Honey, are you okey?

— Думаешь, это от усталости? — с сомнением тянет Сокджин, помешивая чайной ложкой сахар в кружке. — Уверен. Или тебе легче будет смириться с тем, что у меня протекает крыша? — Юнги принимает чай из рук Кима и кивает в знак благодарности, — спасибо. — Обращайся, — фыркает Джин, складывая руки на груди, — и всё же… — М?       Мин поднимает взгляд от чашки и вопросительно приподнимает брови. Ким стоит к нему боком, краем глаза следя за кашицей на плите. Он напевает что-то плохо различимое себе под нос и не спешит с ответом. — Джин-хён? — уточняет Юнги, — мне же не показалось, что ты хочешь что-то сказать? — Ах, да… — взгляд Сокджина перестаёт напоминать стеклянный шарик и наполняется осмысленностью, — Думаю, тебе стоит поговорить с Джуном, он всегда знает, что делать. — Угу, я и сам об этом уже думал, но сперва стоит проверить мою теорию и хорошенько выспаться. Согласен? — парень потягивается и улыбается, но Джин отворачивается от него к булькающей каше. — Надеюсь, тебе не станет хуже.       Мин допивает чай и пропускает чужие слова мимо ушей, как и все предшествующие советы старшего — он и сам не маленький, справиться. Да и чем может помочь здоровое питание против галлюцинаций? Правильно — ничем. Джин не знает всей правды, честно говоря, Юнги наплёл ему ту ещё сказочку о своей трудной работе в студии, что подкосила его самочувствие. Хотя это не такая уж и сказочка, если разобраться… — Не волнуйся, всё в порядке будет.       Сокджин недоверчиво глядит исподлобья на растрёпанную капустку с пледом вместо листьев и человеком посерединке. На голове Юнги красуется тряпка. Возможно, Джин немного переборщил. Он вздыхает и качает головой. Как беспечен его друг, ей Богу, это ещё аукнется ему в будущем. Самопрозглашённый шеф-повар выключает огонь, накрывая кастрюлю крышкой, и подходит к Юнги. Его лоб на ощупь горячий, старший поджимает губы и внимательно разглядывает тонсэна. — Горло как? — Нормально. — Голова болит? Уже не кружится? — Нет, хён, я в полном порядке, — усмехается Мин, поднимая кулак в воздух, — хоть сейчас в студию. — У тебя температура, дурень, — старший отвешивает лёгкий подзатыльник Юнги, недовольно цыкая, — я выбил тебе два дня отдыха, за это время, будь добр, забудь, что такое написание песен и как рисуются ноты. — Ты просишь невозможного. — Юнги, ради всего святого… — начинает Сокджин, сжимая руки в кулаки, однако младший смотрит на него понимающе и с искоркой веселья в глубине усталых глаз.       Джин устремляет взгляд в потолок, выпуская воздух со свистом, отворачивается и рыщет на посудной полке, гремя алюминием. Накладывает горячую кашу, испускающую пар, на тарелку и ставит её перед Юнги, снимая фартук и расталкивая всё, использованное при готовке, по местам. — Ешь, а потом иди спать. — Ты есть не будешь? — Мне надо в магазин… — Сейчас же- — Как раз поэтому мне надо бежать, — Джин срывается с места, замирая в проёме двери, — не забудь помыть посуду за собой. Или хотя бы наполни водой, чтобы не прилипло… — Джин-хён, я справлюсь, правда, успокойся, нервы тебе ещё понадобятся, — усмехается Юнги. — И то верно, — Сокджин снова тяжело вздыхает и уходит.       С глухим стуком дверь бьётся о косяк и немного скрипит. Юнги качает головой, набирая в ложку каши, и смотрит на настенные часы. Без пяти минут второй час ночи, прошло уже так много пока они добирались до дома и готовили еду. Точнее, Джин готовил, а Мин сидел, закутавшись в плед и уткнувшись носом в подтянутые к груди колени. Уютно и тепло, да и шебуршание старшего неподалёку, хлопающего дверцами полок и ящиками умиротворяло.       А теперь снова странно.       Парень сглатывает кашу через силу и оглядывается. Интерьер комнаты неизменен, даже листья комнатного растения не шелестят, а шторы на окнах висят грузно и неподвижно. Юнги хмурится. Наскоро он вмещает в себя всю порцию и поднимается с дивана, не переставая нервно прислушиваться. Только бы не произошло снова чего-нибудь.       