Перелетные птицы

Мокрая тряпка приятно холодила кожу, бережными и аккуратными движениями проходя по ране, но боли было не избежать, мужчина терпел, слегка прикусив губу. Когда его непроизвольный вопрос повис в воздухе, он ощутил, как на пару секунд рука девушки замерла, и, как бы она ни пыталась скрыть дрожь, последующие движения давали о себе знать. Тирион успел тысячу раз проклясть себя за свой язык и невольно вылетевший вопрос, но он никак не ожидал, что Тиша ответит ему. Слабость в голосе резала острее ножа, и он еще раз пожалел, что не сдержался. Слова, сказанные девушкой, прикрытые маской вежливости, вызвали в нем самые неприятные чувства, но в них скользило нечто другое: она хотела не верить ему, и это можно было понять. Желание резко схватить ее за руку и заставить поднять глаза, чтобы Тиша поняла, что это не пустые слова, брошенные на ветер, было почти непреодолимым. Его лишь остановило осознание того, что это грубое действие может разрушить их хрупкую нить, которую они оба неосознанно, но старательно берегли. Он промолчал, скрипя зубами от боли. Девушка почти с отчаянием смотрела только на свои руки, промывая рану, но выданная фраза заставила замереть Тириона. Во-первых, Тиша сказала это совсем по-другому: она обратилась к нему уже не как к лорду-деснице, а непосредственно как к отцу своей дочери. Это отдавало сладкой горечью. Во-вторых, неужели его дочь им гордилась? Стремление доказать, что он чего-то стоит своей семье, которое было с ним всю его жизнь, странным образом шелохнулось в душе. Он всегда пытался доказать своему отцу, что он достойный сын и может внести значительный вклад в дело, за которое принимается. Но везде и всюду ему отвечали разочарованием, презрением, ненавистью и неверием. Он свыкся с этим, давно забивая в гроб внутреннее желание самоутвердиться, однако как бы старательно Тирион ни прятал это чувство, оно вечно дергалось и билось, как раненый зверь, все еще желающий ф пробить железные прутья. Трещину пробила Дейенерис, клетку разрушили слова Тиши. Полумуж невольно дернулся, сжимая крепко челюсть. Каждое прикосновение ткани отзывалось жгучей болью в ранах и теле. Ему стало жалко разочаровывать собственную дочь, ведь он просто пьянчуга, утоляющий боль в вине и раздающий советы. — Главное, не говори ей, что я больше пью, чем что-то делаю, — иронично произнес карлик, — если бы вместо воды в тазике было вино, мои раны залечились моментально, — попытался разрядить обстановку Тирион, но ему самому стало дурно от произнесенного. Какой же он идиот, разве он имеет право сейчас шутить? Ей все равно, она бы хотела поскорее уйти отсюда и, будь ее воля, бросила бы тряпку ему в лицо. Он принес в ее жизнь только страдания, ничего больше. Только Лианна была лучиком света в беспросветной тьме, в которую он по своей глупости закинул девушку. Побери его Неведомый вместе с Иными и всей свитой отродья сказок за Стеной. Очередное прикосновение к ране вынудило его рефлекторно остановить руку. Спустя мгновения он осознал, что крепко вцепился в хрупкие, израненные пальцы Тиши, упорно не сводя взгляда с нее. — Ни Королева, ни мой отец — никто не заставит меня пойти против вас с Лианной, — твердым, почти холодным голосом ответил ей Десница. Слова, произнесенные им, можно было считать государственной изменой, но Тириону было плевать — он знал, что если встанет выбор, он сделает его незамедлительно и не в пользу Матери Драконов. Каким бы образом он не верил в свою Королеву, которая дала ему смысл жизни и цель, Ланнистер не выберет ее, если она прикажет ему навредить своей семье.  — Тиша… я убил своего отца собственными руками, пустил арбалетную стрелу ему в сердце и сделал бы это снова. Он заплатил свою цену. — Тирион умолчал о Шае, чье предательство не оставило ему другого выбора. Шая была лишь последней каплей, последним толчком к убийству. Но именно пятнадцатилетний отцовский поступок спровоцировал его к пьянству и блуду, и каждый раз, когда он целовался с очередной шлюхой в борделе, не переставал думать о Тише, представляя, что именно ее губы он целует. Возможно, Шая смогла заполнить эту пустоту, но лишь потому, что она напоминала ему о девушке, которая сейчас промывала его раны.