rainbow

      Видимо, удача сегодня не на его стороне, потому что проходит минут пять, прежде, чем дверь распахивается и, уже теряя сознание Чонгук видит, как Хосок оттаскивает от него потерявшего контроль вампира. Ощущения незабываемые. В сознании Чонгука его будто протаскивают за шкирку по всем кругам ада, однако, потом разум возвращается в тело и глаза соглашаются открыться. Парень не может поверить, что снова влип в больничную койку, но потолок незнакомый. Слишком уж всё красиво для обычного дипансера. Чонгук судорожно щупает шею со всех сторон и, не найдя следов от укуса наощупь, лишь болезненные ощущения, облегчённо выдыхает.       Звуки открывающейся двери заставляют сесть на кровати. Ну конечно. В комнату вваливается Хосок с подносом в руках. При мыслях о еде желудок скручивается и, прилипнув к позвоночнику, жалобно орёт, а слюноотделение усиливается в четыре раза. Чон-старший немного пугается, наткнувшись на бешено горящие глаза тонсена и молча протягивает ему рисовую кашу с курицей. Будь у Чонгука хвост — пробил бы уже матрац двуспальной кровати. – Да у тебя будто голодовка была, — Хосок безобидно улыбается и треплет мягкие волосы Гука, усаживаясь напротив и наблюдая за исчезновением еды. – Ешь медленнее, а то...       Через секунду Чонгук понимает, что за "а то", потому что резко вдыхает и пара рисинок попадают не в то горло, вызывая надрывный кашель. Уже начавшими слезиться глазами, младший видит смеющуюся рожу хёна и чувствует широкую ладонь, хлопающую по спине. – Я же говорил.       Ну да, ну да, он говорил. Но это же Чонгук. Который никого и никогда не слушает. Прокашлявшись, младший выпрямляется и смотрит на Хосока. – Когда ты заберёшь меня к себе? — лицо Чона-старшего становится серьёзным, однако Чонгук чувствует капельку флирта в его тоне. – Когда захочешь, милый. Могу прямо сейчас.       Чонгуково лицо вытягивается, а щёки приобретают пунцовый оттенок из-за взгляда Хосока. Обычный хён кажется неспособным на подкаты, но, оказывается, может выкинуть такое, что по спине пробегает холодок и Чонгук чуть не давится снова, однако, вовремя отводит взгляд, тем самым спасая свою душу от внутренних хосоковых демонов. – Хорошо, я перееду прямо сегодня... – Не хочу тебя смущать, Чонгук, но ты уже это сделал. – Эм, чего? — Гук неторопливо сползает с кровати и топает к чёрной двери, через которую Хосок попал в комнату.       Догадки подтверждаются. За дверью не скучный больничный коридор, а холл, оформленный в светло-голубом цвете. Чонгук выходит на середину холла и заинтересованно рассматривает небольшое помещение. – Я так понимаю, ты догадался, что это мой дом, да? — Хосок подходит к младшему и неуверенно тыкает пальцем в бок. – Не сердишься, что я перевёз тебя без твоего разрешения? – Нет, с чего ты взял? — Чон ловит руку хёна, прекращая издевательства и недоумённо косится на него. – Но должна же быть причина, по которой ты так торопился. – Она и есть. Чимин ещё не отошёл от твоей крови и он сейчас опасен, поэтому Юнги, фактически, прогнал нас с тобой из больницы, а Чимина запер в изоляторе, до тех пор, пока он не придёт в себя. – Да что не так с моей кровью? — Чонгук разворачивается и идёт обратно в комнату. – Ты Одарённый. Этого объяснения хватает с головой, чтобы объяснить поведение Чимина. Обычно он сдерживается, но в последний раз... — Хосок идёт следом за тонсеном, тяжело вздыхая. – Хочешь сказать, у Ким Тэхёна кровь обладает теми же свойствами, что и у меня? — забравшись в кровать, Чон садится и доедает принесённую старшим еду, после чего откидывается на подушку и задумчиво пялится в потолок. Последние события постепенно раскладываются по полкам в его голове, однако, легче жить от этого не становится. – Нет... В Сенате я просмотрел его анализ крови и он совершенно обычный, как у рядового эльфа. Разве что лейкоциты более агрессивно реагируют на вмешательства в виде микроорганизмов и с заражениями справляются в разы быстрее, чем обыкновенные. Так что, как и у тебя, у него есть свои особенности. – Вот как. Тогда, думаю, мы с ним споёмся. – Однозначно. Кстати об этом. Думаю, я должен познакомить тебя с Джином. – Джином? Кто это? — Чонгук замечает на спинке кровати пушистый плед, тянет его на себя и натягивает на плечи. – С местным вампирским Князем ты знаком, — Хосок слабо морщится. Видимо, недавнее происшествие не даёт ему покоя. – Чимин? – Чимин. Кроме вампиров в Токио есть и оборотни. Сокджин — их вожак, — Чон-старший замечает слабую дрожь в пальцах Чонгука и незамедлительно реагирует: – Будешь горячий какао с зефирками? – Буду... Как ты умудряешься всё замечать? – Жизненный опыт. Бери плед и пойдём на кухню.       