В давящей тишине, Мин открывает кран и ставит тарелку в мойку. Звук воды бьёт по ушам и композитор морщится, на секунду теряясь и возвращаясь в реальность. Ощущение опасности отступает от его горла, стекает по спине мурашками и прячется где-то неподалёку. Юнги прекрасно чувствует его, судорожно вдыхая воздух. Вместе с ним внутрь будто попадает яд.       Парень закашливается, выключая воду, льющуюся без надобности и опирается руками о раковину. Если это не протекающая крыша, то что тогда? Паранойя — как раз один из видов потрескавшейся черепицы. Юнги закрывает глаза и про себя считает до десяти. Счёт незаметно растягивается до пятидесяти, однако это помогает.       Мин открывает глаза и слышит мерное тиканье часов, отдалённый шум трассы за окном, едва уловимую музыку в чьей-то комнате. Уже довольно поздно, кто там ещё не спит? Парень глядит на тарелку, заполненную наполовину водой, и берёт в руки тряпку — надо закончить начатое.       С кухни он выходит через пару минут, задумавшись и помыв заодно и пару чашек. Останавливается посреди коридора и напрягает слух — музыка не стихла. Следуя за переливами струнных, Мин подходит к комнате Намджуна. Собственно, не удивительно. Лидера часто можно застать бодрствующим и в четыре утра, правда в такие моменты он больше напоминает приведение или выползшего из могилы упыря, чем молодого и амбициозного парня.       Три негромких постукивания по двери, и на пороге появляется помятый Намджун с кружкой в руке и пустым взглядом. Лидер некоторое время сверлит воздух над головой Юнги, и только благодаря деликатному покашливанию смотрит вниз. — Утро?.. — хрипит недоумённо Джун. — Почти, — Мин по-доброму посмеивается и похлопывает по спине Кима, заталкивая его обратно в комнату.       На кровати Намджуна у стены, укрывшись подушками так, что не видно и носа, посапывает Тэхён. Джун кивает на него и ворчит, что тот опять пришёл к нему со своими вселенски важными вопросами про белочек, захватывающих мир, а потом нагло уснул. Юнги хмыкает — вполне в духе этого инопланетянина. Парни тихо пробираются к столу Нама, где устало светится ноутбук с открытой программой для создания музыки. — Опять вдохновение напало? — указывает Мин на технику. — А, это… — Намджун выглядит немного растерянным, а потом хлопает себя ладонью по лбу, — совсем забыл, я же хотел кое-что изменить в черновике…       Юнги замечает на краю стола электронную книгу и понимающе мычит. Он садится на чужую кровать, разминая слегка ноющую шею. — Что читаешь? — «Преступление и наказание», Достоевский, — вздыхает Ким, усаживаясь на стул, — затягивает. Сюжет требует вдумчивого чтения, пропустишь единую деталь — всё, конец, перечитывай заново… Ну, это, конечно, образное выражение… В общем, очень интересно, а персонажи…       Парень замолкает, когда видит Мина, машущего на него рукой. Тот прикладывает палец к губам и указывает на ворочающегося Тэхёна. Младшенький делает оборот вокруг себя, скидывает пару смайликов-подушек с кровати и что-то бормочет во сне.       В итоге Намджун и Юнги перекочёвывают на кухню, где заваривают кофе и обсуждают насущные проблемы. Ким поминутно широко зевает и клюёт носом чашку, пару раз всё же касаясь горячей жидкости и от этого приходя в себя. Мин молчаливо наблюдает за этой картиной и едва слышно выдыхает, прикрываясь кружкой. — Тебе стоит пойти спать, уже еле глаза открытыми держишь. — Ты вроде поговорить хотел? — Да нет, просто так зашёл, музыку услышал…       Юнги осекается и смотрит на Намджна. Парень в замешательстве удивлённо приподнимает брови. Старший для верности ставит чашку на стол, поджимая губы. Намджун не слушал музыку — он читал, а это занятие он предпочитает делать в тишине. Обычно. — Или мне послышалось, что звук шёл из твоей комнаты, — оправдывается Юнги. — Да? У тебя же отличный слух, хён. — Всякое бывает. — Ну да… ты прав, — Ким бормочет невнятно, то и дело покачиваясь из стороны в сторону.       