Музыка:
LOUNA — Те, кто в танке
3901 год п.р.
Планета Земля.
Запись 7.
Итак, поверхность уже заполнилась светом. Выходим с минуты на минуту.
День предстоит большой. Нам нужно свыкнуться с новой местностью и выяснить, каков уровень активности мятежников в этом районе. Самые рискованные этапы уже пройдены: нас не подорвали, пока мы разбивали лагерь. Сразу понятно: мы сели не в жерло вулкана. Однако как далеко от него мы находимся — это нам ещё предстоит понять.
Я задокументирую наши успехи, как только вернусь.
***
Ничего, как и следовало предполагать о первой разведке. Здешние леса дики и бескрайни — ни намёка на цивилизацию. Насколько сложной задачей будет выслеживать в них мятежников, если даже представители местной фауны шарахаются от нас за версту? А ведь мы оба прошли базовую разведподготовку.
Я не ждал от этой миссии ничего иного, однако Зим негодует. Уж не знаю, чего он ожидал — что повстанцы сами выйдут из леса нам навстречу? С копьями и улюлюканьем?
Не нашли мы ничего и на второй день, хотя покрыли приличное расстояние, продираясь через чащу от рассвета до заката — заката очень яркого, окрасившего атмосферу в малиновый, как герб, как кровь, как форма, как Зим и всё, что в нём есть…
Так о чём это я? Ах, да.
Стоило нам спуститься, а мне вытащить дневник, как Зим решил устроить, как он выразился, «внеплановое стратегическое собрание».
— Нет, так дело не пойдёт! — безапелляционно заявил он, заложив руки за спину и глядя на самостоятельно начерченную карту с таким видом, будто это она во всём виновата. — Мы же иркены! Мы должны справиться с этой лёгкой задачкой в два счёта! Почему мы ползаем по болоту, словно это мы дикари, а не они? А? А???
Я оторвал глаза от записи и попытался изобразить на лице сосредоточенное размышление над вопросом.
Зим вздохнул, развернулся на пятках и направился в коридор, ведущий к кораблю:
— Я сидеть на заду ровно не собираюсь! Сейчас же пойду проверю корабль, и как только рассветёт — сразу воздушная разведка! Сию же минуту!
Я вскочил — так быстро, что аж сам удивился — и поймал Зима за плечо.
— Ты что, в этом же нет смысла! Ты видел эти заросли? Да мы с воздуха увидим меньше, чем отсюда! К тому же рискуем привлечь внимание. С любого пролеска нас будет видать, что уж говорить о шуме.
— А ещё я сложил в корабле свою коллекцию мха, — вставил свой аргумент ГИР из-за стола. — Очень ценного. Не трогайте.
Осознав, что силы неравны, и, вероятно, не желая разбираться с коллекцией мха, Зим проворчал что-то невнятное и ушёл. Не к кораблю, а куда — я не смотрел. ГИР с бряцаньем спрыгнул на пол и понёсся вслед.
Мне стоило бы последовать его примеру, и скоро я привыкну делать это без раздумий, как Зим, но я задержался, чтобы записать итог наших экспедиций.
А как только я встал и дошёл до мастерской, под ноги мне прилетело что-то маленькое и железное — чудом не упал!
Внутри стоял хаос: все вакуумные ящики для запчастей были выдернуты из своих гнёзд, некоторые вскрыты. Зим сидел посреди груды деталей, брал их по очереди, после чего восклицал «Ага!» или «Нет, не то!» — и либо клал деталь рядом, либо кидал за спину.
Увидев меня в отражении очередной железки, он недовольно повернулся:
— А ты-то зачем сюда лезешь? Иди себе, наблюдай в сторонке.
— Зим, это и моя миссия тоже… Так, стоп, это что — от главного компьютера?!
— Ля-ля-ля, ничего не слышу, я очень занят! ГИР, отвлеки его.
— Есть! — пискнул робот, подскочил ко мне и принялся лихо отплясывать.
Интересно, где это в ПО у СИРов записаны танцы?
Подумав об этом, я тут же понял: ГИРу-таки удалось меня отвлечь. Отпихнул его ногой в сторону (больно!) и подошёл к Зиму. Путь сам по себе был сложен и тернист, ибо каждая из деталей на полу стоила столько же, сколько половина моих внутренностей.
— Что, во имя Ирка, всё это значит? — вопросил я, уворачиваясь от очередной ценности.
