепал его по губам с влажным пошлым звуком. Наконец, Томми, чувствуя, что минет, каким бы прекрасным он не был в его исполнении, а все же он был лишь вступлением, увертюрой, опрокинул на обе лопатки, приподнявшегося было под ним Адама и тут же, придержав его член рукой у самого основания, сел на него сверху. Адам перестал дышать на мгновение, которое было для него поистине, одним из самых прекрасных мгновений. Томми сел сразу, впустив его на полную его мощь в себя, и, переждав секунду, уперся своими руками в адамовы предплечья, наклонился немного вперед и начал двигаться. - Томми… - Адаму хотелось повторять и повторять его имя, и чтобы это длилось вечно – этот танец любви в лунном свете, так и льющемся изо окна, - Люби меня, Томми. Томми согласно кивнул, тяжело дыша, уже едва сдерживая свои собственные эмоции, и Адам, придержав его за бедро одной рукой, взял его член в свою другую руку. Рэтлифф дернулся, пытаясь по отработанной привычке, захлопнуть в себе естественные реакции, но его тело моментально воспротивилось, тем более, что Адам в этот раз и не собирался останавливаться. Томми продолжал насаживаться на член Ламберта, и Адам не прекращал с силой ласкать и сжимать его член, пропуская сквозь кулак. - Ну, же, Томми, давай, кончи для меня, мой хороший… И Адам увидел наконец, увидел томмино лицо в момент оргазма, как он и мечтал в их еще самую первую близость – оно было действительно прекрасно – мерцающее выступившими бисеринками пота над изогнутой и оттопыренной верхней губой, с закушенной нижней губой, с плотно сомкнутыми ресницами и сведенными к переносице темными дугами бровей. Томми откинул голову назад, и Адам почувствовал, как его горячая сперма просачивается сквозь пальцы его кулака и Томми продолжает еще бурно кончать, толкаясь ему в руку. Адам настолько остро почувствовал это, что и сам тут же ощутил взрыв в своем собственном паху, судорогу, сводящую пальцы ног, и Томми выпустил его извергающий сперму член, из себя, и обессиленно упал на кровать рядом с ним. - Доза – это… это нехорошо для такого послушного мальчика, как ты, Томми Джо… - переведя дыхание, сказал Ламберт. – Это неправильное прозвище. - Правильное, - усмехаясь, отозвался Томми, облизывая липкие от своей собственной спермы пальцы Адама. – Это когда после одного поцелуя хочется еще и еще, а после секса… - А после секса? – подхватил Адам, чувствуя как на него снова накатывает темное вожделение от этого дьявольского блондина, так ловко работающего своим кошачьим язычком над его пальцами. - А после секса хочется только одного – еще секса. – Прищурил Рэтлифф свои бездонные карие глаза. – Главное – не передознуть.