rainbow

      Чонгук нервно оглядывается, постепенно приходя в себя. Хосок в его сне появился как-то слишком внезапно, они виделись всего раз и то, Чонгук был не в себе. Парень обводит взглядом помещение, в котором находится. Это не реанимационная, в которой он засыпал в последний раз. Эта комната меньше и не так сильно загружена всякой больничной "мебелью". У окна стоит Юнги и задумчиво рассматривает записи в тетради формата А4, больше похожей на медицинскую карту. У кровати, в которой лежит Чонгук стоит кресло на колёсиках, а в кресле сидит Хосок. Собственной персоной. – Плохой сон? — Хосок протягивает Чонгуку стакан с приятно пахнущей густой жидкостью. – Ну, не прямо плохой, скорее, неожиданный... — Чон делает несколько глотков, удивлённо осознавая, что это настоящий банановый сок, немного пряный и сладкий. – И что же там было? — Хосок забирает стакан и ставит его на тумбочку рядом с кроватью. Чонгук вспоминает, что не знает ни полного имени Хосока, ни его возраста и с трудом понимает, на каком вообще положении Хосок в данном городе. Нервная система, вкупе с личным дьяволёнком на левом плече делают своё дело и парень внутренне напрягается. – Неважно, может представишься? — Чонгук усаживается на кровати, стиснув зубы от боли в груди и не сводит взгляда с собеседника. – Не хочешь представиться первым? — Хосок сканирует Чона и его взгляд будто приобретает металлический блеск. – Раз у окна стоит Юнги, значит ты уже знаешь обо мне всё, что я успел ему о себе рассказать. И, раз ты сделал крюк, ради того, чтобы забрать меня из пустыни, значит сможешь объяснить: что, чëрт возьми, Магма забыла в теле обычного человека? — эту, почти гневную, тираду, обрывает судорожный кашель и кровь из глотки (видимо, ангелочек с правого плеча решил поставить подопечного на место). – Тише, тише, если будешь так быстро говорить, твоим незажившим рёбрам придёт конец, — Хосок игнорирует дерзкий тон Чонгука, укладывает его обратно на подушку и протягивает правую руку для рукопожатия. – Чон Хосок, двадцать четыре года, в Эпицентре-54 занимаю статус Сенатора. Фактически глава города, но не заостряй на этом внимание, я не люблю, когда на меня все смотрят, восхищаются и всë в таком роде, будет проще, если мы сможем стать друзьями. Ну и, я обладаю способностью, — Хосок замолкает и смотрит на лежащего Чонгука, словно ожидая реакции. – Мне восемнадцать. Ты мне хён. Так что, прошу прощения за неуважительный тон, — Гук пожимает длинные пальцы старшего, чувствуя укол совести, и подмечает, что рукопожатие Хосока намного сильнее, чем у Чимина. – Всё нормально, ты в стрессовой ситуации и у тебя всё болит, так что не извиняйся. Ты спрашивал о Магме, да? — Чонгук кивает. – Ты первый, чья Магма всколыхнула весь Эпицентр. Вампиры до сих пор не могут успокоиться и лезут в больницу, чтобы на тебя посмотреть. Ты считаешь себя обычным человеком, но это не так. Когда я забрал тебя, я возвращался в Эпицентр из Сената. Погодные условия, о которых тебе сказал Юнги, были вызваны колебаниями твоей внутренней энергии, поэтому я и свернул в сторону. После того, как я завёз тебя сюда, мне пришлось вернуться в Сенат уже не только ради собрания, но и для того, чтобы порыться в архиве. Не знаю, насколько это правда, но в некоторых записях, которые датируются VI-III вв. до н.э. сказано, что кроме обладателей способностью, появятся трое Одарённых. Именно поэтому человечество придумало различные тесты, которые выявляли людей со способностями, но, как оказалось, если верить архиву, выявить Одарённых нельзя. Ни среди обладателей, ни среди обычных людей. И ты — подтверждение. – Ты хочешь сказать, что я — один из Одарённых?! — Чонгук резко садится и воет от боли. – Блять, Чонгук, прекрати так подскакивать, иначе я привяжу тебя к кровати! — это вырывается из уст Юнги, который подрывается к Чонгуку и швыряет его в горизонтальное положение. – Юн, аккуратнее, у него всё ещё гипс, если ты не заметил, — Хосок отодвигает Мина от кровати и садится совсем рядом с Чонгуком. – Я не шучу и не издеваюсь над тобой, Гук, но некоторые Сенаторы уже поставлены в известность о случившемся с тобой, и, могу тебя порадовать, ты такой не один. Позвчера, в Эпицентре-26, Магма обычного эльфа, раньше не обладавшего способностями, устроила пожар в городской библиотеке. Никто не пострадал, кроме самого эльфа. У него ожоги. – Подожди, Хосок, как его зовут? — Чонгука мучают смутные сомнения, потому что... – Ким Тэхён. Кажется, на пару лет старше тебя. Сейчас тоже валяется в больнице Нью-Йорка-25 и изо всех сил не принимает тот факт, что он Одарённый. Упрямец. – Только вчера думал о нём... Мы учились в одной школе в Пусане, а потом он уехал, — Чонгук тянется к банановому соку, но Хосок его опережает и самостоятельно подносит стакан к губам младшего. – Когда Тэхён поправится, его начнут тренировать, чтобы пробудить способность Одарённого. Кто третий и четвёртый из Одарённых, пока неизвестно.       