***
Дверь открылась с уже привычным лязгом засовов. В камеру вошел герр Круспе, как всегда с идеальной выправкой и в идеально выглаженной, вычищенной форме. Казалось, что пылинки боялись опуститься на него и испортить весь этот образ. — Идем. — Рихард остановился у входа. Его голос — такой мягкий, но и не дающий права ослушаться, — будто намекал на последствия неповиновения. Полина решила не противиться. Ныло тело из-за металлических пружин кровати, а голова кружилась от нехватки нормального притока кислорода. Даже поэтому приказ покинуть ненавистную камеру Власова расценила как возможность отвлечься. Да и был ли смысл в каком-либо сопротивлении? Как только Полина подошла к Рихарду, на ее руках тут же защелкнулись увесистые наручники. Власова подняла взгляд на Круспе. Сегодня он был немного странным: в его глазах вновь появился необычный блеск, а лицо хоть и озаряла улыбка, но отнюдь не добрая, а скорее нахальная. Что-то, глядя на него, заставило ее поёжиться, а желудок — отозваться тупой болью, что разлилась от груди к спине. Поплутав по серым, печальным коридорам, они наконец вошли в одно из помещений. Оно отличалось от камеры Власовой лишь наличием небольшого окошка под потолком и имеющейся мебелью: два стула и маленький стол между ними. — Садись, — расположившись за столом, приказал Круспе. Он указал рукой на место напротив себя. Полина молча подчинилась. — Давай просто пообщаемся. Ты же не против, Полина? — Штандартенфюрер мягко улыбнулся и, дождавшись нервного кивка Полины, принялся что-то записывать в своей планшетке. — Отлично, — пробормотал Рихард, кладя записи на стол, и с грустью посмотрел на Полину в упор. — Но сперва позволь узнать. У тебя есть кто-нибудь на Родине? — Нет, — прошептала Власова с недоверием. По всем рассказам и байкам русских солдат немцы представлялись ей злыми, агрессивными и страшными. Только вот сейчас перед ней сидел вполне симпатичный молодой мужчина и вежливо разговаривал, не причиняя никакого вреда. Это диссонировало с тем стереотипом, заложенным с самого начала войны. Конечно, он не вызывал у нее ни малейшей симпатии, но и отторжения тоже. — Выходит, ты совсем одна? — Круспе навис над столом и мягко прикоснулся к ее плечу, успокаивая, поглаживая. На его вопрос ответом послужило молчание. — Не думал, что это неприятная тема для тебя. — Круспе лишил Власову контакта с собой, убрав руку, и вздохнул. — А у Вас? — Полина не знала, зачем спрашивает это. Возможно, ей захотелось узнать, что она не одна такая. Хотя, скорее, с целью определить реакцию в игре Рихарда. — Что? — Круспе нахмурился, будто не понял, чего от него хотят. — А у Вас есть кто-нибудь? — Внутри Полины боролась присущая ей тревога и непонятно откуда взявшаяся смелость. — Да. — Рихард широко улыбнулся, рассматривая ручку в своих пальцах, вспоминая о чем-то с явной теплотой. — Есть родители. Мать постоянно переживает за меня. В основном из-за работы. А отец всегда ее поддерживает. Говорит, что у они вырастили прекрасного сына. — Круспе быстро взглянул на Полину, которая внимательно слушала его историю. — Когда у меня появляется свободное время, мы устраиваем дружеские вечера, приглашаем близких, болтаем о разном. Мама всегда печет свой фирменный пирог. О, она прекрасно знает, что я готов съесть его в одиночку. — Рихард засмеялся, а по спине Власовой пробежали мурашки. Непонятная горечь цепкими пальцами обвила сердце в ее груди. — А где твои родители? — Полина нахмурилась, а глаза стали влажными. — Они погибли, — ее голос дрогнул. Впрочем, как и всегда, когда она говорила на эту тему. Невзирая на время, она так и не смогла смириться с потерей. — А где они погибли? — Круспе прикоснулся к кисти Полины и начал осторожно поглаживать ее. — Расскажи. — Папа на фронте. А мама тогда работала медсестрой. И тоже… — Власова поморщилась, ощутив нарастающую волну грусти и скорби. Она каждый день старалась занять себя чем угодно, лишь бы не вспоминать прошлое. — Мама была медсестрой и попала под обстрел? — медленно и даже напевно уточнил Круспе. Ему ощутимо нравился этот разговор, он погружался в него с головой, подталкивая Полину к нужным мыслям. — Да, — тихо произнесла Власова. Лицо Рихарда