Его кофе уже давно стоит на столе и, к счастью, парень не предпринимает попыток взять его в руки. Юнги забирает чужую порцию и выпивает сам — нечего добру пропадать. А лидера он отводит в его комнату, убирая подальше книгу и выключая компьютер. При выходе, Юнги удаётся закрыть дверь с третьего раза, на что уходят остатки его сил. Кофе по какой-то причине подействовало на Шугу непривычно — глаза стали слипаться, а руки обмякли и даже поднять их было проблематично. Потом надо будет проверить, не просрочен ли он. А вообще может? Юнги припоминает в своей гудящей голове что-то об этом, но картинки путаются и не составляют единое целое, так что парень в итоге сдаётся.       Коридор расплывается перед глазами, но ноги сами ведут к их с Джином спальне, поэтому Юнги даже не пытается сфокусировать зрение. Он лишь прикрывает веки, наощупь добираясь до заветной двери. Внутри оказывается также темно и тихо, как и во всём общежитии. Мин проверяет пустующую кровать Джина, хмурясь в растерянности.       Точно, он уехал в магазин. В два часа ночи, серьёзно…       Мин стягивает с себя одежду, бросая её где-то у стула, и забирается в свою постель. Очень холодную и неудобную. Тело покрывается гусиной кожей, и парень вертится, пока не находит идеальное положение, но вскоре его слипающиеся веки вновь открываются являя хозяину потолок. Ничего не посещает голову. Абсолютная пустота и всепоглощающая бессонница, которая смогла изничтожить даже усталость от рабочего дня.       Раньше Мин в подобные ночи работал и выжимал из себя соки по-максимуму, но теперь он видеть не хочет эти нотные листы, звуковые дорожки и уж тем более наслаждаться переливами инструментов… И так хватает музыки в жизни, которая играет в независимости от того, хочет Шуга её слышать или нет.       Сейчас, вспомнив об этой досадной ошибке в своём мозгу, парень непроизвольно вслушивается в окружающие звуки. Шум улицы, шелест простыни и тихое шуршание неподалёку. Очень схожий с перелистыванием страниц звук. Юнги подскакивает на кровати и вертит головой из стороны в сторону.       Ничего. Всё на своих местах, ему опять примерещилось.       Шорох слышится явственнее, и по коже Мина ползут непрошенные мурашки, а волосы на затылке встают дыбом. Юнги поворачивает голову вправо и застывает статуей. Он боится вдохнуть, чтобы не потревожить ненароком ворону, рассевшуюся на его столе поверх бумаги. Нахохлившаяся птица вовсе не выглядит доброжелательно, а внушительные когти на лапах, вцепившихся в край стола, заставляют Юнги внутренне подобраться и приготовиться бежать, если на него набросятся.       Глаз птицы глядит на человека оценивающе и будто сквозь оболочку. Мин ощущает, как его внутренности сжимаются от страха и чувства, будто их кто-то трогает. Парень пытается вдохнуть, но воздух стопорится в глотке и разрывается кашлем. Сухой и резкий звук на несколько мгновений скрывает от Юнги окружающую действительность, и к тому времени, когда он поднимает голову, ворона бесследно исчезает. Лишь царапины когтей остаются напоминанием о её былом присутствии.       Шуга переводит дыхание и моргает на пробу, страшась, что в этот момент его и разорвут на куски. Но его мучители слишком растягивают удовольствие от игры с жертвой. Юнги снова слышит песню.       Она отличается от предыдущих. Кроме того, что в ней есть слова, она невероятно красива и пугающая одновременно. Словно зов сирен. Мин не уверен, как те поют, но в его воображении именно такие голоса и должны быть у кровожадных русалок, зазывающих моряков в морскую бездну. А ещё ничего не понятно, будто голос поёт на другом языке, неизвестно, красиво и маняще. Хочется прикоснуться к мелодии, которая словно рассыплется мелкими каплями, если дотронуться.       «Хочешь узнать, где я? Увидеть меня? Так подойди и всё поймёшь~»       Мин не двигается около пяти минут, не рискуя дышать ровно — только рывками, каждый раз опасаясь, что это будет его последний вдох. Непослушными пальцами он хватает свой телефон и сразу же делает яркость на минимум — вдруг эта нечисть, что не покидает его, взбелениться от света и нападёт? Хотя, если подумать, до этого она не предпринимала никаких агрессивных действий. Юнги застывает с телефоном в руке и вновь смотрит в сторону комнаты Джина, откуда доносится пение. Идти туда — безрассудно, особенно, одному, поэтому Мин открывает контакты и пишет Джину напоследок.       