Living Fiction

      Нацепив леггинсы и свитер, Бриенна ощущала тяжесть, наблюдая, как крупные капли дождя разбивались о ее окно, превращая город в размытую мозаику. Она надела дешевые шлепки, посудив, что было бы бессмысленно убивать свои кроссовки под дождем.       Пятнадцать лет. Она понимала, что это слишком долгий срок для скорби. Но не могла перестать ездить к воде каждый год в годовщину их смерти. Ее отец все еще посещал септу на Тарте, но Бриенна давно перестала верить во всех этих богов. Возможно, в тот день, когда их навестили сослуживцы ее отца и объяснили, что единственным настоящим богом являлась Смерть. «А что мы говорим смерти? Не сегодня». Но выросшая на острове и всю жизнь зависимая от воды Бриенна стала уважать море куда больше Семерых. Ничто не было настолько могущественно, как море во всем своем величии. Ничто не могло отдавать и забирать так, как это делали его непостижимые глубины. И она по-своему молилась волнам: променяв мрамор на песок, и ладан на соленый воздух, и гимны на шум бесконечно разбивавшихся о берег волн и крики чаек над головой.       Бриенна положила три маленькие свечки в свой рюкзак: за мать, за Галладона и Алисанну. Она задумалась, чувствовала бы она себя обязанной держать бдение над ними, если бы вода до сих пор не скрывала их тела в своих темных глубинах. Возможно, если бы она могла похоронить их, она похоронила бы и горе с чувством вины. В свою сумку Бриенна также положила зонт, понимая, что даже с ним будет проблематично поддерживать пламя свечей, пока они полностью не сгорят. Она делала это достаточно часто, чтобы знать наверняка.       Она услышала тихий стук в дверь и, открыв ее, увидела Маргери в спортивном костюме, державшую мокрый зонт. Ее улыбка была непривычно грустной. Она поспешно обняла Бриенну.       — Я подумала отвезти тебя к заливу и составить тебе компанию на какое-то время.       Бриенна медленно моргнула.       — Тебе разве не нужно на работу?       — Я сказала начальству еще несколько недель назад, что мне будет нужен утренний отгул. Я никогда не забываю о важном, Бри. Это важно для тебя, а ты важна мне…       Как так вышло, что у нее появилась такая подруга, как Маргери, Бриенна до сих пор не могла понять. Но она сморгнула слезы благодарности и закончила собирать вещи, прежде чем последовать за Маргери к ее машине.       Довольно скоро Бриенна ощутила холод, пронзивший ее до костей. Вода стекала с ее носа, сбегала вниз по шее, капала с волос. Они с Маргери установили зонтики так, чтобы они были над свечами, воткнутыми в песок, защитив их от стихии, чтобы пламя горело должным образом — пожалуй, это было единственным, что осталось от септонских обрядов и что она постаралась сохранить, когда сменила веру на море. Какое-то время они сидели на песке бок о бок, молча глядя на волны, пока Бриенна не отправила Маргери в машину с их вещами, когда девушка начала дрожать. Меньше всего ей хотелось, чтобы ее подруга заболела из-за того, что Бриенна не нашла более практичного способа, чтобы разобраться со своими призраками.       Дома Бриенна всегда была в воде: она отлично плавала, спокойно переносила дождь, была склонна долго принимать душ и еще дольше — ванну. Банально, что после происшествия все как один шептали: «Она всегда была хорошей пловчихой, неудивительно, что ей удалось добраться до берега, если так подумать». Бриенна до сих пор помнила цыганку на одном из Тартских фестивалей, которая поведала ей, что она была сама себе шторм: «Море — часть тебя, — проскрипела она, — его сила течет по твоим венам». Галладон лучше управлялся с лошадьми и даже в тринадцать лет помогал на ранчо. Алисанна была милой маленькой принцессой; ей было всего семь. Бриенна помнила, как читала ей на ночь сказки о рыцарях, принцессах и драконах.       