Ангрон

      Некоторые из них могли спать. Их называли счастливцами. Ангрон не мог. Соседи по клеткам никогда не видели его спящим. Бывало, он сидел на полу своей клетки, закрыв глаза и не двигаясь. Он научился не только терпеть боль, но и перераспределять ее в своем теле и ненадолго выскальзывать из ее объятий.       Он провел в клетках почти десять лет, не получив ни одного черного витка на веревке триумфа. Длинный белый шрам, берущий начало у основания шеи и несколько раз обвивавший туловище, словно веревка, пересекали лишь чистые, белые рубцы - летопись десяти лет побед, записанная Ангроном на своей собственной плоти. Другим рабам он множество раз давал нанести себе черный рубец поражения, в который они при нанесении втирали песок с арены. Его прозвали "Милосердный", за склонность щадить поверженных врагов, несмотря ни на что.       Много раз его пытались заставить добивать побежденных, натравливали на них диких зверей сразу после матча. И каждый раз он защищал тех, с кем бился считанные минуты назад, крича на трибуны о мастерстве и отваге противников, которые заслуживали жизни и новых сражений. Сперва пробовали демонстративно и жестоко казнить всех, кто переживал бои с Ангроном, у него на глазах, перед выходом на бои и поначалу разъяренный гладиатор, чей гнев усиливался имплантом, с пеной у рта разрывал противников на куски. Позже эта мера утратила эффективность, зато люди неизменно лицезрели, как Ангрон прощался с убитым, вспоминая его победы, и демонстративно сожалея, что больше подобного никто не увидит. Кроме того, расход гладиаторов сильно превысил допустимые хозяевами значения, и казни прекратились. Мода на милосердие к умелому врагу и прощание с убитыми закрепилась среди гладиаторов.