Хосок собирает пустую посуду и выходит из комнаты. Чонгук зависает. Оборотней он никогда не видел. В Сеуле их не было по той причине, что в таком большом городе буйные корейские оборотни разделились бы на группировки и непременно кофликтовали бы. Японские же волки и лисы были менее воинственно настроены друг против друга, поэтому в Токио проблем с вожаками и отношениями между стаями не было.       Чонгук слышит, как Хосок орёт что-то из глубины квартиры и всё же сдвигается с места по направлению к источнику шума. Последний дежурит в дверном проёме кухни с огромной кружкой какао в руках. – Ты Одарённый, ты не должен постоянно тормозить и зависать на каждом шагу, — какао оказывается в руках Чонгука и постепенно поглощается, пока Хосок принимается мыть посуду. – Садись, чего стоишь?       Чон доходит до стола, усаживается и бездумно пялится в окно, за которым снова дождь. Похоже, в Токио сейчас сезон дождей. Почему-то в голове всплывают образы элегантных гейш, чинно шествующих по улицам под промасленными и красиво расписанными бумажными зонтиками. Перед глазами что-то дёргается, а уши улавливают звуки щелчков. Сознание возвращается на место. Хосок явно недоволен. Уголки губ опущены вниз и подобное Чонгук видит впервые, брови сдвинуты, а резрез глаз сузился. Младший еле успевает увернуться, как рядом с ухом в стену вонзается небольшой топорик для разделывания мясной туши. – Хён! — выражение лица Чона-старшего немного смягчается, но напряжение никуда не уходит. – Чонгук. С момента, как ты стал Одарённым, твоя жизнь — сплошная опасность. Ты можешь подумать, что я преувеличиваю или шучу, но такова реальность. Не факт, что твоими способностями никто не захочет воспользоваться. Так как теперь ты живёшь со мной, твоё тело будет постоянно будет в состоянии тренировки. То, что сейчас ты чуть не остался без уха — везение. Перестань спать на ходу и запираться в собственных мыслях. Иначе ты здесь больше не жилец. – Хорошо, я понял. Ты будешь нападать без предупреждения? — Чонгук выдёргивает топорик из стены и рассматривает своё отражение в гладко заточенном лезвии. – Именно. Кроме этого, мы будем ходить в лабораторию, дабы изучить тебя и твою способность, а также на арену, где Джин будет обучать тебя драться как следует. – Почему Джин? Разве не логичнее будет, если этим займётся вампир? – Пока Чимин не научится контролировать себя — вы не увидитесь. Сейчас ты находишься под действием препарата, который блокирует запах твоей крови для вампиров. И вообще, почему этот пидорас так тебя волнует? — в тоне Хосока проскальзывает ревность, заставляя самодовольно ухмыльнуться внутреннего чонгукова гомосексуалиста. Нравится ему провоцировать хёна. – Перестань, Хоби, просто он много знает, а у меня много вопросов. И я не гей, — последняя фраза будто рушит за мгновение внутреннее равновесие Хосока, однако, последний виду не подаёт. – Ты назвал меня "Хоби". Это мило. Можно мне называть тебя "Куки"? — Чон-старший подпрыгивает и усаживается на столешницу, после чего протягивает Гуку вторую чашку с какао. На поверхности воздушная пена из маршмеллоу, один вид которой будит желание провалиться в это мягкое облачко в надежде спрятаться от проблем. Чонгук присасывается к кружке, стараясь не краснеть и, поглотив половину, поднимает голову, молча кивая.       Хосок ярко улыбается, наблюдая за младшим. С появлением взрослого ребёнка, скучная жизнь в ранее пустом огромном доме явно станет веселей. С самой первой встречи, ещё в пустыне, Чон почувствовал в младшем искру и неизвестно откуда берущееся желание жить. Эта черта характера стоит восхищения. Задумавшись, старший не замечает исчезновения Чонгука. Когда мысли собираются в кучу и дружно заходят в мозг, на столе перед Хосоком только пустая чашка, а со второго этажа слышится хлопок двери. – Может в туалет? — Хосок произносит это вслух, моет чашку, после чего принимает решение тоже подняться наверх.       