неразлучники

Дима понимает, что рассказать всё как есть он не может никому, особенно Рифату, поэтому решает избавить его от подробностей. Лезть глубже в проблемы Баринова он точно не будет, потому что он чересчур понимающий. — Пошли, пока не разложился, не для лишних ушей, — одёргивает он Жемалетдинова, — А то опять шутить будут… Тот хмурится, пытаясь понять, что происходит, и почему Дима вдруг так меняется. За него в такие моменты хочется беспокоиться и переживать. — Нельзя было так… — бормочет парень, пытаясь не смотреть Рифату в глаза. Куда делись остатки его уверенности? Думает, что нужно собраться, и вдруг поднимает голову, встречая непонимание в чужих глазах. Всё кажется таким простым и таким сложным одновременно, но Рифату снова нужно убить всё своей противоречивостью: как только они выходят, он хватает его за руку сам, меняясь в лице, —…Что ты- — А если уйдёшь, кто тебя знает… Дима на это вздыхает тяжело. Да куда он уйдёт? — Ну так… Расскажешь? Баринов горько усмехается, не спеша начинать. — Дим… В чём дело? Почему-то под внимательным и взволнованным взглядом и рассказывать как-то боязно. Дима просит себя где-то внутри взять себя в руки и задержать взгляд на Рифате дольше, чем на мгновение. — Мне… Приходится отказываться от чувств к человеку, потому что я не хочу доставлять проблем. Ничего страшного, на самом деле. Просто неожиданно. «Выкрутился», — думает он, понимая, что чуть не раскололся глупо. Становится тихо. Наверное, Жемалетдинов думает, что можно сказать, но это только напрягает. — И всё?.. Подожди, — отмирает Рифат, —… А чем ты можешь доставить проблемы? — не понимает он. Дима в очередной раз понимает, что терпеть не может, когда тот хмурится — он становится каким-то слишком серьёзным. — Просто не думаю, что это взаимно. — Вот как, — усмехается его друг, —… Так ты всё-таки ей написал? «Кому?» — сначала думает Баринов, но потом вспоминает, что речь о той девушке, которая дала ему свой номер, если верить Рифату, который его в этом убеждал, поэтому тот отрицательно мотает головой. А потом думает, мол, было бы лучше, если бы он сказал, что да? — Вроде местами такой весь из себя, — вздыхает Жемалетдинов, —… А опять влюбляешься. Дима понимает, что значит его «такой весь из себя», но всё, что может — глупо усмехнуться. Опять влюбляется, да так глупо, и Рифату никак не признается больше, потому что он трус, а не потому что верит, что всё будет хорошо и это закончится. Разговоры с Рифатом только запутывают, даже самые что ни на есть серьёзные. Баринов не пытается даже выслушиваться — тело слишком сильно берёт мелкая дрожь, когда тот пытается говорить какую-то утешающую бесполезную чушь, которая и не утешает совсем никак. Внутри всё сжимается, пытаясь запомнить чужое тепло, когда тот прижимается плечом к чужому, кладя на него голову. Так безнадёжно, кажется. — Плечо у тебя неудобное, — жалуется парень, а потом поднимает голову, и как-то меняется в настроении. На секунду ему кажется, что Жемалетдинов смотрит слишком обеспокоено для обычного, но со сквозящим отовсюду осуждением. И это оказывается правдой скорее только от мысли, что эта «очередная», кажется, забралась слишком глубоко в голову другу. Он думает, что если Диме настолько не везёт, то может быть дело всё-таки вовсе не в нём? — Я бы тебе сердце никогда не разбил, — говорит вдруг Рифат, —…Ну, если бы был девушкой, — поясняет он, надеясь, что это не заставит друга снова посмотреть на него, как на дурака. Баринов нервно усмехается, набираясь сил, чтобы посмотреть ему в глаза. Неужели можно быть настолько неосторожным, выбирая слова, что почти каждое предложение настолько делает плохо? «Минусы чужой слепоты», — думает он. Хочется рассмеяться, но он не хочет получить ещё больше вопросов в ответ. —… Лучше бы молчал, — говорит Дима как-то безнадёжно, толкая его в плечо. Стоять так вот вместе уже не хочется, — ничего ты не понимаешь! — он знает, что это звучит с надрывом, и… Приоткрывает так свои спрятанные чувства, но в эти секунды даже мысль о том, что Жемалетдинов может заподозрить, изнутри его не ест. Не ест и после, когда он уходит без прощаний или объяснений, а Рифат не пытается его остановить. Только что-то внутри сильно болит. Дима надеется, что это не сердце, а Рифат, кажется, делает большие и стремительные шаги к осознанию его проблем. Но так кажется только Баринову, потому что другу нужно больше времени.