Она помнила, как помахала на прощание отцу, когда он отправился по делам на материк на их стареньком пикапе. Она помнила, каким чудесным был день, когда они решили прокатиться на лодке. Еду для пикника, которую ее мать так заботливо укладывала в красный пластиковый переносной холодильник; летнюю клубнику, которую она положила, потому что знала, как сильно ее любила Бриенна. Она вспомнила звонкий смех Алисанны, светло-медовые волосы мамы, растрепанные ветром. Момент, когда они поняли, что на горизонте маячил шторм и надвигался на них слишком быстро — так, что они не могли успеть вернуться на берег. Волны заливались в лодку, вспениваясь вокруг ее щиколоток, а потом и колен. Лодка испустила стон, перевернувшись и выбросив их на волны, как каких-то муравьев. А затем только ледяная синяя вода, горящие легкие, напряжение мышц и соль. Бездумное движение ее рук и ног, рассекавших воду, которое чередовалось с отчаянными глотками воздуха. Когда она наконец почувствовала под пальцами песок, ее ноги настолько устали, что она смогла едва доползти до берега. Она вспомнила, как ее вырвало морской водой — ее горло и легкие горели — прежде чем ее дрожавшие конечности рухнули на песок. Она помнила тревогу в глазах Гудвина, когда он нашел ее; дождь тогда начал падать крупными каплями. Помнила полосатое одеяло, которым он обернул ее плечи. Помнила, как ее отнесли домой. Помнила поисковые отряды, полицейских, врачей скорой помощи и, наконец, руки своего отца, которые заключили ее в объятия.       Они провели службу в септе, даже не найдя тел. В течение семи часов она сидела неподвижно, как камень, наблюдая за мерцанием пламени свечей над песчаником и полированным мрамором, все еще ощущая соленую воду в легких, все еще чувствуя, как фантомные волны лизали ее лодыжки. Кошмары длились месяцами, даруя ей темные синяки под глазами и призрачную бледность.       Сейчас она могла почувствовать соль в воздухе, которую принесло с Залива. Могла почувствовать свою тупую, ноющую печаль в каплях дождя, которые стекали по ее щекам. Она чувствовала на себе взгляд Маргери из машины и чувствовала скованность своих суставов. Спустя пятнадцать минут свечи погасли, и под зонтами остались лишь лужи расплавленного воска. Она засыпала горячий воск несколькими пригоршнями песка, захватила зонтики и свои шлепки, после чего отправилась обратно к машине, стряхнув с ног как можно больше песка, прежде чем забраться внутрь.       Маргери уже накрыла полотенцами пассажирское сидение и передала Бриенне еще одно, чтобы вытереться, когда она устроилась и закрыла дверь. Они сидели и наблюдали через лобовое стекло, как дождь лил сплошной стеной.       — Мардж? — ее подруга издала тихий звук заинтересованности, откликнувшись. — Ты считаешь меня сумасшедшей?       Маргери рассмеялась, но это не было насмешкой.       — Мы все сумасшедшие, Бри, все до единого. Любовь сводит людей с ума. И как бы тебе не хотелось этого признавать, твоя любовь сильнее, чем у большинства. Потому ты и приходишь сюда каждый год: ты любила их, но их не стало, и это больно. Но это не делает тебя сумасшедшей, — она перегнулась через водительское сидение, чтобы неловко обнять Бриенну одной рукой.       После чего она включила зажигание и съехала с обочины.       — Кстати, Ланнистер звонил три раза, пока тебя не было. Я сказала ему, что ты занята и ему придется подождать.       Джейме почти не связывался с ней с той самой ночи, когда Бриенна впустила его к себе, и она уже могла представить, что он не принял с любезностью факт ее недоступности в данный момент, когда он наконец-то был готов поговорить.       — Полагаю, разговор не прошел гладко?       — О, у него прямо подгорела задница от этого.       Нечто в голосе Маргери заставило Бриенну задуматься.       — И что ты сделала?       Маргери пожала плечами: одновременно оборонительно и виновато.       — Он продолжал повторять, что не может понять, почему ты не берешь трубку и почему я не знаю точно, когда ты освободишься. И в любом случае кто, черт возьми, я вообще такая, чтобы заявлять ему, что он не может поговорить с тобой. Поэтому я, кажется, сказала — а может и нет — что ты была занята, отдавая дань памяти, а потом отключилась.       Бриенна едва удержалась от того, чтобы не закричать в полотенце, которым она вытирала лицо.       Несмотря на все свои попытки вытереться насухо полотенцем в машине Маргери, с Бриенны все еще активно стекала вода, пока она поднималась по лестнице к своей квартире. Зонт качался с каждым шагом, ударяя ее по бедру, и у нее возникло внезапное желание швырнуть эту проклятую вещь на ступени, но вместо этого она сделала пару глубоких, успокаивающих вздохов. Когда Бриенна оказалась в своем холле, она наклонилась, чтобы снять шлепанцы, устав от мокрого, хлюпающего звука, который сопровождал каждый ее шаг, и, выпрямившись, увидела Джейме Ланнистера, снова сидевшего в коридоре под ее дверью. Он поднялся с ее приближением, разглядывая ее насквозь промокший вид со смесью растерянности и тревоги. Она зазвенела ключами и уставилась на него.       — Ты что тут делаешь?       Он закатил глаза.       — Ты часами не отвечала на мои звонки, а потом кто-то взял твой телефон, сказал, что ты занята, отдавая дань памяти, и повесил трубку без каких-либо объяснений. Я волновался, девка. Судя по всему, не без причины.       Ее пальцы онемели от холода, и она никак не могла всунуть ключ в замок. Джейме забрал у нее ключи и открыл ей дверь.       — Раз у тебя есть зонт, то какого черта ты выглядишь так, будто упала в Черноводный Залив?       Бриенна прокляла все кондиционеры в здании, когда ее зубы начали стучать. Джейме слегка подтолкнул ее в сторону спальни.       — Высушись как следует, девка. Мы поговорим, когда ты перестанешь дрожать.       В какой-то мере почувствовав себя наказанным ребенком, Бриенна прошлепала в спальню и, закрыв за собой дверь, принялась снимать с себя всю мокрую одежду, прилипавшую к коже. К ней неспешно подошла Иви и начала слизывать капли воды с ее щиколоток. Бриенна мельком увидела себя в зеркале: мокрые волосы убраны назад с лица, которое было бледнее, чем обычно, отчего ее веснушки выделялись сильнее. Это было все равно, что смотреть на себя в ту ночь пятнадцать лет назад, только лицо теперь чуть осунулось, а волосы стали длиннее. Она чувствовала себя уязвимой, как побитый фрукт, и совершенно не была готова к встрече с Джейме Ланнистером.       Вздохнув, она достала пару спортивных штанов и один из старых вязаных свитеров отца, затем натянула толстые шерстяные носки. Бриенна чувствовала себя немного глупо в такой одежде, более подходящей для холодной зимы, но она продрогла до костей и хотела, чтобы ее зубы перестали стучать как можно скорее. Она вытащила полотенце для рук из бельевого шкафа в коридоре и стала вытирать волосы, не беспокоясь о том, будут ли они торчать под странными углами или завиваться. В любом случае не было похоже на то, чтобы Ланнистер считал ее какой-то превосходной красавицей, и не было никаких иллюзий, которые можно было бы разрушить, никаких потаенных девичьих надежд, даже несмотря на его разросшуюся щетину со времен его попойки двухнедельной давности. То, что должно было заглушить его красоту — то, что придало бы обычным мужчинам бездомный и немного неуравновешенный вид — попросту сделало его чуть более задумчивым и таинственным. Она даже не могла притвориться, что была удивлена его удачливости.       Бриенна подхватила Иви, успокаиваясь ее мурчанием по пути в гостиную. Джейме стоял на ее кухне, изучая коробки с чаем. Он робко поднял взгляд.       — Я хотел сделать тебе чашку чая, но признаюсь, я сбит с толку. «Ирландский Завтрак»? «Констант Коммент»? «Имбирь и Лимон»? — Он встряхнул банкой с листовым чаем перед ней. — А что находится здесь, я вообще не представляю. Так же, как и заваривать его.       У Бриенны возникло смутное подозрение, что Джейме рос со слугами, которые заваривали для него чай. Она опустила Иви на диван и взяла неподписанную банку с чаем.       — На площади Сапожников есть один парень, который делает свои чайные смеси — эту он сделал специально для меня, так как я останавливаюсь там каждые несколько недель, — она засыпала листовой чай в чайное ситечко и опустила его в подготовленную кружку с горячей водой. Бриенна подняла бровь, безмолвно спросив у Джейме, не хотел бы и он чая, но он помотал головой. — Исходя из того, что ты знал, я могла быть на семичасовой службе в септе. Ты собирался просто ждать меня у двери весь день?       С нахальной ухмылкой он помахал перед ней своим портфелем.       — Я захватил припасы. Подумал, что смогу почитать или состряпать очередную главу, пока жду тебя. И к тому же ты определенно не была на службе в септе. Только не говори, что ты веришь в Утонувшего Бога, — острота, которая должна была заставить ее расслабиться, маскировала его искреннюю заботу; она слабо улыбнулась ему в признательности.       — Я вообще не верю ни в каких богов. Правда, мой отец до сих пор посещает септу, и меня крестили в свете Семерых.       — Значит, ты утратила веру. Потому что что-то случилось?       Это был самый удачный переход, на который она только могла надеяться, но она обнаружила, что по-прежнему рассказывала все кружке с чаем, а не ему.       — Произошло крушение лодки — шторм, пятнадцать лет назад. Я единственная вернулась на берег. Моя мать, брат и сестра… Их тела так и не были найдены.       — Поэтому ты держишь бдение над ними ежегодно, в годовщину их смерти, — Бриенна вздохнула с облегчением, увидев, что его лицо было серьезным, мрачным, без следов его привычной насмешки.       — Я зажигаю свечи за них на берегу.       — Очевидно, и в ясную погоду, и в дождь.       — Я не боюсь мелкой грозы.       «О, милое дитя… Ты и есть гроза — буря. В твоих венах течет морская вода, а в твоих глазах плещутся океаны».       Она заняла себя перемещением ситечка из своей кружки и вымыванием из него использованных чайных листьев в раковине. Четко отмеренная ложка меда доказала, что ее пальцы больше не тряслись.       — Сколько лет тебе было, когда это произошло?       — Десять. Галладону было тринадцать, а Алисанне — семь.       — Значит, после этого остались только вы с отцом? — Она кивнула. — Я тоже потерял свою мать примерно в этом возрасте. Рак.       — Мне жаль, — она ответила искренне, хотя даже по своему опыту она знала, что эти слова мало что значат.       Джейме пожал плечами.       — У нас было время попрощаться. Это уже хоть что-то, — он замолчал, водя кончиками пальцев по столешнице барной стойки и вырисовывая фигуры. Она завороженно наблюдала, прежде чем отбросить задумчивость и сделать глоток чая. Он был достаточно горячим, чтобы обжечь ей язык.       Теперь настала его очередь говорить, не глядя в глаза.       — Я могу уйти, если тебе нужно побыть одной. Я просто… хотел убедиться, что с тобой все в порядке.       Обычно Бриенна проводила этот день наедине с собой, только звонила отцу ночью перед сном. Но на этот раз она еще не была готова оставаться одна, и его присутствие вновь в ее квартире спустя две недели тишины ощущалось как некое перемирие, которое она не хотела нарушать.       — Нет, я… ты можешь остаться, если хочешь.       Его улыбка была сродни восходу солнца: медленная и ласковая.       — Я бы хотел.