Ванная пуста, а дверь в собственную комнату приоткрыта. Чон тихо проскальзывает внутрь и натыкается на младшего с фотографией в рамке в руках. Выражение лица у Чонгука задумчивое и грустное. Желание ругать его испаряется, стоит тому поднять глаза. – Хён, твои родители... — Хосок печально улыбается уголками губ и кивает, осторожно забрав фотографию из чужих пальцев и возвращая на место. – Не переживай, их нет уже давно, я свыкся с этой мыслью. К тому же, у меня есть старшая сестра, всё не так уж и плохо, — Чонгук кивает. – Познакомишь нас? – Нет. Я буду ревновать. Ты слишком очаровательный, она будет в восторге и заберёт тебя с собой в Питер. – Твоя сестра живёт в России? – В момент катастрофы она была в Санкт-Петербурге, она же модель. Теперь она там и живёт. Эпицентр-12, если тебе интересно. Прохладно, дождливо, сыро, промозгло и т.д. и т.п., но ей нравится. Я предложил вернуться, а она отказалась. – Так круто же. Тебе не нравится дождь? – Терпеть не могу. Сразу заболеваю. Лучше уж дома посидеть, с кофе и фильмом, — Хосок усаживается на свою кровать и включает ноутбук. — Предлагаю посмотреть что-нибудь, пока морось не закончится, а потом отправимся в лабораторию.       Чонгук кивает и забирается под одеяло, сворачиваясь в клубочек. Он чувствует грустинку в настрое хёна, поэтому не отвлекает его от мыслей и просто пялится в подсвечивающий стены синим экран ноутбука.

***

      Дождь заканчивается только следующим утром, а до этого момента Чон-старший категорически отказывается хотя бы нос высунуть за двери двухэтажного особняка. – Ты как будто сахарный, хён, — Чонгук недовольно бурчит, натягивая чёрную толстовку, пока Хосок как проклятый пылесосит ковёр гостиной. — Поворчи мне ещё. И вообще, ты должен помочь мне с уборкой, потому что ты теперь тоже тут живёшь. — Ты ведь почти закончил, смысл мне руки марать? – Гук заваливается на бок и встречается с испепеляющим взглядом, к которому уже успел привыкнуть. — Да что? — Ты — маленький ленивый говнюк. Чем раньше мы уберёмся на кухне, тем раньше поедем в лабораторию, осознай это и подними, наконец, свой зад с дивана.       Чонгук мычит что-то нечленораздельное и, поднявшись на ноги, медленно бредёт мыть посуду. Он уже заметил, что иногда Хосок ведёт себя как сердитая мамочка, но делает при этом такое лицо, что по-настоящему на него не обидишься.       Звук льющейся воды успокаивает, чистая посуда приятно скрипит в руках и Чон не замечает, как увлекаемся делом, отрезавшись от реальности. Звучит тупо, но есть только он и посуда. Из "медитации" вытаскивают холодные руки на талии и ощущение чьих-то губ на шее. По позвоночнику пробегают мурашки и Чонгук тихо охает от неожиданности, не сразу понимая, что происходит. — Х-хён...? – руки убираются с талии и спине становится холодно от отодвинувшегося на шаг назад тела. — Прости, я немного замёрз, а ты выглядел так уютно, что мне захотелось тебя обнять.       Судя по звукам, Хосок поворачивается и уходит на второй этаж, переодеваться. Гук судорожно выпускает воздух из лёгких и прижимается лбом к настенному шкафчику, висящему над раковиной. До ушей доходит звук бешено колотящегося сердца, а в голове лишь одна мысль: «У меня просто чувствительная шея. Просто. Чувствительная. Шея. А он просто поцеловал меня. В шею. Всё. Нормально. АБСЛЮТНО. ВСЁ. НОРМАЛЬНО».       Но ощущения, что всё нормально нет. Мама раньше часто чмокала Чонгука в шею, но такой реакции собственное тело не выдавало. И вообще, Хосок ощущается не так, как остальные люди, он Другой. Даже от языка Чимина на шее у Чонгука не было таких задыхающихся лёгких и заходящегося в ненормальном ритме сердца. — Чонгук, ты закончил? – парень подпрыгивает от неожиданности и оборачивается.       Хосок стоит в дверном проёме, уже одетый, и наблюдает за тонесеном, запихнув руки в карман худи. — Да, я всё. — Нам пора.