***

«Всё устаканилось», — думает Рифат, глядя на Диму, который и вовсе не норовит никуда убежать, — «Такой же, как и раньше», — а это уже про него. Они уже не «неразлучники», и даже не «вторая пара близнецов» — кое-что, всё-таки, поменялось. Баринов рядом, да, но парень не чувствует себя так, как ощущал раньше, находясь с ним. Они снова сидят за одним столом, и хоть и Дима стал более холодно к нему относиться, они могут разговаривать на отстраненные темы. Рифат думает, что это из-за того, что тот не может разобраться со своими чувствами. И потому решает не действовать на нервы расспросами. А ещё в этот же день Рифат понимает, что чувствует ревность. Вернее, понимать он не понимает, но впервые чувствует самый обычный укол человеческой ревности, когда чересчур тактильный Лёшка лезет в раздевалке к Диме в шутку щипаться или обниматься на радостях. Странно так. Раньше его это не задевало. Дима отмахивается от Миранчука, смеясь, и говоря, что тот придурок, но тот и не слушает вовсе — запрыгивает на него со спины, и до того это комично смотрится, что низкий по сравнению с Лёшей Баринов таскает его на спине, поддерживая его дурацкую игру. Просто Дима какой-то… Мелкий, что-ли, в сравнении со всеми ними в принципе, но сильный, да. Антон на пару со Смолом не сдерживают смех, когда старший из близнецов пытается попасть рукой парню по заднице, чуть не завалившись назад. Тот замахивается слишком сильно и попадает чуть ниже, ближе к бедру, но удар получается неожиданно сильным. Дима морщится, останавливается на месте. Он матерится сквозь зубы, но потом, как ни в чём не бывало, ссаживает с себя Миранчука и потирает бедро. — Лёха, бля, борщишь, — улыбается он, похлопывая того по спине, и ерошит причёску. В Лёше же — ни капли негодования, ему нравится это, он охочий до касаний, и кажется, волю дашь — сам начнёт ластиться. Рифат же чувствует себя со стороны жуть как неприятно. Неудобно, и непривычно, потому что оказывается, что дело не в недоверии Димы к людям в принципе. Он начинает понимать, что проблема и вовсе не в этом. Если бы Дима обжёгся в очередной раз из-за девушки, они могли бы общаться как ни в чём не бывало. Но… Что же случилось? Почему они ведут себя как чужие люди, а с Лёшей он какой-то более близкий, открытый… И даже нежный? Всё же должно быть не так, потому что раньше это они были самыми близкими друг к другу людьми. И пусть он будет самым большим эгоистом и собственником, но Диму отпускать не хочется. Тем более к Лёше, который ничем его не лучше, как ему в эти секунды кажется. В это же время он делает своё неверное предположение, которое осеняет его только из-за внезапной ревности, но решает сдержать его в себе. Хочется про Лёшку и Бару пошутить колко, пристыдив, как шутили про них раньше, но обида давит. Он не делает этого, потому что с Димой они, всё-таки, пока ещё друзья. Потому уходит домой раньше всех и молча, и даже не замечает, что во взгляде Баринова, который провожает его спину, сквозит тоска. — Бара, ты чего? — спрашивает Антон, и этот вопрос не выбивает из колеи, как обычно. Он прекрасно понимает, что Рифат обижен, он имеет право обижаться. Он отмахивается, продолжая собирать вещи.