подернулось пеленой, и Полина зажмурилась. — А какими они были? — не прерывая контакта, спросил Рихард. — Очень хорошими людьми. Маму все любили. Да и папу тоже. Наш дом тоже был полон гостей. А когда началась война… Отца отправили на фронт. — Полина сосредоточенно рассказывала Круспе, будто он помог прорваться плотине радостных, но в то же время гнетущих воспоминаний. Она понимала, что эта информация нисколько не важна для немцев, поэтому без каких-либо мыслей делилась ею. Не думая, что тем самым загоняла саму себя в убийственную ловушку. — Твоя мама не хотела его отпускать? — вновь уточнил Рихард. — Она понимала, что так нужно. Попросила лишь вернуться, — все также тихо проговорила Полина. На ее щеках появлялись горячие дорожки из слез. — А что ответил папа? — очередной вопрос, ранивший сердце Полины. Ее руки заметно похолодели, а по телу пробежала дрожь. Но Круспе молча смотрел на нее, ожидая ответа. — Папа… — Власова тяжело сглотнула. — Он отшутился. Сказал, что мы еще обязательно сходим куда-нибудь, как делали раньше. — У вас есть семейное место? — Рихард чуть нагнулся и всмотрелся в глаза Полины, которые отражали лишь тоску по прошлому. Ее движения, даже простое моргание, замедлились. — Да. Это кафе на набережной. Там очень красиво весной. И мы всегда кушали мороженое. — Плечи Полины самопроизвольно вздрогнули. Но Круспе по-прежнему держал ее руку, которую теперь Власова сжимала куда сильнее. Она словно цеплялась за что-то живое, пыталась удержать уплывающее сознание остатками сил. — Почему у тебя никого нет? — Внезапный вопрос. Такой простой и незамысловатый. Но покрывший все внутри Полины колким льдом. — Я… Я не знаю, — прошептала она, зажмурившись. Ей хотелось скрыться, свернуться в кокон, но она уже не могла перестать отвечать и теребить старые раны. — Думаешь, что всю жизнь проведешь в одиночестве? — Полина машинально вонзила ногти в руку штандартенфюрера. — И похоронить тебя будет некому. — Холод в его голосе завораживал, заставлял копаться в событиях своего прошлого. — Я… — Власова затрясла головой, безуспешно отгоняя неутешительные картины такого будущего. — Боишься, что ты никому не нужна, — утвердительно констатировал Круспе. Полина замерла, не смея что-либо возразить. — Тебя же никто не любит. Всем, наверное, плевать, — перешел на шепот Круспе. — Да и родители наверняка не хотели тебя, — этот шепот оседал в голове, как пепел. Полина начала искать оправдания его словам. Она вспомнила солдат, радовавшихся ее выступлениям. Но чем больше она выискивала, тем сильнее погружалась в собственное сознание и понимала, что Круспе был прав. Никому до нее не было дела. Даже на фронте. Ее могла заменить любая другая певица. Дело было вовсе не в ее индивидуальности. — Кому ты нужна, Полина? Друзей нет, родственников тоже нет. Получается, все тебя бросили, — с каждой фразой Круспе погружал ее в себя все больше и больше. Ее глаза стали походить на мутные стекла. Потухший взгляд, цеплявшийся прежде за сострадание Рихарда, проходил уже сквозь Круспе. — Genug*! — В помещение вошёл явно чем-то недовольный Линдеманн. Желваки на его шее нервно ходили, а тонкие губы настолько плотно сомкнулись, что превратились в одну линию. — Ich bin noch nicht fertig*! — огрызнулся Круспе, его рот изобразил что-то наподобие оскала. — Ich sagte «genug»*, — твердо произнес группенфюрер. Лишь после этого Круспе неторопливо поднялся и покинул кабинет следом за Линдеманном, оставив Полину наедине с собой. — Что это было? Ты только что чуть не пересек границу! Забыл? Нам нужна информация, а не очередной овощ! — Тон Линдеманна с каждым словом приобретал все больше стали. Он смотрел на Круспе, слегка наклонив голову, отчего его озлобленный на весь мир взгляд становился выразительнее. Круспе невольно сжался, его верхняя губа слегка дернулась ввиду нежелания принимать позицию безмолвного подчинения. — Прошу меня извинить. — Рихард демонстративно виновато опустил голову. — Возможно, я перегнул. Этого больше не повторится, группенфюрер. Герр Линдеманн коротко кивнул. Но все же такой расклад ему совсем не нравился. Сейчас он был вынужден вмешаться в процесс допроса, что никак не входило в его планы. Слушая из соседней