Ангрон

      Амфитеатр Дешэа - столицы Вориа, имел овальную форму. В восточной его части находились так называемые Парадные ворота, представлявшие собой полтора десятка широких арок, находящихся под двадцатиметровым портиком, украшенным лепниной. В помещении амфитеатра роскошь парадного входа усиливалась - в защищённом от непогоды месте, стены и пол были выложены зелёным мрамором и украшены орнаментом, изображавшим сцены развлечений и древние легенды о подвигах основателей Домов и Республики. Над этим входом, предназначенным лишь для благородных, находились восемь комфортных лож, предназначенных для восьми сенаторов Республики, избиравшихся из восьми же домов-основателей, каждый из которых имел один голос при решении государственных вопросов. Лишь избранный из этих восьми домов принцепс имел право единолично принимать решения при отсутствии у других сенаторов возможности присутствовать на совещании. Чуть выше сидели остальные благородные, ещё выше - служившие домам мудрецы, и на самых верхних рядах дозволялось сидеть слугам домов. Верхние ряды были столь далеки от арены, что с них практически не было видно сражения. Для исправления этого была создана система огромных экранов, ведущих прямую трансляцию с арены на верхние ряды.       Среди работников амфитеатра ходил рассказ, что как-то на играх на голову одного из сенаторов с простолюдинской ложи упал огрызок яблока. В тот день все простолюдины и мудрецы, сидевшие над сенаторской ложей были истреблены, а дома ещё долго выясняли, кто, сколько и кому должен денариев за утрату и порчу имущества. Позже господские места были отделены от остальных прочной железной изгородью, на случай открытого мятежа среди черни.        С южной стороны арены находились Ворота начала. Из них выходили на арену гладиаторы, готовые проливать кровь. Напротив Парадных ворот устроены были ярко-алые Триумфальные ворота, через которые уходили с арены победители, а с западной стороны арены находились покрашенные в черный Ворота смерти; через эти мрачные ворота работники амфитеатра при помощи длинных багров убирали с арены изуродованные и окровавленные тела убитых или умирающих гладиаторов, которые вывозили грузовиками и сжигали в крематории, находившемся за чертой города.       Некоторые хитрые гладиаторы ранее пытались сбежать таким образом от своей участи. После того, как одного из них поймали, с него содрали кожу на центральной площади Дешэа, а всем погибшим гладиаторам перед отправкой в печь стали отрубать головы, для верности.       И если о прямом пути для павших рассказать более нечего, то Триумфальные ворота заслуживают более пристального внимания, поскольку ведут в подземелья под ареной. Именно там, в освещенных желтым светом извилистых бетонных катакомбах и готовились все игры. Там находились кухня, клетки с гладиаторами, арсенал, бухгалтерия, protis voitheias*, и прочие объекты, обеспечивающие функционирование амфитеатра.        Охрана и работники амфитеатра набирались из рабов дома Фальк'р, который возвел это величественное сооружение для демонстрации своей победы и власти после войны Великого Раздора, расколовшей единую Нуцерию на сотни мелких княжеств и объединившую их в нынешние пять царств несколько веков назад. Первыми гладиаторами амфитеатра стали побежденные враги восьми домов, создавших республику, которые сами же и возводили этот монумент своему поражению, подгоняемые плетями и шоковыми дубинками надсмотрщиков.       