***

Рифат слишком скучает по старому Диме, и понимает, что если бы они были так же близки, то никого бы и на метр не подпустил, и в какой-то момент это собственничество напрягло и его самого. Наверное так и осознаётся то, чего к другу осознавать нельзя и никогда не стоит. Голова кругом идёт от вопросов о том, почему ты так о человеке печёшься, что ты для него можешь сделать, что делать тебе самому и есть ли у тебя хоть малейшие шансы на то, чтобы признаться и ничего не испортить. Рифат до последнего не хочет думать о Диме в таком ключе, но общение того с Лёшей кардинально меняет дело. Смотреть, как Баринов улыбается не ему, стесняясь, как сжимает чужие плечи и смеётся не от его шуток или глупых жизненных историй — что может быть более неприятным? К мысли именно о том, что Дима ему нравится, он приходит только из-за Миранчука. Понимает в эти секунды, что ревность имеет другой корень, хочет, чтобы тот обнял его также и они были также близки, как и раньше. На фоне всех неожиданных чувств, Жемалетдинов даже не замечает, с какой болью на него смотрят. Каким бы человек не пытался себя поставить, взгляды обнажают всё спрятанное. Дима думает, что давным давно себя выдал, а Рифат всё понял. —…Они смотрятся мило, — усмехается Антон над его ухом, почему-то заставляя парня начать злиться: на Диму? На себя ли? На Лёшу? На самого Антона, потому что тот в ненужный момент попадает идеально в точку, давя на больное, —… Но неразлучники нравятся больше. Жемалетдинов поднимает голову, а младший Миранчук понимает, что перегибать палку не стоит, и прячет внутри привычные его манере общения колкости, пытаясь найти в себе серьёзного парня. — Да нет никаких неразлучников! — говорит это он громко, не ожидая от самого себя. Его давит злость, давит чужое внимание, давит того, что Дима сейчас на него смотрит, как на дурака и просто исчезнуть хочется. Антон никак не реагирует на его внезапные эмоции, в отличие от других, потому что сам знает — правда режет болью, а злиться нормально. Не нормально же — не чувствовать ничего. Говорит только два слова, которые заставят его утонуть в вопросах вечером: «Это взаимно». Рифат понимает, что Антон и не о Лёшке и Диме вовсе. Но хочется узнать наверняка. Он не может вспомнить, когда последний раз чувствовал себя настолько по-дурацки, отправляя кому-то сообщение. Долго думает, как написать, чтобы это звучало искренне. И пишет так, как написал бы настоящий друг: «Лёша на тебя смотрит влюблёнными глазами» «Это взаимно» А вслед отправляет ещё одно сообщение, после которого чувствует, что внутри стало пусто: «Признайся ему»

***

Дима готов от усталости свалиться и уснуть в следующую же секунду, даже не выключая телевизор, но телефон противно бьёт светом в глаза, не давая этого сделать. Он понимает, что вместо желанного сна придётся потратить пару минут на чтение сообщений, которые и прочитать пока не успел. Баринов жмурится, разумом будучи уже почти во сне. Но факт того, что отправителем оказывается Рифат, и это даже не очередные мемы с постиронией, заставляет как-то… Проснуться, что ли. «Лёша на тебя смотрит влюблёнными глазами» «Чего?» — думает Дима, щурясь. Ему точно не померещилось это всё? Кажется, нет. «Признайся ему» — Вот дурак, — вдруг произносит он вслух, — Надо же было додуматься… Почему-то так смешно становится. Он тихо смеётся с этой догадки, потому что Рифат, оказывается, иногда может быть таким слепым, когда дело доходит до чувств. «с чего ты взял, что мне лёша нравится?» — отправляет он в ответ. Вместо того, чтобы написать сообщение в ответ, Жемалетдинов звонит ему, а Дима берёт трубку сразу же. — Я же вижу всё, — без приветствий начинает он, — Вы же… — Что «вы»? — усмехается Баринов. — Жамкаете друг друга постоянно… И ты с ним счастливый такой. А чувства скрываешь, потому что парень. Дима смеётся. — Ревнуешь, — довольно замечает он, удивляясь тому, как приспособился себя не выдавать, — С Лёшей было бы просто конечно, — вздыхает он, — Но так ведь неинтересно совсем. В смысле, когда просто. — В сложностях — весь кайф… Тут ты прав. Добиваться и всё такое…— соглашается Рифат, — Но… — растерянно произносит он, — Если не Лёша, кто тогда? Дима вдруг зевает. — Слушай, — говорит он, — Давай как-нибудь потом про это погово… — Я могу помочь. — Не можешь, — как-то грустно усмехается Баринов, — Тут ты мне точно не поможешь. Рифату хочется спросить «почему?», и наверное это потому, что он хочет быть полезным для друга и хочет помочь, но к таким отказам не привык. Как-то разочаровывает эта уверенность. — Ты во мне сомневаешься? — Я? Ни в коем случае, — парень снова зевает, — Но советчик из тебя правда ужасный. — Да иди ты, — смеётся Рифат, — Это Лёша или кто-то из наших, просто сознаваться не хочешь. — Да нет же! — Антон? — Точно нет, — уверяет он, — Ты так плохо обо мне думаешь? — Тогда Тара. — Как тебе вообще такое в голову пришло… — бормочет Дима, — Слушай… — Нет, ты послушай, — Рифат вмиг становится серьёзнее, — Я просто хочу узнать, из-за кого мы стали отдаляться… — он тяжело выдыхает, а потом собирается с мыслями с новым вдохом, — Ты даже этого сказать не можешь. Я же могу поговорить с этим человеком, сказать, что ты неплохой парень и ему не стоит играть с твоими чувствами… — Тогда поговори с собой, — говорит Баринов. — В смысле? — отмирает Жемалетдинов, а спустя пару секунд слышит в трубке только гудки.