Обо всём и ни о чём

Струны под пальцами. Струны души. Тронешь одну, и она заплачет. Коснешься другой – рассмеётся. Струны под пальцами, а в душе… Питеру хочется, чтобы хоть раз там было пусто. Отсутствие эмоций... и мыслей в голове. Только это то, что ему недоступно. Пальцы ласково оглаживают гриф. Голос, такой любимый им, шепчет под струнный рокот слова, что до дна души достают, на изнанку её выворачивают. – Ради многих жизней, что потерял. * Питер ненавидит ту правду, что слышит в строках песни. Ненавидит себя за то, что сделать с этим ничего не может. – Ради многих лет пребывания призраком. * Пальцы по-прежнему ласково терзают струны, когда Питер начинает шептать в унисон. – Слабый и скованный стою на краю. * Джеймс смотрит на него так, словно Питер сейчас растворится и исчезнет. Словно он бросит его, Баки, здесь наедине с той правдой, что они отыскали для себя в словах чужой песни. Но бросать и куда-либо исчезать Питер не намерен. Только если вместе с Джеймсом. Только если вместе: соприкасаясь взглядами, теплом, задержавшимся на кончиках пальцев, шёпотом слов обличающих их души песен. – Но куда бы я ни шёл, пока не сделаю шаг, я буду слышать: "Мальчик, ты же знаешь, что проиграешь." * Баки прикрывает глаза. Вслушивается в мелодичный мальчишеский голос. И честно, он бы хотел никогда его не слышать таким. Для него Питер – чёртово солнце. И Баки бы приложил все силы, переписал, ворвался в прошлое и всё исправил. Сделал бы так, чтобы его мальчик не знал насилия и потерь. Если бы это было возможным. Если бы вмешательство в прошлое меняло их настоящее, а не создавало ему подобное… – Они говорят, я не решусь, не сдвинусь с места. Они затягивают тугую веревку вокруг моей шеи.* Питер не ждал помощи, не взывал о ней. Он боялся быть услышанным. Сирота, мутант, подросток… Проблемы этот набор делают ярче, но не желаннее. Он уже привык так. Кричать в себя, а эмоции спускать с поводка посредством натянутых струн. Бен был для него не всем, но очень многим. Бен был дядей, отцом, другом. Примером. Под его кровать старая, потрёпанная, но ухоженная акустическая гитара перекочевала из рук Бена. Он научил справляться, изливая душу музыкой. – Было ли тебе так больно, что становилось тяжело дышать? ** – Плакал ли ты так сильно, что от слёз глаза едва видели? ** Теперь Бена нет, и все эти давящие ярлыки Питер робко перевесил на мистера Старка. Тот, возможно, сам того не ведая, носит их не снимая. Но прийти и вывалить на него свои проблемы Питер не может себе позволить. Поэтому всякий раз тянется к гитаре, что теперь ютится под кроватью в его комнате в Башне. – Успел ли ты потерять то, чего уже не вернуть? ** – Огонь боли выдохся, но всё ещё обжигает… ** Чего Питер никак не ожидал, так это того, что его спасательным кругом станет Джеймс Барнс. Тот, что со слов мистера Старка, и смотреть в его сторону не должен. В тот день было особенно паршиво, поэтому струны Питер терзал настойчиво и до тех пор, пока они не начали окрашиваться алым. Годовщина Бена ему всегда даётся нелегко, чувство вины выедает изнутри. Пока жизнь делает круг, чтобы вернуть его к этой точке отсчёта, напомнить, что он потерял и что не предотвратил, Питер держится, переключает своё внимание на тех, кому может быть полезен. Но в день смерти Бена, приходит понимание, что за минувший год ничего не изменилось – Бена по-прежнему с ними нет, он все так же виноват в этом. Легче не становится. Кислород ушёл из лёгких, когда гитара покинула его руки. Джеймс молча сел перед ним и обработал антисептиком истерзанные в кровь пальцы. Тот, кому запрещено смотреть в его сторону, не должен касаться его так, словно ему не всё равно. Не должен оглаживать гриф старой гитары, словно держит за руку лучшую подругу. И вкладывать её в руки Питера – тоже не подходит под определение не контактировать. И петь ему… – Увидел ли ты огни сигнальных ракет, рассекающие небо? ** Голос Джеймса стал для него полным откровением. Возникло чувство, что он не должен был это услышать. Не он. Но они здесь вдвоём. Друг напротив друга. – Видел эти искры надежды? Ты не одинок, ведь кто-то же посылает эти ракеты. ** Глядя в серые глаза напротив, Питер сам не понял в какой момент начал вновь перебирать струны. Где-то в груди защемило от той нежности, с которой на него смотрел монстр, то чудовище и безжалостный убийца, которым считают Джеймса Барнса. Питер заметил те сигнальные ракеты, которые послал Джеймс.