— Как что! У меня идея! — хищно-радостно сверкнули мне в ответ глаза-стёкла.
Похоже, забыв о том, насколько опасны бывают идеи Зима, я попросил его рассказать о задумке.
— ГИР, — позвал Зим, сложив руки рупором. — проектор мне!
Далее последовала красочная презентация, сопровождаемая яростным размахиванием руками, пинками в сторону воображаемого противника и неутомимым самовосхвалением. Последнее заняло по меньшей мере треть представления.
Всё ненужное я преспокойно прослушал, так что излагаю идею в сухом остатке: суть будущего прибора Зима в том, чтобы отслеживать сигналы, с помощью которых сообщаются компьютеры на базах и кораблях современного типа. Без базы на дикой и неизвестной планете жить невозможно — о хранении оружия и говорить нечего.
Звучало на первый взгляд весьма достойно, однако сборка так называемого Распознавателя из запчастей базы — это же вразрез всем правилам! Сломаем — и лишимся права на ошибку. Следующая поломка на базе может нас убить.
Зим все эти доводы выслушал, покивал и назвал меня параноиком.
Его наглость способна восхищать. Нет, подумать только: даже будучи ростом еле выше прислуги, он ухитряется смотреть на меня свысока!
— Во-первых, я тебя слушаться не обязан, во-вторых, не суетись, Диб-шпион. Эту красоту мы используем всего один раз, а потом детали отправятся на своё законное место. Ну разве я не гений?
Я тяжело вздохнул: пути назад нет. Значит, постараюсь сам удостовериться, что всё безопасно.
И вот, настояв на участии в создании прибора, я оказался обвешан чертёжной и вычислительной работой.
— А каков радиус поиска? — поинтересовался я, разглядывая чертежи.
— Как каков! Вся планета, разумеется, — ответил Зим из вихря экранчиков, вертя в воздухе приблизительную модель своего детища.
— А нам железа не хватит.
Зим помолчал несколько секунд, затем извернулся, вылез из голограмм, посмотрел в список учёта деталей, потом на чертёж. Обратно на список. И снова на чертёж. Поморгал.
— А, так я оговорился, бывает. Конечно, я с самого начала всё учёл! Смотри-ка, ещё вздумал проверять Зима!
На мой максимально скептический взгляд он не обратил никакого внимания. Не получив адекватного ответа на свой вопрос про радиус, я предложил задать лимит, дальше которого прибор сканировать не будет.
— Ведь детали, которые мы берём, на это не рассчитаны, — добавил я. — кто знает, может их на всю планету не хватит. И вообще, к западу от нас сплошной океан, не под водой же им прятаться.
Зим качнул головой и нехотя согласился. Идея ограничений в целом его явно не привлекала, но и просто ляпнуть в ответ «нет» я бы ему не дал.
Работы было не на один день: сборка виделась только на горизонте. Чтобы работать со всею эффективностью, мы прекратили бесцельные вылазки в лес. Это радует — ведь если повстанцы-таки засели неподалёку, теперь они точно осмелеют и выйдут обратно наружу. Тут-то мы их и накроем.
Однако я стал удивительно быстро уставать, хотя и не подавал виду. Всё-таки на планете Архивия, где я раньше работал цензором, соотношение отдыха и работы за местные сутки в основном составляло один к пяти, поэтому я привык много времени тратить на себя, и за время слежки за Зимом просто рассеивал свои дела.
Потому я и был поражён, когда увидел, что Зим не отдыхает вовсе. Сам он мне сказал, что после постоянного физического и нервного напряжения на Фудкортии эта миссия кажется ему курортом. Сейчас у нас нет графика, и всякую свободную минуту он проводит за работой над нашим оружием против оппозиции. Отдыхать, кажется, отвык совершенно. Напрашивается, между прочим, вывод: занятость на Ирке
чудовищная абсолютная.
Впрочем, уверяют нас, это окупается широким и надёжным выбором.
Любого иркена, который закончит Академию и военную подготовку, устроят гарантированно по выбранной квалификации — тем и славна наша Империя, что вопрос самореализации, высший в пирамиде психологических потребностей, решён совершенно исчерпывающе.
По крайней мере… так нам говорят, пока мы растём. Едва кто-то перестаёт расти, появляются оговорки. И чем мельче иркен, тем, разумеется, сложнее ему пробиться на более высокую должность — на то она и
высокая.