Чонгук молча глотает сок, наблюдая, как шевелятся губы старшего и пытается справиться с помутнением в глазах, но не может ничего сделать, поэтому просто облизывает губы и проваливается в сон. Чон-старший ловит парня за плечи и аккуратно опускает на подушку. – Как же быстро ты засыпаешь, это абсолютно ненормально...       Юнги внимательно смотрит на друга, еле сдерживаясь, чтобы не написать в карту Чонгука: «имеет особое значение для Сенатора Эпицентра-54». – Как ты собираешься будить его способность, Хос? — Юнги натягивает на плечи белый халат, который до этого снял и садится на покинутое другом кресло. – Сперва, думаю, поэксперементировать в моей лаборатории, там много всего, если не поможет, поедем на Арену, — Хосок разглядывает лицо младшего, запоминая каждую мелочь (если придётся изучать Чонгука как подопытного, нужно позаботиться об индивидуальных особенностях). – И ещё, Хосок... Думаю, ты должен знать. Анализ крови Чонгука показал, что его группа крови не определяется. Это не первая, не вторая, не третья и не четвёртая. Я не знаю, как это назвать. В его крови содержится особая формула белка в сочетании с неизвестными мне антителами. Без понятия, что это. По составу они схожи с амфетамином, но... – Так вот почему Чимин вчера заявился в операционную... — Хосок говорит это тихо, так, чтобы Юнги не расслышал, иначе Паку не жить.       Мин, встаёт с кресла, забирает карту, стопку всевозможных бумажек, необходимых, чтобы сделать Чонгуку новые документы и уходит из палаты, уже за дверью замечая, как Хосок поглаживает тонсена по голове.

***

      Чонгук просыпается ближе к вечеру, когда стены палаты ярко-оранжевого цвета от лучей заходящего Солнца. Хосок всё ещё здесь — сидит на подоконнике и задумчиво смотрит в окно. Чонгук немного залипает на лицо старшего и на то, как расположились на гладкой коже свет и тень. Чон неловко прокашливается, привлекая к себе внимание старшего. Тот сразу же спрыгивает на пол и подходит к кровати. – Я долго спал? — Чонгук садится и с удивлением подмечает, что рёбра уже не так сильно болят, а рукой очень хочется пошевелить, прямо до зудения в мозгу. – Почти восемь часов. Хочешь что-нибудь? — Хосок садится рядом с Чонгуком и трогает ладонью его лоб. – С утра у тебя была температура, поэтому ты так резко отрубился после нашего разговора, но сейчас уже всё нормально. – Я безумно хочу снять чёртов гипс с моей руки. Можно? – Так сильно уверен, что всё зажило? Хотя... Ты же Одарённый... — Чон-старший роется в тумбочке и извлекает из ящика ножницы, после принимаясь аккуратно резать бинт, удерживающий гипс на месте.       Когда рука свободна, Чонгук стряхивает на одеяло гипсовую крошку и хрустит суставами, поворачивая запястье. Ничего не болит, разве что теперь руке хочется вмазать кому-нибудь и Чон, недолго думая, бьёт, целясь Хосоку в скулу. Тот ни капли не удивляется, с лёгкостью останавливая кулак младшего ладонью и скалится в улыбке. – Я понимаю твой настрой, но драться будем, когда Юнги разрешит снять гипс с рёбер. И я сомневаюсь, что нам сойдёт с рук самовольное снятие гипса с руки, — заключает Чон-старший       Как бы в подтверждение данного факта, дверь отворяется и на пороге возникает Мин Юнги с капельницей.       После молчания, длящегося несколько секунд, которых Юнги с головой хватает, чтобы заметить голую руку Чонгука, гипс, разломанный на кусочки, ножницы и виноватые рожи обоих, следует вполне ожидаемый возглас: – Какого хуя?!       Хосок быстро и, по возможности, незаметно, прячет ножницы и смахивает мусор с одеяла на пол. Чонгук прячет уже здоровую руку под одеяло и делает невинное лицо, будто не он возмущался, что "эта белая хуйня мешает мне жить".       