комнаты процесс подавления Полины, Тилль сжимал кулаки, понимая, что Круспе медленно и целенаправленно ломал Власову. Линдеманн давал добро лишь на частичное подавление. И когда Тилль заметил, что Полина близка к тому, чтобы перешагнуть грань, погрузившись в пучину самобичевания и копания в собственных мыслях, он принял единственное решение. Линдеманн понимал, что, возможно, Круспе все контролировал, но рисковать не стал. Он не признавался самому себе, что сделал это не только из соображений сохранения сознания особо важного информатора. Было что-то внутри Тилля, колотившее по его сердцу крошечным молотком, когда он слушал всхлипы и болезненные признания Полины. Завершив очередную бумажную вакханалию, Тилль наконец добрался до дома. Едва он подошел к двери в квартиру, раздался звонкий лай. Линдеманн улыбнулся, открывая дверь, и на него тут же кинулся поджарый доберман и наскоками начал слизывать с лица хозяина всю усталость. — Ну, все-все, Фриц, — Тилль расплылся в улыбке. Лишь здесь, рядом с добрым другом, он чувствовал себя в своей тарелке, пусть и с налетом горечи воспоминаний. На столике в гостиной его как всегда ждала бутылка виски и один бокал. Горничная за все время работы на Линдеманна прекрасно изучила его привычки. Тилль грустно улыбнулся и, развалившись в кожаном кресле, наполнил прозрачный бокал янтарной жидкостью. Он никогда раньше не признавал алкоголь, но давление на работе, сваливающиеся проблемы и прочие жизненные обстоятельства требовали хотя бы редкой возможности расслабиться. Тилль закрыл глаза и представил то, чем жил все это время. Единственный момент из прошлого, надежно запечатленный под коркой мозга. Счастливая девчонка с растрепанными светлыми косами, как у ее матери, бежала Тиллю навстречу, прижимая к груди маленького шоколадного щенка. — Папа! Только не злись! — кричала она издалека, зная строгий характер отца. — Мне подарил его дядя Рихард, смотри! — Ох, Аннель, ты сведешь меня с ума! — Тилль рассмеялся, давая тем самым согласие дочери. — А что скажет мама? — Она сказала разрешит, если смогу убедить тебя. — Аннель прижалась к отцу. Тилль провел шершавой ладонью по ее мягким волнистым волосам. Рядом с ней он всегда забывал обо всем на свете. Аннель была его вселенной и светом, как и ее мать Мария. Из раздумий Линдеманна вывело горячее дыхание Фрица и мокрый язык на щеке. Тилль грустно улыбнулся сквозь пелену воспоминаний. Он достал из нагрудного кармана формы, которая, как казалось, уже приросла к нему, небольшую фотографию. На него смотрели три счастливых человека и еще маленький Фриц. Тиллю никогда не нравилось, как он здесь получился. И даже просил Марию выбросить эту фотографию, но она почему-то очень нравилась Аннели… И вот сейчас, в полном одиночестве, Линдеманн проводил большим пальцем по потрепавшейся поверхности. Глаза противно защипало, и Тилль вернул сокровище на место. — Мария… — протянул Линдеманн, потягивая виски. — Надеюсь, что ты нашла свое счастье. — Он криво улыбнулся. Тонкие черты и вздернутый нос, яркие серо-голубые глаза… Тилль зажмурился, вызывая в памяти образ когда-то любимой жены. Однако вместо этого перед ним возникла картина испуганной и забитой Полины с безэмоциональным выражением лица. Линдеманн поморщился и, разозлившись, сжал бокал до треска. В постели он оказался внезапно, не понимая, как добрался туда. И вовсе не из-за выпитого алкоголя. Группенфюрер войск СС не мог позволить своему разуму путаться в тумане. Воспоминания о событиях прошлого ласкали сознание всякий раз, но сейчас напряжение не покидало Тилля. С большим трудом он уснул только под утро.***