Кроме этого, достижение каждым своих и только своих целей — это самый настоящий индивидуализм. Никакой командной работы, а без неё далеко не уедешь!
И вот здесь — когда нужно повлиять на общественное мнение как на сумму единиц — вступает мощная, направленная на нужды Империи агитация.
По причине этой самой агитации, обещаний великой прибыли и славы не по росту, а по заслугам — идут. По официальной статистике… идёт большинство.
Чем ближе к фронту, тем меньше индивидуальности. Это более чем объяснимо: чем меньше у тебя было собственной жизни до фронта, тем меньше тебе терять. Ты станешь героем, мучеником во имя отечества, лишь повинуясь приказам. Иди вперёд, иди через лазерные канонады — и пусть гул заряжающейся пушки заглушит крик боли.
Тебе посмертно выдадут медаль и твоё имя — сотни, тысячи имён в списках — прозвучит торжественно один раз и канет навечно.
Стране нужно всего несколько штук математиков, историков, поэтов — и тысячи тонн пушечного мяса.
Я понимаю, Зим стремится не на звёздный флот, а в Захватчики — но если подумать, разница не так велика. Список не сотенный, и свои награды, если повезёт, захватчик увидит ещё при жизни, но что в конечном итоге? Захватчики исчезают за почётными таблицами один за другим. Почему Зим, такая яркая, пытливая, уникальная личность, стремится стать одним из множества? Да, он пояснял, что хочет быть признанным Высочайшими. Но ему ли не знать, сколько есть путей признания!
Если опустить растущую с каждым днём вероятность, что он дефективен, то Зим с его детским рвением воплотить задумку в жизнь — больший изобретатель, нежели солдат.
Нет, мне, конечно, известно, чего он уже успел наизобретать… Но когда я вижу, как он старается, чтобы всё работало, мне отчего-то верится в его способность учиться на ошибках.
Ради проверки я попытался расспросить, что Зим думает о своём научном прошлом. Однако ответа не добился: испытуемый то вдруг начинал изображать самую бурную деятельность, то и вовсе делал вид, что меня не слышит. Сдаётся мне, обсуждать прошлые проявления дефекта для него неприятно.
И вот опять я задумываюсь о чувствах осуждённого. Эту привычку — да бросить бы! Если родина прикажет, я должен буду взять его за горло и вытрясти ответы: весь мотив, всю подноготную.
Так что же я… Мне ведь, можно сказать, уже велели взять его за горло! А сижу…!
Впрочем. Имеет ли расправа срок годности? Я могу убить его, когда представится удобный случай или когда мы разберёмся с проклятыми повстанцами. Если Распознаватель обнаружит их, то времени до конца миссии ещё масса — успею. Пока что буду конспектировать его поведение, как и прежде. В случае чего этот дневник станет доказательством моей невиновности.
Тем временем пробные запуски прошли успешно: прибор распознал главный компьютер нашей базы и не подал ни единого признака неисправности.
За несколько часов до запуска Зим уже пылал так, что на нём можно было жарить котлеты. Клянусь, ГИР этим бы и занялся, будь у него сырьё. Я был бы очень этому рад, ведь Зим перестал бы отвлекать меня от записей (прямо во время работы он о чём-то восторженно завывал у меня над антеннами). Довольный до невозможности, он суетился вокруг Распознавателя, отлаживал систему и проверял настройки.
И вот все приготовления были завершены. Пора начинать.
Я придерживал на коленях ГИРа, чтобы он ненароком ничего не свернул. Зим встал у приборной доски.
— Вот уж я их!!! Сдадутся как миленькие! — и захохотал оглушительным, злорадным, леденящим кровь смехом.
Уже предвкушая обнаружение, он занёс руку над рычагом, а затем с видимым наслаждением опустил его.
Сканирование стартовало. Начальный радиус был мал, так что мы не удивились нулевому результату. Зим в лёгком беспокойстве расширил радиус.
Прибор озадаченно погудел, охватывая километры и километры леса, но опять не выдал ничего.
— Что за дела! — воскликнул Зим уже с порядочным раздражением.
ГИР вывернулся у меня из рук и пото́пал к нему. Я в ту минуту не обратил внимания — глаза мои были направлены на датчики.
— Ещё раз! — объявил Зим после краткого раздумья. — Чую, вот-вот обнаружим.
С новым нажатием рычага мигнуло предупреждение: лимит близок. Зим благополучно его проигнорировал.