Лейтенант службы охраны амфитеатра Эфиальт, обходивший посты караула с плановой вечерней проверкой, был мрачнее грозовой тучи - именно сегодня, в день завершения осенних Великих Игр, посвященных сбору урожая, его хозяин в очередной раз продал раба. И все бы ничего, но от одной мысли, что его любимая десятилетняя дочка будет продана сенатору Кунаме, имевшему репутацию жестокого распутника и любителя совсем юных, незрелых, девиц, сердце обливалось кровью, а от бессилия изменить ситуацию хотелось выть волком. Тишина, завладевшая подземными коридорами после насыщенного трудового дня, совсем не помогала избавиться от гнетущих мыслей, а стук собственных каблуков по ярко освещённым бетонным коридорам раздразжал ещё сильнее, словно удары часов, отсчитывавших время до отправки родной крови на погибель.       Пункт охраны перед ямами гладиаторов представлял собой укрепленный контрольно-пропусуной пункт, развернутый по всей ширине прохода, укомплектованный взводом охраны с шоковыми дубинками и пистолетами, и толстую чугунную решетку, вмонтированную в стены и являвшуюся непреодолимой преградой для гладиаторов, реши они побуянить. Кроме того, в потолок была вмонтирована система подачи газа, гарантированно усыплявшего человека за минуту. По прибытию мрачного и погруженного в себя лейтенанта, дежурный сержант доложил ему, что за время его дежурства происшествий не произошло, на что Эфиальт кивнул головой, и, поставив отметку в журнале проверки дежурств, приказал впустить его в расположение гладиаторов.        Жилище гладиаторов Дешэа представляло собой несколько больших боксов с минимумом удобств - лежанки из соломы и старых тряпок, большой общий стол в центре помещения и несколько сортиров в дальнем углу. Системы вентиляции и отопления были спроектированы так, чтобы исключить возможность побега из помещения с одним единственным выходом.       Как и всегда, гладиаторы, кроме запертых в отдельных клетках, сидели на полу большими группами и болтали о разных мелочах. Запертые от остальных отличались стальными косами, свисавшими с голов - гвоздями мясника, постоянно жаждавшими крови и вне сражения терзавшими носителей приступами дикой боли.       - Хо! Какие люди! Сам лейтенант охраны пожаловал в нашу скромную обитель! Заходи, гостем будешь. - Поприветствовал пришельца медно-рыжий гигант с имплантантами в голове под смешки товарищей.       Уникальный житель амфитеатра, его чемпион и любимец публики - Ангрон, не сидел в клетке, несмотря на вживлённые ему гвозди мясника. Когда он ещё только появился в амфитеатре, его сажали в клетку согласно инструкции по обращению с "железяками", как называли охранники всех гладиаторов с гвоздями мясника. Но каждый раз Ангрон ломал клетку и выбирался из нее, чтобы сидеть рядом с остальными. Никакие наказания не заставили его изменить этой привычке, и со временем охрана заметила, что несмотря на импланты, несомненно исправно функционирующие, Ангрон являлся душой гладиаторской компании и никогда не срывался в кровавое безумие вне арены, на которую выходил постоянно, сдерживая свои кровожадные порывы. Все гладиаторы уважали его и любили, словно родного брата. Даже многие охранники чувствовали уважение к его силе духа. Так красного гладиатора перестали запирать в клетках и позволили жить в общем боксе.       - Вижу, тут все в порядке. Не вижу смысла задерживаться. - Отчеканил Эфиальт, желая поскорее закончить с обходом. - Скажи, твою дочь и вправду продают Кунаме? - Спросил охранника Ангрон. - Это не твое дело. Замолчи! - Резко ответил Эфиальт. - Значит правда. Сочувствую. Неправильно, когда дитя отрывают от своих и продают жестокому хозяину в другой конец царства. - Ты это к чему сказал?! Поиздеваться решил? - Нет. Просто хочу чтоб ты знал: не тебе одному от этого мерзко. - Что бы ты понимал в родственных связях и утратах, сын горы? Ты никогда не знал своих родителей и даже имя свое получил не от родичей, а от работорговца, который тебя нашел брошенного в горах Федан Мора. - Завелся Эфиальт.       