— Группенфюрер! — Тилль оторвался от бумаг и устало взглянул на вошедшего. — Прошу простить, но прибыл Гейген с отчетом по «Пантере»… — Веди его, — тут же велел Линдеманн. — Давно прибыл? — Сегодня ночью. — Дежурный замялся, заметив, как лицо Тилля стало более хмурым, а вены на шее запульсировали сильнее. — Он в столовой… — Почему докладываете только сейчас?! Живо ведите его ко мне! — Каждый в гестапо знал, что такой голос герра Линдеманна не предвещал ничего хорошего. Поэтому дежурный тут же испарился, и спустя короткое время перед Тиллем уже стоял Ганс Гейген — разработчик плана операции по истреблению партизанского отряда в лесах под Кенингсбергом. Высокий моложавый унтерштурмфюрер нервно вертел в руках папку с идеально составленным отчетом. Только вот операция провалилась с треском, лишив Третий Рейх десятерых подопечных и покалечив троих. Ганс рассказывал все подробности зазубренными формулировками. Влажные пальцы сжимали бумагу, оставляя на ней следы. Линдеманн слушал его, не перебивая, лишь изредка постукивал по столу сигаретой, не торопясь наполнять себя никотином. Когда же рассказ подошел к концу, Гейген смахнул со лба испарину, небрежно приподняв фуражку. В кабинете, казалось, включили отопление на максимум и перекрыли любые доступы кислороду. — Ганс, — наконец произнес Линдеманн, рассматривая сигарету, — тебя же вырвали с обеда? — Он перевел взгляд на застывшего Гейгена, готового распасться на атомы. — Нет-нет. Я… — осекся побледневший Ганс, инстинктивно делая шаг назад, когда Линдеманн поднялся из-за стола. — Да не переживай. — Тилль деланно улыбнулся, даже не стараясь спрятать отвращение. — Я вообще еще не завтракал, так что составлю тебе компанию. Идем. — Он кивнул на дверь. Гейген понуро вышел в коридор, прижимая к себе папку с отчетом. Линдеманн последовал за ним. Тяжелые шаги стучали в ушах Ганса. Вскоре широкая спина Тилля стала единственной «достопримечательностью», на которую мог смотреть Ганс, ввиду того, что его обогнали. Еще ни разу группенфюрер не был так мягок и спокоен, принимая отчеты. Всегда разбирал моменты, которые следовало выполнять иначе… Линдеманн резко остановился, и оглушающий выстрел разлетелся по гестапо. Гейген охнул и рухнул на пол. Разлетевшиеся белые листы медленно изменили свой цвет. Дверь соседнего кабинета распахнулась и оттуда выбежал герр Круспе с пистолетом в руке. Оценив ситуацию, он вопросительно посмотрел на Линдеманна, застегнувшего кобуру. — Передайте в штаб… — Тилль выудил из портсигара сигарету и бросил на Рихарда стальной взгляд. — Хотя нет. Лично рейхсфюреру, что крыса ликвидирована. — Линдеманн с презрением посмотрел на тело Ганса. — Срочно, штандартенфюрер. Круспе мотнул головой, собираясь с мыслями и не сводя глаз с лица Гейгена, исполненного ужасом. — Будет сделано, группенфюрер! — наконец выдал Круспе и поспешил скрыться в кабинете. — И уберитесь здесь, — приказал Линдеманн примчавшемуся дежурному.***
Линдеманн вернулся в свой кабинет и едва успел прикончить послеобеденную сигарету, как раздался осторожный стук в дверь. — Группенфюрер, разрешите? — появился Рихард с черной папкой в руках. — Входите. Передали поручение? — спросил Тилль, потирая пальцами переносицу. В последние дни слишком много всего требовало его личного участия, и это не могло проходить без последствий. — Да. Безусловно. Рейхсфюрер выразил благодарность за бдительность и просил действовать по схеме зачистки. — Круспе вытянулся по струнке после этих слов. А затем кивнул, чтобы Линдеманн продолжил: — Но я бы хотел обсудить дело «2803». У меня есть кое-какие мысли насчет способа выуживания информации. Тилль сжал губы и щелкнул языком. Он только завершил отчет по поводу проваленной операции, вычислении предателя и ещё кое-чего, требующего немалого умственного труда. И сейчас разговор про «занозу в заднице» не входил в его планы. Но интуиция все же подсказывала, что переносить этот момент не следовало. — Что ж, давайте глянем. — Линдеманн протянул руку, давая понять, что готов рассмотреть документы и обсудить эту тему. Рихард послушно протянул папку. — Вя-чесла-вовна, — протянул Тилль, открыв протокол допроса, и изогнул бровь. — Вы уже успели узнать ее данные? Круспе сглотнул, засомневавшись на секунду, что последовало бы за таким сухим и спокойным тоном. Если вспоминать все жесткие, но верные решения Тилля, то ожидать можно было чего угодно. — Да, мне удалось в мирной атмосфере узнать личную информацию о Полине Власовой. — Не заметив враждебности, Рихард вновь выпрямился. — Поздравляю, — отчеканил Тилль. — Хоть я и просил дать ей передышку. — Линдеманн замолчал, звучно выдохнув, — Но Вы, штандартенфюрер, добыли информацию. Это похвально. — Признавать, что у Рихарда получилось узнать то, что Полина отказалась