Вне реальности

Обстановка накалялась с каждой секундой, проведенной на площади в те мгновения. Теплое веронское солнце не щадило своего света, озаряя все вокруг, но даже эти яркие лучи не могли тягаться с холодным пламенем, что возникло между двумя извечными оппонентами: между затишьем и бурей, между гордостью и безрассудством, между терпением и волей, между Тибальтом Капулетти и Меркуцио делла Скала. Их вражда, казалось, шла столько же, сколько и распри двух кланов. Не было и дня — а если и был, то он казался прожитым зря — когда кучерявый паяц не задел бы высокого, статного блондина, который был помешан на своей чести. Возможно, это правильно. Возможно, нет. Но разве мы возьмемся судить Тибальта Капулетти, грозу всей Вероны? Конечно же, нет. А почему? Ведь каждый боялся даже лишний раз взглянуть на озлобленного день ото дня, час от часу юношу, принимая, что он может поднять на них свою руку, возвести клинок и одним ударом лишить жизни. Таков был Тибальт. Его никто не судил. Его боялись. Но не Меркуцио. Он был шутом и это не скрывал, а даже, кажется, гордился. А шуты насмехаются над всеми, даже над королем. Они очень смелые, потому что имеют на это право. Имеют право на то, чтобы вызывать у людей смех. «Он паяц, что с него взять?» — говорили люди обычно. Но они никогда не задумывались о том, кто дает это право шутам. А ведь действительно, кто? Кто сможет дать унизительное для себя право осквернять каждого, даже того, кто может в мгновение ока набросить на его шею петлю виселицы? Никто. Они сами берут его и сами же, после, за него ручаются. Это блеф, блеф прекрасный и профессиональный. Браво шутам, ведь они смогли высмеять всех нас, обвести вокруг пальца и остаться на вершине, на троне, свергнув короля. А властители, держащие шутов, так и остаются при мысли, что последними засмеются именно они. Но это очень глубокое заблуждение, сравнимое с глупостью девиц. Потому что там, где есть шут, уже нет короля. Меркуцио подходил все ближе. Оставался какой-то шаг, маленький, незначительный на первый, недогадливый взгляд. Но стоило заглянуть в лица тех, кто ненавидит друг друга так давно, тех, кто жаждет смерти и вида крови на своих руках, становилось понятно, что следует одному из них ступить, преодолеть это расстояние, почти соприкоснуться носами — начнется бой. Ужасный, беспощадный поединок, из которого только один выйдет победителем. Так проходило каждое утро на площади Вероны. Каждый рисковал своей жизнью, когда подходил к центральному фонтану. Ведь никто не знал, когда в очередной раз сцепятся представители таких разных кланов, такого разного цвета крови. Но та встреча… Она была другой. Как минимум из-за того, что ее инициатором стал Тибальт. — Меркуцио, — процедил Капулетти, смотря в глаза противника, — Сойди с дороги, сегодня не твой час. Мне нужен Ромео. — Ромео? Ему нужен Ромео! — засмеялся паяц, — Милый синьор Тибальт, а что же вам ещё нужно? Может, рука вашей сестренки? Все знали, как Тибальт любит Джульетту. Вот только, любовь эта не была похожа на любовь брата к сестре. Такая привязанность грязна и наказуема Богом, а ещё она, несомненно, оставила бы очень большой след на репутации клана. Поэтому Тибальт, для которого семья была главной ценностью, держал все в тайне. Старался. Но, видимо, старания его провалились. — Как ты смеешь, жалкий щенок! Блондин выигрывал Меркуцио в росте. Для паяца этот проигрыш был, вне сомнений, отрицательный. Юноша вознёс свой кулак над делла Скала, а после последовал первый удар. Он пришёлся на челюсть, тут же принявшую багровый оттенок. Ошеломлённый, кучерявый так и остался в том положении, в которое его ввёл Тибальт: голова чуть повернута и наклонена, оголяя шею для новых ударов. Но Капулетти не собирался отыгрываться на прихвостне Монтекки. — Второй раз я повторять не буду, сойди с пути! — крикнул он, отталкивая от себя Меркуцио и ища Ромео взглядом. Братья Монтекки стояли поодаль. Младший сорвался с места: — Остановись, Тибальт! Скажи, что тебе нужно и мы решим все миром! — Миром… Кому сдался этот прогнивший мир?! Особенно, когда ты… Но такая высокая речь Тибальта была перебита. Меркуцио, что стоял совсем рядом, оправился от удара в секунды, но был не глуп и выжидал момент. Какой бред, разве шуты могут быть глупы? Как только Капулетти проявил свою слабость, вновь отзываясь об избраннике своей сестры, Скалигер подскочил к нему и нанёс удар в грудь. Не ожидавший такого исхода боец в красном согнулся, ощупывая место удара. Воздух в груди резко пропал, а щеки Тибальта раздулись. Когда же он вновь смог дышать, юноша поднял глаза на оппонента и аккуратно выпрямился: — Я не хочу и не собираюсь драться с тобой, трус! — Бедненький Кошачий царь! Как жаль, что твоё желание никто ни во что не ставит, — съязвил Меркуцио, а после, приблизился к Тибальт, — Даже твоя сестрёнка! — Не смей упоминать ее! Ты осквернишь ее имя словами прежде, чем они сорвутся с твоих губ!.. Приблизился Ромео. Разъяренный Тибальт повернулся к нему: -…Но твой дружочек уже сделал это! Ты расплатишься за слабость Джульетты, Ромео! Расплатишься своей кровью! Дальше же, все происходило быстро, по инерции, будто другого исхода, исхода мира, быть не могло. Никто не понимал, что творит и творится. Когда Тибальт достал клинок, когда пал Меркуцио… Когда кровь делла Скала и Капулетти смешалась на одном лезвии ножа. Когда судили Ромео… — Ромео, — наконец подал свой голос Бенволио, стоящий все это время в стороне, — Все зашло слишком далеко. Пожалуйста, нам нужно вернуться домой. — Нет, Бенволио, мне нужно уходить. Я хочу попрощаться с Джульеттой. Позже, я зайду забрать вещи. Но если ты не застанешь меня… Спасибо за все, брат, — младший подошёл к Бенволио и крепко его обнял, — Спасибо за то, что мы были королями. Спасибо тебе за детство и юность. А теперь… — он отстранился, похлопав брата по плечу, — Прощай. Надеюсь, что мы ещё встретимся. И возвратился Бенволио домой. Один. Когда он пересекал ворота, главный вход, лестницу поместья, он осознавал, что больше никогда не пройдёт их с Ромео. Так сложилась судьба. Больше братьям не суждено было встретиться. Приверженец Монтекки прошёл в свою комнату и лёг на кровать. Он поклялся себе ждать рассвета, чтобы не пропустить прихода Ромео. Бенволио хотел успеть с ним попрощаться и пожать руку в последний раз. Но брат не постучал в дверь покоев Бенволио, а шагов в коридоре так и не было слышно. Он потерял, потерял того, кто был так дорог сердцу. Ромео, который был с ним с самого детства, который играл с ним каждое утро, который делился секретами… На следующее утро Бенволио осознал, что поймал хворь. Подниматься с постели не хотелось, кусок еды не лез в горло. Юноша пробыл в своей комнате до вечера, а после решил выйти на улицу, как только темные тучи заполонили небо. Ему чудилось, что они олицетворяют его положение: такие грязно-чёрные среди прекрасной, увядающей синевы.