Его друг и сосед в одном лице сообщает, что уже всё закончил и как раз возвращается. Ещё Сокджин, конечно, разрывается тирадой о всё ещё не спящем Юнги, но тот говорит, что на него напала бессонница. Старшему приходиться проглотить это объяснение и стиснуть зубы, присылая в ответ сухое «Ясно». Мин поджимает губы и выходит из приложения, выключая телефон.       Шуга прокашливается и откидывает одеяло в сторону. Рукой нащупывает что-нибудь твёрдое на прикроватной тумбе. Ощупав поподробнее, он откладывает копилку обратно и берёт подушку — если что ей можно и прикрыться и задушить. Вряд ли, если нечто нападёт, Юнги успеет среагировать, но не с пустыми руками всё равно спокойнее.       Обогнув Сокджинов стеллаж Мин изучает обстановку, однако всё остаётся неизменным. Несколько упавших на кровать фигурок привлекают внимание парня, и он подбирается ближе, освещая игрушку Марио. Будет хорошо, если Джин не придаст этому большого значения и просто вернёт всё как было.       Юнги подходит к окну. На улице снуют туда-сюда по трассе освещённые лунным светом и фонарями автомобили, слепя друг друга фарами. Парень прислоняется лбом к стеклу и прикрывает глаза. Ничего с ним не случилось, он даже не заметил, когда прекратилось пение. — Я схожу с ума. — Возможно, — соглашается Джин, вставая рядом с ним. — Не слышал, как ты зашёл, — Мин слегка вздрагивает, но откидывается на чужое плечо, расслабляясь, — куда ходил так поздно? — Нужно было кое-что. — Ты сама секретность, — фыркает парень и запрокидывает голову назад.       Джин не отвечает, смотрит на ночной Сеул, на мигающие огни и бегущих прохожих. Мин разглядывает друга, которого лунный свет делает похожим на ангела. Будто недосягаемый, хотя вот он Юнги, что свободно касается его; словно из другого мира. Невероятен по всем параметрам: красив, обаятелен и, между тем, скромен, а ещё высоченный как башня…       Возможно, не будь Юнги в него влюблён, каждая мелочь бы не лезла в глаза с такой настойчивостью, будто это самая важная деталь в его жизни. Наверное, было бы проще, но так уж вышло, поэтому не всё ли равно теперь. Независимо от чувств Юнги, им совершенно точно нельзя быть вместе, даже тайно, ведь, как известно, всё тайное рано или поздно становится явным. Впрочем, кто сказал, что Джин был бы всеми конечностями «за»? Скорее всего, он бы предпочёл замять эту тему и больше никогда к ней не возвращаться, Юнги бы сделал так же, признайся ему кто из участников. Они все одна семья, просто кое-кто из этих шести ребят стал ближе сердцу Мина чем остальные.       Хотя если бы это сделал Джин, Юнги бы согласился, игнорируя все причины, по которым «нельзя». — Эй, хён, ты мне снишься? — спрашивает Шуга, возвращая взгляд к окну, — не шутишь как обычно и не стесняешься, не закрываешься… — Пожалуй, снюсь, — кивает Джин, и Юнги расширяет глаза, стараясь удержать сбегающих по рукам мурашек, и выбирается из кольца рук, которые успели вцепиться в него мёртвой хваткой, — что-то не так? — Исчезни. — Как грубо, Мин Юнги, — старший не двигается с места, впиваясь пристальным взглядом в кожу Мина, тот успевает заметить, как мелькает чужой язык, смачивая губы. — Я сказал тебе…       Юнги осекается, услышав копошение у двери. Спустя мгновение в глаза ударяет комнатный свет, включённый соседом. Тот оглядывает помещение и находит вжавшегося в подоконник парня. — Юнги? Ты в порядке? — Джин-хён… — парень сжимает пальцами подоконник, бегло осматривая пустое пространство перед собой, — где был? — Надо было съездить за кормом для Одени, — Сокджин растерянно кивает на клетку у стены. — Ясно… мог бы и завтра утром, — выдыхает Шуга, проводя ладонью по лицу, задерживая её на глазах, — опасно в такое позднее время.       