озвучивать ему самому, Тиллю не хотелось. — Но впредь прошу соблюдать правила и дальше. Круспе стиснул зубы, но сдержался. — Могу я озвучить свое предложение о схеме допроса? — Рихард слегка наклонил голову, ожидая одобрения. Линдеманн медленно моргнул и едва заметно кивнул. — Благодарю, герр Линдеманн. — Круспе, не двигаясь с места и застыв в волевой позе, начал: — Я предлагаю надломить волю Полины Власовой, лишив веры. Тилль задумался, нахмурившись. Такое предложение из уст одного из лучших офицеров СС звучало вполне интересно. Разве что герр Круспе зарекомендовал себя как ценитель довольно жестоких и агрессивных методов допроса. Именно этот факт почему-то сдерживал Линдеманна, заставляя взять паузу для размышлений. Круспе заметил сомнения Тилля и предпринял небольшую уловку для достижения собственной цели: — Это будет более действенным решением. Как последний шанс, если можно так выразиться. — Внутренний прожорливый садист Рихарда растягивал свое злобное лицо в довольном оскале. — Герр Линдеманн, Вы ведь знаете, когда начнутся пытки. — Круспе намеренно выделил эти слова. — То полученная информация может оказаться искаженной. И, да. Я помню, что этот прием Вы уже удачно использовали ранее. Поэтому есть веские основания полагать, что все пройдет удачно. — Хорошо. — Тилль потер висок. — Хорошо, герр Круспе. Что именно Вы хотите сделать? Обсуждение плана заняло немало времени. Тилль многое вычеркивал из предложенного Рихардом, ссылаясь на планку допустимого насилия, пусть и психологического. Рихард делал в своем блокноте определенные записи, довольно усмехаясь про себя. В итоге событие запланировали на вечер следующего дня. Особых приготовлений оно не требовало.***
Появившись в камере Полины, Круспе выглядел взволнованным и даже подавленным. Власова села на кровати, готовясь к очередным вопросам. Она устало смотрела на Рихарда, пока тот удобнее устраивался на стуле, все время оглядываясь по сторонам. — Полина, — наконец прошептал он, — у нас крайне мало времени. Слушай меня внимательно, Полина. — Власова не понимала, что происходит, но заметно напряглась, предчувствуя что-то не очень хорошее. Кошки скребли в сознании острыми когтями сомнения, но Полина решила выслушать Круспе, ведь он все это время поддерживал ее — лишний раз заходил, приносил еду, позволял чаще ходить в душ. Она не знала, сколько именно здесь уже находилась, потому что сбилась со счета. И каждый новый день все больше давил на нее, норовя сломить. — Я же все уже сказала, — с сомнением произнесла Власова, но так или иначе подалась вперед, чтобы лучше слышать. — Дуреха, я помочь тебе хочу, — прошептал Рихард и огляделся по сторонам. — Ты же веришь мне? — Он схватил ее руки и крепко сжал в своих. — Я… не. Не знаю… — Полина замялась, смотря то на наморщенный лоб Рихарда, то на его плотно сжатые губы, которые он периодически облизывал. — Да. — Круспе облегченно выдохнул и вложил в ладонь Полины что-то холодное и гладкое. — Отсчитывай час. Ровно час. Я позабочусь обо всем. Когда услышишь два стука, жди пять минут и открывай дверь. — Рихард замолчал, всматриваясь в перепуганные глаза Полины. — Запомнила? — Власова растерянно кивнула. — В коридоре не будет никого. Все будут на совещании. Я оставлю открытым эвакуационный выход. Над ним будет гореть красная лампа, увидишь… И, Полина, после ты будешь свободна, слышишь? На улице тебя будет ждать человек. Ты сразу все поймешь. — Рихард слабо улыбнулся, будто не хотел прощаться. — И меня не станут искать? — недоверчиво спросила Полина, сощурившись при этом. — Станут, но за это время ты успеешь убраться далеко отсюда. — Круспе наклонился к Полине и прошептал: — Прошу, поверь, все будет хорошо. — Его ровное дыхание успокаивало, а яркий запах одеколона, переплетавшийся с сигаретным дымом, напрочь выбивал почву из-под ног. Все вопросы об искренности поступка Круспе отошли на второй план, когда он прижался губами к ее щеке и едва заметно втянул аромат тела. Единственным решением Полины стал побег. Она решила использовать любой шанс на свободу, пусть и абсурдный. Но ведь раз в год и палка стреляет… Власова доверилась Круспе. И он, довольный, покинул ее, дав еще несколько наставлений.