***

Толстая решетка опустилась, выпуская гладиаторов на раскалённый палящим солнцем песок. Лето было в самом разгаре, и даже в Дешэа - столице республики Вориа, расположенной в горах Федан Мора, было жарко. За многими господами, расположившимися в уютных балконах, прикрытых балдахинами, стояли рабы с опахалами и прохладительными напитками. особо богатые использовали небольшие переносные вентиляторы. День идеально подходил для серьезной игры, о которой поставленным голосом вещали рупора изо всех концов арены. ... теперь, во славу наших великих домов, их доблести и могущества, ради памяти их великих побед, мы организовали реконструкцию Суульского похода! Никчемные фанатики Лиры, которых вы видите на арене, пытавшиеся прорваться к нашим территориям, но потерпели неудачу. Первыми их противниками были дикие звери.       В полу в углах арены открылось несколько больших люков, выпустивших голодных хищников самых разных видов.       - Все в круг! Прикрываем друг друга! - Командовал Ангрон, разрубая надвое нуцерийского тигра почти двух метров в холке.       Первая кровь радует зрителей, а слева атакует небольшой, но проворный раптор. Подняв окровавленную секиру Ангрон ударил ящера наискось, но хищник ловко изогнувшись, проскочил мимо лезвия и взвился в прыжке, выставив перед жертвой когти. Мгновенно схватив ящера за когтистые лапы, Ангрон изящно развернул его, швырнув под лапы пробегавшему мимо барсу. Толпа неистовствовала, крича указания и проклятия гладиаторам, на смерть или победу которых зрители делали ставки. "Дай себя ранить, Ангрон, где твоя кровожадность?" Гнев и боль снова обожгли рыжего гиганта, погружая в боевой раж, приносящий покой.       - Они понесли тяжелые потери и лишились порядка в войске, всего лишь из-за кучки неразумных зверей, после чего, продолжили идти дальше, полагаясь на поддержку своего ложного божка. И наконец, утомленные долгим маршем и страхом, они встретили могучих воинов благородных домов, чей триумф был неизбежен, а превосходство абсолютным! - Соловьем разливался диктор, явно желающий угодить хозяевам.       Через несколько ворот арены выскочили джипы со стрелками в открытых кузовах, немедленно начавшими обстрел из винтовок.       - Прикройтесь зверями! - Крикнул Ангрон, швыряя на "полосу движения" машин какого-то монстра, весившего, наверное, под тонну. Несколько пуль пробили тело Ангрона, но удачно брошенный им медведь упал на капот одной из машин, раздавив ее всмятку и отправив в полет стрелков из кузова. Гвозди мясника снова впились в мозг. Он видел лишь врагов. Он был в бешенстве. Он хотел крови.       Ангрон даже не заметил пораженного взгляда стрелков, когда догнал разогнавшийся автомобиль, и запрыгнул в кузов. Он просто смахнул стрелков словно крошки со стола, и перескочил на следующую. В это время удачно брошенный нож спустил колесо у еще одного джипа, который резко занесло на повороте, столкнув с серой каменной стеной арены. Участь экипажа была предрешена.       Покрытый кровью, следами гари и кусками плоти Ангрон стоял в центре арены, а его голос был таким же громким, как звучавшие ранее слова диктора. - Я не знаю, кто победил в Суульской кампании когда-то, но сегодня победили мы! Те, кто должен был сегодня погибнуть, выжили и повергли врага! Было задумано одно будущее, но мы изменили его так, как хотели сами! Вспомним наших павших, братья и сестры. Они ковали эту победу вместе с нами. Они заплатили своими жизнями за эту победу и наши жизни. - Говорил примарх. И каждый выживший, пользуясь насыщением гвоздей мясника, говорил погибшим добрые слова, вспоминая их жизнь, и отдавая дань уважения смерти. Трибуны слышали все.       - Разве Лира не проиграла ту кампанию? Или я плохо знаю историю?- Недовольно спросил своего телохранителя глава республики - принцепс Талон Фаль'кр, сделавший ставку на поражение рабов. - Лира проиграла, господин, ее воины погибли. - Склонившись согласился капитан Родственной стражи. - Значит, на арене возникло упущение, и его следует...       Закончить фразу принцепсу помешали нарастающие крики простолюдинов "Жизнь! Жизнь! Жизнь!" Немного поколебавшись, принцепс показал сжатый кулак, символизирующий меч, вложенный в ножны, и означающий для рабов спасение.       Рожденный в семье мудреца, владеющего секретами строительства, Ларбедон изучал искусство отца со всем тщанием, и после его смерти, унаследовал отцовский знак строителя - символ принадлежности к касте мудрецов, дающий право на выполнение работ и личную свободу. Увы, его карьера закончилась быстро - лорд, желавший добавить к крепостной стене своего имения новую башню, нанял для этой работы Ларбедона, но в середине работы перестал ему платить, на что архитектор ответил приостановлением работ. Он предупредил нанимателя, что башня недостаточно укреплена и может рухнуть, однако предупреждению не вняли. Сын погребенного под завалами лорда немедленно обвинил архитектора в убийстве отца и за несколько медяков продал в школу гладиаторов, благо Ларбедон был молод и силен. Прошло пять лет, но сорокалетний гладиатор еще помнил свою свободу. Взгляд, который Ангрон бросал на трибуны и галереи, ведущие к выходу с арены, был ему хорошо знаком.       - Ни один гладиатор не ушел из амфитеатра живым, Ангрон. По себе знаю, как может манить свобода, но мы туда никогда не вернемся. Рекомендую смириться и удовлетвориться победами здесь. - Тихо сказал он Ангрону, которого взял под крыло с первого его дня в амфитеатре и считал своим талантливым учеником.       Тем не менее, Ангрон не был доволен результатом. Хоть жизнь гладиаторов и смягчилась, но несущественно. И они все еще были рабами, не властными даже над своей смертью. Их жизни были короткими и наполненными болью. И жизни простолюдинов, для которых бои были единственным развлечением, тоже были тяжелы и безрадостны под пятой господ. Несмотря на все их крики на боях, Ангрон видел, какие они - грязные, тощие, отчаявшиеся, с потухшими глазами. В некотором смысле они были еще несчастнее гладиаторов, ибо осознавали свое положение, но не могли даже выместить свое отчаяние в сражении. И не могли убить себя, ибо за всю родню самоубийцы, невзирая на пол и возраст, клеймили и ссылали на рудники, где заставляли работать на износ, еще сильнее, чем остальных рабов. Они не могли ничего, и это роднило их с гладиаторами на красных от крови песках. Нуцерия жила так многие века, и все же, это была неправильная жизнь. Ангрон не знал, какая жизнь была бы правильной. Возможно, этого не знал никто. Но он точно был уверен, что Нуцерия идет к гибели и злу, и пока еще не все потеряно, надо уходить с этого пути. Надо лишь понять, как уходить, и куда. И найти себе соратников. Один философствующий раб с непонятным чувством правильного - ничто, но вместе они могут изменить мир, как сегодня изменили историю Суульской кампании.