Опять гудение. Мы, затаив дыхание, вглядываемся в показатели.
И вновь ничего.
С досады Зим стукнул по корпусу кулаком.
— Надо расширить ещё! — вскричал он. — Не может их тут не быть!
— Может, — ответил ГИР, дёргая Зима за форму.
— Не может!
— Может.
— Не может!!! — Зим дёрнул рычаг ещё раз, расширяя радиус до всей планеты.
Тут же каскадом обрушились на нас звуковые, световые и письменные предупреждения: прибор перегревается!
Я кинулся отключать. Зим оттолкнул меня:
— С ума спятил?
— Я спятил? Да оно сейчас рванёт!
— Я всё стабилизирую, мятежники у нас в руках!
Не слушая, я толкнул его, потянулся к кабелям, отключил. Но поздно. Уже сам корпус источал жар. Я хотел схватить Зима за шиворот и оттащить, но он полез к самому эпицентру.
Тянусь к ГИРу, прячу в полы формы. Прыжками — к выходу…
Бум.
Меня опрокинуло.
Жар нестерпимо хлестнул по затылку.
Лежу ещё секунд пять, голова ГИРа больно врезается в грудь. Приподнимаюсь, щупаю антенны. Хорошо, что прижал их к полу. Почти не оглушён.
Слегка пошатываясь, подбредаю к Распознавателю. Точнее, тому, что от него осталось, — изогнутому, покорёженному, дымящемуся.
Зим спрятался под удачно изогнувшимся при взрыве железным листом от корпуса. Лист горячий. Зим прижался к полу, чтобы его не касаться. Лапами из ПАКа я отогнул лист и кинул в сторону. Зим всё ещё сидел на коленях, согнувшись в три погибели.
— Эй, гений инженерии. Вставай.
Зим помотал головой. Затем, подумав немного, поднялся на ноги при помощи ПАКа. Но и после этого он не распрямился, ладони прятал в подмышках.
— Что с тобой?
— Ш-ш, не трогай. Пусть сначала обезболивающее… Ай!
Я схватил его за локоть и высвободил руку. Обожжена. Резина перчатки покрылась пузырями и прилипла к коже, дополнительно травмируя её. Я посмотрел на морщившегося от боли Зима с некоторым сожалением: выглядело поистине жутко.
Взяв его за спину, я повёл Зима в медотсек.
— Дурак, ой дура-ак, — сетовал я по пути. — Всё, больше я в твоё машиностроение ни ногой. Сам мастери, сам подрывайся, сам себя обжигай.
— Я лучше ещё раз обожгусь, чем тебя выслушивать, — Зим скривился. — сам же и навязался мне «помогать».
— Да без моей помощи ты бы в первый день взорвался, нет, в первый час!
— Неужто? А вот я знаешь, что думаю? Из-за тебя мой Распознаватель и перегрелся. Из-за твоего лимита.
Я не выдержал и с ноги проводил Зима в медицинскую.
Возвращаться в мастерскую смысла не имело: главный компьютер уже занялся приведением помещения в порядок. Как минимум дымом уже не пахнет.
В надежде расходовать энергию собственного раздражения я в одиночку покинул базу и — в непроглядную чащу леса. Куда глаза глядят. Быть может, в последний раз на этой пустой, одинокой планетке.
Голова, всё ещё занятая Зимом, гудела отголосками взрыва. Обалдуй дефективный… И я недавно боялся его! Да он укокошит себя сам, без моей помощи! Как он вообще дожил до встречи со мной — без инстинкта самосохранения? Почему, интересно, я давеча без раздумий пошёл посмотреть, что с ним? Надо было оставить его там, под железным листом. Подумал бы про содеянное, помучался бы и сам вылез.
Останавливаюсь, чтобы топнуть ногой, смотрю вниз… и замираю. Сажусь на корточки, пригибаюсь к земле. Убеждаюсь, что зрение меня не обманывает. Опасливо оглядываюсь, прислушиваюсь, запоминаю место. Вскакиваю, лечу на базу быстрее ветра.
— Зим! Бежим, срочно, ты должен видеть!
Он подскочил, наскоро смазал чем-то уже заживающие пальцы и помчался за мной.
Мы недолго петляли в сумерках. Место нашлось. Припали к земле.
Во влажной лесной грязи виднелся чёткий отпечаток грубого повстанческого сапога.