В один прыжок чемпион амфитеатра оказался рядом с Эфиальтом и схватил его за руку. Не успел лейтенант отреагировать, как отчаяние и злоба на свое бессилие отступили, оставив пораженного мужчину наедине с Ангроном, смотревшим ему в глаза. На миг он почувствовал, что все его печали Ангрон разделил с ним, словно был ему родным братом, с которым они знакомы всю жизнь.       - Проклятье! Я никогда не хотел для моей Клепсидры такой участи, но что я могу? Нет у меня власти перечить господам. И слово мое, отцовское, ничего не значит для судьбы дочери моей - на рабов господам плевать. Это мерзко. Вы этого никогда не познаете, и в этом ваше счастье. - Если хочешь справедливости и спасения своей дочери - борись за них. Но тебя недостаточно, чтобы спорить с господами. Один человек ничего не изменит. Только вместе с такими же угнетенными есть шанс на победу. - Уверенно проговорил Ангрон, не разрывая зрительный контакт. - Что за... Это измена! Ты бунт затеял что ли? - Встрепенулся лейтенант. - Или победа в голову ударила?! Иди к черту, я об этом думать не хочу! - Выпалил Эфиальт, и развернувшись на каблуках быстро вышел из бокса.       - Зря ты это сказал. Теперь он будет держать ухо востро. Если не доложит командованию и нас не казнят. - Заметил подошедший к гиганту Ларбедон. - Не зря. У него горе и беда, которую ему нанесли хозяева, и которую он сам не решит. Он нас не выдаст. К тому же, его дочь мне действительно жаль - она ничем не сможет себя защитить. - Если охранник нас выдаст - я перед смертью всажу кинжал ему в сердце! - Пылко крикнул мальчик, сидевший на соломе. Его ласково потрепал по волосам смуглый худой гладиатор с хищным оскалом.        С закатом солнца улицы Дешэа пустели и люди расходились по домам. Рабы, приписанные к работным домам расходились по баракам, сопровождаемые конвоями правящего дома, спешили в свои домики члены касты мудрецов, слуги господских дворцов спешили за последними покупками в закрывающиеся лавки и лишь патрули, чеканившие шаг по отшлифованной за многие годы брусчатке, никуда не спешили, являясь островками спокойствия в этом море людей и своим видом демонстрируя силу и порядок, которые воплощали благородные дома.       Эфиальт шел домой в прескверном настроении. Чувство братства, внушенное Ангроном исчезло вскоре после расставания с ним, и бессильная злоба вновь наполняла лейтенанта охраны амфитеатра. В отличие от многих других рабов, он жил с собственном небольшом домике - награда от господина Фальк'р за верную службу, полученная ещё его отцом была оставлена в знак доверия сыну, и сын полностью оправдал это доверие.        Он всегда был рад вернуться в свой любимый серый домик с выцветшей рыжей крышей. Если он задерживался допоздна - его жена, Айол, ждала его, поставив на окне свечу, видя которую Эфиальт чувствовал, что тут его любят и ждут. И он шел к ней, словно корабль к маяку. Воистину он не прогадал, женившись на дочке крестьянина. Она оказалась верной женой и рачительной хозяйкой, ухитрившейся рядом с домом разбить небольшой огород, позволявший им питаться лучше многих других, особенно живших в работных домах. И лишь с детьми у них не заладилось. Ни одного сына и лишь одна дочь, рождённая через три года брака. Дочь, которую превратят в игрушку садиста. Короткий рык сорвался с губ Эфиальта. Ещё полквартала, и он придет домой. Что он скажет жене? Как посмотрит в глаза дочери? Он не знал. И не заметил, что свечи в окне не было.        Эфиальт понял, что что-то не так, когда увидел болтавшуюся на одной петле дверь и вытоптанный огород. Злобу мгновенно отодвинул страх, и мужчина бросился в дом, пока его воображение не дало ему картину, худшую, чем реальность. В прихожей был разгром. Шкаф с одеждой был разрушен, а одежда беспорядочно валялась на полк. Горшок с цветами, расписанный художником из Лиры, купленный на ярмарке в подарок жене был разбит и вода из него заливала пол.        - Айол! Клепсидра! - Звал жену и дочь Эфиальт, с полубезумным видом.       Ноги сами принесли мужчину в спальню прежде, чем он понял, что слышал оттуда сдавленные рыдания. Его жена лежала на полу перед сломанным супружеским ложем, сжавшись в комочек и пытаясь закутаться в остатки льняного хитона. Ее безумный вид, синяки, украшавшие почти все тело и состояние спальни не оставляли сомнений в том, что здесь произошло. Опустившись на колени Эфиальт нежно обнял поруганную жену.       - Они забрали ее. Забрали. Нашу Клепсидру. Люди сенатора Кунаме. Они пришли за ней. Господин Талон продал ее и они пришли за ней. Она не хотела. Ей было страшно. Больно. Она не хотела уходить. Почему тебя не было здесь?!! Никто не спас ее, Эфиальт! Я ничего не смогла! Я пыталась! Пыталась! Но я лишь слабая женщина! Я не смогла остановить! А потом они меня... Брали! Много раз. Это было так больно! Это страшно! Я звала тебя, а ты все не приходил! Почему тебя не было, Эфиальт?! - Кричала впавшая в истерику женщина.       Ночью, особенно ближе к утру Дешэа выглядел намного спокойнее, чем днём. Патрули стражи дома Фальк'р исправно несли свою службу, гоняя мелкое ворье и праздношатающихся. Однако решительно идущего к поместью великого дома Кунаме Эфиальта они не трогали, признавая за своего. Мало ли за каким служебным делом офицеру охраны амфитеатра нужно в город ночью?       Поместье дома Кунаме выглядело представительно, как и подобало жилищу одного из домов-основателей. Огромный особняк, охранявшийся родственной стражей дома, в ночи походил на небольшой дворец, украшенный десятками фонарей, впрочем имевших практическое назначение - создание хорошей видимости для охраны, благодаря чему она ловила нарушителей эффективнее. Так и сейчас, патруль своевременно обнаружил незваного гостя, запахнутого в простой плащ со знаками, указывающими на принадлежность носителя дому Фальк'р.       - Кто ты и зачем пришел? - Грубо спросил сержант родственной стражи в буром мундире у остановленного раба Фальк'р. - Мое имя Эфиальт. Я пришел за моей дочерью, Клепсидрой. Ее сегодня забрали у моей жены и привезли сюда. - Ответил гость, напряжённый, как сжатая пружина. - А, ты отец той девчонки? Ты пришел зря. Твой хозяин честно продал ее моему, тебе ее не вернут. Да и после всего, что было этим днём и ночью... Поверь, лучше тебе в это дело не лезть. - Под конец в высокомерном тоне сержанта проскочило сочувствие. - Что вы с ней сделали, ублюдки?! - Взорвался Эфиальт, схватив сержанта за грудки. Через миг его оттаскивал от сержанта весь взвод. - Только потому, что твой рассудок помрачен горем, я не пристрелю тебя немедленно. Твою дочку использовал в постельных утехах господин и она в процессе умудрилась выцарапать ему глаз, за что была насмерть запорота плетьми на закате. Отпустить его. И отойдите.        Солдаты беспрекословно выполнили приказ, и едва Эфиальт освободился, он со звериным ревом прыгнул на сержанта, чтобы через миг повиснуть на его кулаке. - Жди за задними воротами ограды через час. Я отдам тебе ее. - Тихо прошипел сержант своему противнику, после чего отстранился. - Выкиньте его отсюда и пошли греться в караулку!       