Обо всём и ни о чём

– Ванда? – Питер удивляется, округлив глаза, и захлопывает учебник. Ванда на это лишь усмехается и, пройдя в комнату, бесцеремонно взбирается на чужую кровать. – Зачем ты здесь? – Поболтать пришла, – она подбирает под себя ноги, а на колени укладывает подушку. Упирается в неё локтями. – Посекретничать. – Она улыбается и, пошевелив пальцами, дожидается, когда дверь в комнату снова откроется, и закрывает её уже на замок, после того, как перед ней опускается поднос. Питер отмечает приятное разнообразие вредных вкусностей и шоколадное молоко. – Хорошо, – он настороженно соглашается и откладывает учебник на стол. Забирается на кровать, усаживаясь напротив Ванды. – О чём? – Аккуратно интересуется он. – М-м, ну, не знаю, – Ванда всовывает в руки Питера стакан с молоком, отвлекая его внимание, – о девочках, о мальчиках. Тебе ведь кто-то нравится? – Возможно, – уклончиво отвечает Пит, но под взглядом Ванды тушуется и краснеет, – да. Тебе тоже кто-то нравится? – Ванду веселит то, как Питер спешно пытается перевести тему. Никакого изящества. – Ага, – она улыбается, тянет из миски горсть M&M’s, закидывает пару штучек в рот, – Наташа. – П-правда? – Вид у Питера ошарашенный и забавный. Ванда смеётся и кивает головой. – Она пугает, – тихо добавляет он, на что Ванда звонко фыркает. – Ну, ей хотя бы не сто с небольшим, – замечает она и спешит спрятать улыбку за стаканом с молоком. – Как ты… – Питер краснеет, затравлено скулит, прячет лицо в подушку. Звучно в подушку же чертыхается, но звук выходит глухим. После чего он поднимает взгляд на Ванду и спрашивает, – так очевидно, да? – Даже не знаю, Пит. Если скажу, что это я слишком наблюдательная, может оказаться, что соврала. Но вот то, что Барнс это не понял – факт. Почему ничего не скажешь? У него сегодня день рождения. Поздравь, подари себя. – Как ты себе представляешь подарить себя человеку, которому не нужен? – А ты у него спрашивал? – Ванда интересуется ненавязчиво, её цель подтолкнуть, а не спугнуть. – Я, конечно, мысли не читаю, не в моих правилах силу на друзьях использовать, но я и не слепая вовсе. Вид у Питера задумчивый. Он погружается в свои мысли, кажется, слишком глубоко. Ванда не торопит. Наблюдает. Шуршит упаковкой и хрустит чипсами. * – Эм, – когда дверь открывается, Питер теряется в раз, переступает с ноги на ногу, тянет рукава толстовки, – мистер Зим…, то есть, Джеймс, эмм, поговорим? – Малыш, – Джеймс оглядывает парня с головы до ног и задаётся вопросом, как тот его вообще нашёл, но потом вспоминает про слишком своевольное творение Старка – Пятницу – и про то, что всё тот же Старк, слишком много пацану в этой Башне позволяет. Вздыхает тяжело, – я усердно делаю вид, что меня сегодня не существует. Так что… Баки отходит в сторону, шире открывая дверь, чтобы парень смог войти в помещение, но вместо этого слышит какой-то едва разборчивый лепет про Ванду и про её россказни, который перемежается с извинениями едва ли не через каждое слово. Барнс хватает уже готового сбежать парня за руку и втаскивает в комнату. Ловит себя на мысли, что это обаятельный и чертовски правильный Паркер, которому нужно говорить всё предельно конкретно, чтобы не дать возможности надумать то, чего и существовать не может. Порой слишком правильный, что Баки тут просто не место с его неправильными мыслями в отношении него. С теми, что не дают нормально спать. Что побуждают задаваться вопросом, как скоро он сведёт себя с ума своими несбыточными фантазиями, что идут в разрез с действительностью. В голове почему-то всплывает образ Романофф, что глядит на него из-под бровей и возмущённое «а ему ты об этом говорил?». Не говорил. И не то чтобы планирует. Он, конечно, не образец для подражания, но и эгоцентричность не его конёк – жизнь пацану портить он не намерен. – Так, – Джеймс привлекает к себе внимание, – о чём говорить будем? – Говорить, да, – Питер тянет рукава толстовки. Джеймс смотрит на пальцы, нервно мнущие тёплый хлопок подбитый флисом, и сглатывает. Рой неправильных мыслей кружит в голове и кружит голову. Он представляет, как один за другим, подносит пальцы к губам, целует. Как чуть усиливает хват на тонком запястье и подталкивает парня к действиям. Как медленно, размеренно, вбирает указательный палец в рот и, смакуя, посасывает его. А сам тем временем не сводит взгляда с губ. Тонких. Упрямо поджатых. Что приоткрываются едва заметно, когда пацан жадно тянет воздух, и вновь сжимаются в тонкую линию, когда вместе с воздухом в лёгкие просачивается из последних сил сдерживаемый стон. – Ванда сказала, – Питер тяжело вздыхает, и словно с обрыва прыгает, поднимает взгляд на Джеймса. Смотрит внимательно, осторожно. Джеймс теряется. В глазах, в которые сознательно старался не смотреть. Мотает головой и переводит взгляд на губы, чертыхается, когда белые зубы нервно смыкаются на нижней, прикусывают. – Она сказала, – настойчиво тянет мысль Питер, – что в попытках спрятать свои чувства, я не смотрю на тебя, поэтому не вижу того, что видит она. – Он произносит это так быстро, что Джеймсу кажется и не дышит вовсе. И Барнс понимает, что и сам задержал дыхание, потому что, кажется, у него галлюцинации. Кажется, он спит и снова видит сон. – Эмм, – тянет Питер и тупит взгляд, словно теряя в раз и выдержку, и смелость, и крупицы надежды, что в нём посеяла ведьма, – я подумал, – тянет рукава, и, кажется, его, Баки, нервы, – может быть, мы сходим куда-нибудь? – Сейчас же, – звучит резко, громко и неожиданно. Джеймс, не раздумывая тянет Паркера за руку, обхватывая тонкое запястье. Тянет прочь из комнаты, Башни и опротивевшей действительности. Кажется, это первый день рождения, в который Джеймс Барнс получил то, о чём грезил. * Губы у Ванды красные. Припухшие. Зацелованные. Она улыбается и сгребает горсть маршмеллоу. Выбирает из прихваченных те, что розового цвета, кидается ими в Питера. Раз. Маршмеллоу ударяется о лоб, отскакивает, валится на раскрытую на коленях книгу. Два. Ещё одна повторяет ту же траекторию. – О мальчиках и о девочках, – говорит Ванда, – поговорим? – Она вытягивает ноги и откидывается на подушки. Подтягивает к себе упаковку жевательного мармелада. Смотрит на Питера внимательно и нарочно сильно тянет упаковку в разные стороны, разрывает, позволяя мармеладу рассыпаться. Она довольно щурится, закусывает лакричного червяка и тянет, пока тот не рвётся. Питер смотрит на неё с возмущением, книгу откладывает в сторону. Выражая недовольство, поджимает губы. Припухшие, зацелованные губы.