Ничто не будет прежним

Рома проснулся в своём новом домике несколько раньше обычного. Сон был тревожным и чутким: весь остаток вчерашнего дня прошёл в тщетных попытках повторить межпространственное путешествие самостоятельно. Художник приподнялся. Сердце грызла досада от неудачи. Если ничего не выйдет, придётся принять от Пионера некий «костыль». Уже одно это слово вызывало отвращение. Всплывали в памяти несколько месяцев после травмы в студенчестве, проведённые в постоянном ощущении беспомощности от вынужденного ограничения движений. То самое время, за которое трость стала не только опорой физической, но и духовной. Когда она постепенно превратилась в верного спутника, универсального помощника и даже, в каком-то смысле, часть образа. Может, сегодня, когда прошло первое потрясение, всё будет иначе? В родном мире поговорка «утра вечера мудренее» обычно работала безотказно. К тому же неизвестно, сколько обучались переходам новые союзники. Солнце взошло недавно и ещё не успело залить домик ярким светом. Новый день обещал развеять сомнения в собственной полезности команде. Рома быстро оделся и только в этот момент вспомнил, что не озаботился предметами личной гигиены. Со всеми открытиями было как-то не до того. Однако проблемой это было назвать сложно: в каждом домике можно было найти зубной порошок, мыло, полотенце и прочие вещи, отличающие чистоплотного человека. Действительно, всё обнаружилось в первом же открытом ящике тумбочки. Точь-в-точь, как в любом цикле. Умывание прошло быстро. Ледяная вода окончательно отогнала прочь дурные мысли. Вместе с ней успокоению способствовало полное отсутствие обитателей лагеря. По одной этой причине уже можно было всей душой желать остаться здесь подольше. Тем не менее отсиживаться в планы не входило. Если спасение достижимо, надо приложить к нему все усилия. А запас сил необходимо время от времени пополнять, о чём не преминул напомнить желудок. Делать нечего, сложить вещи в домике — и прямиком в столовую. В ней Рома не рассчитывал никого увидеть, но ошибся. Недалеко от кухни за столом одиноко сидел Доппельгангер в той же клетчатой рубашке и что-то усердно писал в тетради, не обращая внимания на тарелку с остатками картофельного пюре и половиной котлеты. Сразу бросилось в глаза, что строчил он левой рукой. Для художника это, конечно, не было чем-то из ряда вон выходящим, просто не обратить на это внимания он не мог. — Утра, — бросил Рома, проходя к кухне. Несмотря на вчерашний конфликт, хотелось сохранить хотя бы нейтралитет. Доппельгангер не отреагировал. Наверняка он элементарно не слышал за собственными размышлениями. Повторять художник не стал. Грань между невежей и фанатом своего дела порой такая тонкая... — пронеслось в чертогах разума. Конфорки на плите были ещё чуть тёплыми. Чем позавтракать, выбирать особо не пришлось. Гречка сразу не выдержала конкуренции как один из немногих нелюбимых продуктов, суп с утра был попросту непривычен, так что осталось пюре. В холодильнике нашлась докторская колбаса, а на одном из столов — графин с компотом. Пока еда разогревалась, Рома решил посмотреть за Доппельгангером через окно раздачи. Тот всё так же сидел практически без движения. Лишь рука выводила на слегка помятой бумаге строчку за строчкой. Время от времени союзник Пионера прерывался на секунду-другую, видимо, чтобы подобрать нужное слово, и замирал подобно изваянию. Примерно так художник представлял себе писателей, которых посетила столь желанная ими муза. Из-под пера таких людей ожидаешь получить проникновенные истории, берущие за душу и заставляющие возвращаться к ним снова и снова, каждый раз находя что-то новое. Или же это могут быть лирические стихи, поражающие красотой рифм, изяществом образов и прекрасно подходящие для чтения в романтической обстановке при свете луны. Но что принимает на себя та тетрадь?.. Неожиданно Доппельгангер прервал письмо. Он сделал несколько размашистых движений ручкой и с досадой бросил её на стол. Тогда Рома понял, что лучше вернуться к плите. По просторному залу столовой эхом отозвалось короткое, но очень ёмкое слово. Обозначало оно женщину не самого достойного социального поведения. Давно уже художник не слышал подобного. Сам он старался держать себя и свой словарный запас под контролем, а от обитателей лагеря ждать нецензурщины не стоило. Художник вышел с тарелкой и стаканом в руках — Доппельгангер доедал остывший завтрак. Рома устроился за столом в противоположном углу. Сверху пюре было всё ещё холодным, хотя перемешивание вполне могло исправить такое неудобство. Если это и вправду приготовил манипулятор эмоциями, его кулинарные способности должны быть не хуже тех сверхъестественных, про которые говорил Пионер. — Что ты пытался во мне увидеть? — донёсся голос, полный презрения. Рома поднял глаза на