Старший усмехается, ставит пакет у клетки и снимает кофту, кидая её на стул. Джин присаживается на край кровати и опирается на руки позади себя. С минуту он рассматривает своего друга, обеспокоено хмурясь. Мин тихо смеётся: хён выглядит как нашкодивший школьник, наказание которого лежит камнем на его плечах. Удивительно, ведь Сокджин ни в чём не виноват, пусть и смотрит с сожалением. Даже неловко немного. — Завтра съёмки с самого утра, а после репетиции, ещё я хотел заглянуть в цветочный, да и за тобой присмотреть надо бы… — Я уже взрослый парень, не нужна мне нянька, — фырчит Юнги, устало закатывая глаза. — Так вот, столько дел, что я точно не успел бы купить корм завтра, а нужен он уже сейчас. Мои летяги голодают! — Не преувеличивай, всё с ними в порядке, а вот у тебя могли бы быть большие проблемы. — Ах, Юнги, ты безнадёжен, — театрально вздыхает Сокджин и разочарованно качает головой, — наш долг — заботиться о братьях наших меньших. — И о старших, если их жизнь мозгами обделила, — соглашается Мин, складывая руки на груди, — ладно, я спать, спокойной ночи. — Что за колючка, — бурчит вслед ему Джин, надувая губы и проверяя время на телефоне, — уже так… гм, рано, что можно и не ложиться… — Ляг и спи, — раздаётся голос Мина. — Вообще-то я тут старший.       В ответ не слышится ни звука, зато через пару минут Джин улавливает чужое сопение. Он улыбается и откладывает телефон, уходя в ванную. Каким бы уставшим он ни был, чистка зубов — дело обязательное.       Певец смотрит на своё отражение слегка мутным взглядом, то и дело мотая головой, чтобы не уснуть. Завтра очередной заполненный и расписанный по минутам день, и, наверное, это здорово. Нет, это правда, прекрасно, что Джин может развиваться и вместе с этим помогать людям, окружающим его, однако… Он просто немного устал. Чуть отдыха, один-два полноценно свободных дня, и он снова в строю. Жаль, что выбить эти выходные не так легко, особенно на пике их популярности и в преддверии камбэка.       Перед тем, как улечься спать, Сокджин заглядывает к Юнги, нависая над ним. Он проверяет чужой телефон, отключает будильники, пользуясь тем, что когда-то подсмотрел и запомнил пароль младшего, и возвращает технику на место. Помявшись несколько мгновений, Джин наклоняется и оставляет невесомый поцелуй на щеке Юнги, во сне вцепившегося в одеяло. Мин что-то шепчет едва слышно, а лицо его светлеет, и он забавно морщит носик.       Джин умиляется с этой картины и с нежной улыбкой на губах спешит уйти прежде, чем Юнги проснётся, по пути он захватывает подушку с подоконника и заваливается спать. Ах, он забыл снять одежду… Ну и ладно.       Ким бросает взгляд на подоконник, одновременно желая и увидеть его, и чтобы он никогда не появлялся больше. Однако парень привычно сидит на своём излюбленном месте и болтает ногами в воздухе. Он насмешливо поглядывает на человека и откидывает со лба светлую чёлку. Дух абсолютно точно похож на Юнги, но едва ли хоть на одну тысячную является им. Джин со стоном поворачивается к ночному гостю: — Ну и чего ты сюда опять пришёл? — Привет-привет, — весело поздоровался призрак, — Тут такое дело, Сокджин-и, твой дружок начал нас видеть. Здорово, правда? — Кого ты имеешь ввиду? — устало парень садиться, облокачиваясь о стену. — Твой сосед по комнате, Юнги, верно?       Джин леденеет на мгновение и кидает испуганный взгляд в сторону комнаты Шуги. — Неужели? Почему? И… как давно? — Не знаю, я же уже говорил, что люди с рождения либо видят нас либо нет. Бывают, конечно, случаи, когда некоторые личности настраивают связь с нашим миром и общаются, но, как мне кажется, твой друг не из таких? — Ты прав, — настороженно произносит Ким, — мне нужно будет приглядеть за ним. — Как по мне, ты и так довольно часто присматриваешь за ним, — слегка обиженным тоном замечает дух, — прямо взгляд не отводишь, влюблённый братец. — Да-да, знаю, что палюсь. В любом случае, я собираюсь спать, так что потише, пожалуйста, — машет на призрака рукой парень и укутывается в одеяла.       Так вот что происходит с Юнги… Надо ему всё объяснить и успокоить, пока он не натворил глупостей.