Через пару минут звучания гневных реплик, обвинений и аргументов, Хосок выносится чуть ли не за шкирку за пределы палаты, а дверь с грохотом закрывается. Чонгук готовится получать разнос и даже зажмуривается, но этого нет. Открыв один глаз, парень видит, как доктор Мин "увлечённо" собирает кусочки гипса с пола в пакет. – Юнги...? — Чонгуку немного боязно, но он считает, что должен. – Чего тебе, горе луковое? — Юнги не поднимает взгляда, пока полностью не заканчивает с уборкой. – Это я попросил Хосока снять мне бинт... Не сердитесь на него... — Чонгук виновато созерцает седую макушку лечащего врача и неловко улыбается сам себе. – Я не сильно-то сержусь на вас двоих, просто не люблю, когда пациенты самовольничают. И то, что ты Одарённый, не даёт тебе права так бесстыдно пользоваться своей быстрой регенирацией, — Юнги выкидывает мусор и усаживается на стул рядом с кроватью. – Дай сюда руку.       Чонгук тянет уголки губ вверх, предоставляя свою десницу в распоряжение доктора Мина. Тот бесцеремонно растягивает сухожилия, присматриваясь к эмоциям на лице младшего. – Тебе не больно? — Чонгук отрицательно покачивает головой и, в докозательство, хрустит костяшками. Юнги кивает, оставляя руку Чона в покое и пишет что-то в карте. – Твои документы уже готовы, Хосок пошёл за ними. Думаю, вам ещё кое-что нужно обсудить без моего присутствия.       Чонгук машинально кивает, откровенно не понимая, о чём речь, а надоедливые мысли как-бы невзначай возвращаются к образу Чона-старшего в недавнем сне и его фразе, которой он позвал тонсена. Юнги запихивает карту Чонгука на полку в тумбочке, с шумом отодвигает стул и неуместно безшумно удаляется из палаты. Гук смотрит на захлопнувшуюся дверь и подвисает, в очередной раз застряв в собственных мыслях. «Надеюсь, тот факт, что у нас одинаковые фамилии, не играет особой роли...», — парень с лёгкостью поднимается с кровати и идёт к окну. Отсюда уже не так хорошо видно город, да и от заката следа не осталось. Перед глазами Чонгука больничный сквер, полный зеленеющих деревьев и цветущих клумб. Всё это видится иллюзией безмятежной жизни, хотя, возможно, у Чона депрессивный настрой в текущую секунду. Он слегка подпрыгивает, повернувшись спиной к окну и оказывается задницей на подоконнике. Пластиковая поверхность всё ещё нагретая, от лучей ушедшего Солнца и сидеть достаточно приятно.       Только сейчас до Чонгука начинает доходить, что теперь его жизнь кардинально изменилась. Полная противоположность тому, что было две недели назад. Слишком быстро, настолько, что мозг парня не поспевает за событиями. Находясь среди красных песков Гук не думал о том, что семья мертва и что он теперь вынужден быть один. У родителей не было ни братьев, ни сестёр, а бабушки и дедушки уже давно нет на свете. Тогда, умирая от жажды под палящими лучами в незащищённой от радиации и ультрафиолета атмосфере, все функции чонгукова организма были озадачены лишь одной целью: выжить любым способом. Сейчас Чонгук с ужасом думает о том, что, не появись Хосок так вовремя, он бы убил первого встречного, чтобы съесть его. – Почему не в кровати? — Чонгука резко вырывают из воспоминаний.       Хосок берёт плед со спинки стула, всё ещё стоящего у кровати и, подойдя к Гуку, тщательно заворачивает в мягкую ткань. – Простудишься, дурашка, — младший наблюдает за Хосоком из-под чёлки, впитывая его дружелюбный настрой и табун мыслей в голове исчезает за горизонтом сознания, пообещав вернуться позже. – Юнги-хён сказал, что ты ушёл за документами... — Чонгук усаживается поудобнее и погружает нижнюю половину лица в складки пледа так, что снаружи остаётся только чуть кудрявая чёлка (от влажного воздуха с улицы) и слабо поблёскивающие глаза. – Да, так и есть, — Хосок оставляет на тумбочке небольшую плотную папку и прыгает на подоконник, устраиваясь рядом с Чонгуком. – Теперь осталось только сфотографировать тебя и получить твою роспись в новом ID-удостоверении. – Не так уж и плохо, если учитывать тот факт, что жить я буду здесь, — Гук пялится в окно, втягивая носом запах начинающегося дождя. – Жить ты будешь у меня. Это не обсуждается. Всё равно пять комнат для меня одного — многовато, ты так не думаешь? — Чонгук заторможенно кивает, переваривая полученную информацию, а потом вскидывает голову. – У тебя?! Ты серьёзно? Н-но мне нечем платить хён... — на губы Чонгука опускается ладонь, прерывающая поток возмущений и несогласий, а её хозяин мягко улыбается и тихо повторяет: – Это. Не. Обсуждается.