Утреннее солнце рассеяло туман, и город оживал. Осенняя ярмарка скоро должна была закончиться, как закончилось итоговое квартальное заседание Сената и праздничные игры в амфитеатре. Торговцы подсчитывали барыши, господа плели интриги, господские управители заполняли свои гроссбухи, учитывая новые приобретения. Среди суетящихся по своим делам людей и расслабившихся стражников Эфиальт выглядел как мертвец: бледный, с синяками под глазами и потерянным взглядом он нес на спине грубый холщовый мешок с неизвестным остальным людям содержимым, не реагируя ни на что. Сержант Тимофей его не обманул. Его слуга действительно принес Эфиальту тело дочери в мешке. Это зрелище он не забудет никогда. Ее спина была сплошным месивом из кровавого мяса, а на лице девочки отпечаталась боль, которую дитя никогда не должно было получить.       Запустение и гнетущая атмосфера, хоть и появившиеся в родном доме лишь вчера, казались Эфиальту естественными. Айол так и не сдвинулась с места, где он ее оставил.       - Айол, я вернул ее. Ее тело. Я опоздал. - Выдавил из себя мужчина, опустив глаза вниз и сжав кулаки.       Его жена мгновенно оказалась возле мешка, завязка которого немедленно была разорвана. Вопль женщины, казалось, услышит весь город. А потом она упала, и как Эфиальт не пытался, он не смог ее вернуть. Лишь к полудню пришли солдаты дома Фальк'р, оттащившие его от тела жены. Позже мудрец-медик сказал Эфиальту, что у его жены при виде мертвой дочери случился сердечный приступ, от которого она скончалась. - Не вини себя, Эфиальт. Один человек ничего не изменит, а ты всего лишь один человек. Этот рок судьбы надо пережить, хоть это и тяжело. - Как же его жгли эти слова. Эфиальту казалось, что имей его ненависть материальное воплощение - она бы разорвала на куски всех на Нуцерии.       Площадка наказаний дома Фальк'р располагалась на территории их дворца в Дешэа и использовалась для наказания слуг дома за упущения и прегрешения в служении великому дому. Палач дома тщательно следил за порядком на этом месте, ибо работа у него была постоянно, хотя именно в этот раз он был совсем не рад ее выполнить. Но приказ есть приказ. Лейтенант службы охраны амфитеатра Эфиальт, поддавшись своей скорби, почти две недели не показывался на службе, топя горе в выпивке. Товарищи как могли прикрывали его, но это не могло длиться вечно. Когда об этом узнал господин Талон, его приказ был однозначен: восемьдесят восемь плетей Эфиальту и всем, кто скрыл его самовольство. Многие считали, что Эфиальту повезло, что у него не отняли звание. Другие считали, что мужчина этого наказания не переживет. Вспоминали, кого раньше били плетьми и спорили, сколько ударов можно пережить.        Приближался полдень, время наказания. Солдаты дома приводили рабов для наблюдения за экзекуцией, а палач неспешно выбирал кнут. Вскоре появился и Эфиальт. Все ещё худой как скелет, он более не был похож на утратившего разум мертвеца. Обнаженный по пояс, он шел, к позорному столбу, сопровождаемый символическим конвоем из двух солдат и взглядами других рабов. Жалостливыми, презрительными, любопытными. - Терпи, что бы не случилось. Я постараюсь бить слабее, так что ты должен выжить. И не смей выплевывать деревяшку ни в коем случае - ещё язык себе откусишь. - Тихо инструктировал Эфиальта палач, привязывая его руки к столбу. - Скажи, Ксагор, тебе самому от этого не мерзко? - Мне тебя жаль, но приказ есть приказ. Я его выполню, а обсуждать его не нужно. В конце концов я лишь один человек. Один человек ничего не изменит. Готовься.       Удар, удар, ещё удар. Он потерял счёт полученным плетям, но все ещё был в сознании, хоть взгляд и расплывался. Удар. Один. Удар. Человек. Удар. Ничего. Удар. Не изменит.       Слова гладиатора пронзили уставший мозг Эфиальта словно молния громового бога. Висевший на столбе мужчина с истекающей кровью спиной вдруг взвился и издал рев, от которого у собравшихся вокруг рабов пробежал мороз по коже. Говорили, что в этот миг волосы Эфиальта поседели, а глаза обрели кроваво-красный цвет. protis voitheias* - медпункт с греческого.