Доппельгангера. Тот не отрывал взгляда от тарелки. Всё-таки услышал... — подумал художник. — На тебя что, уже и посмотреть нельзя? — проворчал он вслух. — Хочешь смотреть — смотри в лицо. Не люблю крыс, заходящих сзади. — А я не люблю высокомерных гусей. Доппельгангер усмехнулся: — Жалкая попытка. — Это не попытка. Если помнишь, ты сам раскрыл вчера свою слабость. Так что пытаться не буду, сразу перейду к действию. И снова слова художника достигли грани, на этот раз осознанно. Пособник Пионера прекратил трапезу. С громким звоном его ложка ударилась о тарелку. Рома как ни в чём не бывало поедал своё пюре. Он уже ожидал незамедлительной реакции: крика или же просто чего-то в духе «у тебя что, зубы лишние?». Однако так просто вывести на эмоции Доппельгангера не вышло. — Что же ты будешь делать с этой информацией? — голос его оставался спокойным. — Начнёшь копать глубже, чтобы уколоть меня? Не тот ты человек. Ты слишком порядочен для такого. Да и в случае чего с гораздо большей вероятностью ты просто полезешь в драку. Не зря же Пионер нахваливал твои боевые навыки. В одном Доппельгангер точно не ошибся: Рома никогда не занимался психологическим насилием. Физическим — да, самым жестоким. Душу же ничью не трогал ни разу. Он и сам до конца не знал почему. Возможно, это был последний моральный барьер где-то в глубинах подсознания, отделяющий от превращения в чудовище. Пока не пересёк эту черту, есть возможность вернуть себе человеческий облик. — В отличие от тебя, — произнёс художник. — Вот тут ты прав. Я тот, кто пойдёт ради свободы на всё. Если ты встанешь на пути, тут же будешь сметён, — зачинщик разговора проглотил последний кусок котлеты. — Мы вроде как должны быть союзниками, разве нет? — Ты мне не союзник. — Почему же? — Рома не удивился резкому ответу. Доппельгангер поднялся из-за стола и только тогда пересёкся взглядом с художником. — Если у тебя такая хорошая память и хоть немного мозгов, вспомни, что я сказал тебе вчера в лицо. Наглец взял тарелку и направился на кухню. Вчерашние его слова о независимости Рома помнил прекрасно, даже в некоторой мере соглашался с ними. И всё же не мог не дать отпор. — Мозгов у меня достаточно, чтобы не называть себя непроизносимой тарабарщиной. Лучше бы эльфом Добби назвался. Эта фраза явно попала в цель. Тишину разбили тяжёлые шаги из кухни. Внутренне художник уже готовился к кровопролитию. Наверняка противник доставит немало хлопот, хотя бы по причине необычных способностей. Но сбросить этого нахала с высоты его самомнения — бесценно. А вот и он. Доппельгангер вышел, прошагал к столику художника... Глаза парней встретились. Лишь сейчас стал заметен истинно волчий взгляд мастера энергии зла. Такой взгляд испепеляет неокрепшую душу, несёт в себе ненависть всей прожитой жизни и запоминается навсегда. Рома же продолжал сидеть и флегматично пожёвывать колбасу. — Я Доппельгангер, — процедил оппонент. — Лучше не зли меня. — Или ты применишь свой эзотерический талант? — едва заметно улыбнулся художник. — О, так ты уже в курсе. Это всё упрощает. Тебе Пионер говорил, что я могу убить без прикосновений и оружия? — Хочешь проверить, насколько быстро убиваю я? — поднялся Рома со сжатой тростью. — Хочу. Докажи, что твои слова не трёп! — А ну разойтись, парни! — в столовую вошёл Пионер. — В чём дело? — Слушай, приходи попозже, как новенький пороху нюхнёт. И им же подавится, — прорычал Доппельгангер. Во второй раз Рома внутренне согласился с наглецом. Вот он, тот самый момент, когда Доппельгангер получит по заслугам и наконец умерит спесь. Никто не должен вмешиваться. Никто не должен помешать маленькой личной победе. Но схватке не суждено было случиться. Пионер резко опустил руку на плечо художнику и силой заставил сесть. Другой рукой он оттеснил Доппельгангера, не спуская с того глаз. — Никаких драк за пределами тренировочной площадки! Отвечай, в чём дело? — Я же говорил, у тебя свои критерии отбора — у меня свои, — зачинщик оттолкнул руку Пионера. — Ты ставишь под сомнение мой выбор? — Да, ставлю! — По первому впечатлению? — Которое ни разу меня не подводило! Глава команды приоткрыл рот для ответа, однако тут же набрал воздуха в грудь и шумно выдохнул, после чего продолжил абсолютно спокойным тоном: — Послушай, Доппельгангер. Если мы будем враждовать друг с другом, то не добьёмся ничего. Мне стоило больших усилий найти этого парня, и я никому не позволю рушить свои труды. Не забывай, кому ты обязан очень многим из того, чем сейчас обладаешь. До этой фразы Рома не предпринимал попыток не то что встать, даже пошевелиться, настолько крепко сжимали плечо стальные пальцы Пионера. А сейчас едва ощутимой судорогой тело пронзило ощущение, словно нашлась ещё одна частичка паззла. Наверное, мастер энергии зла когда-то был в таком же отчаянии, но так же пришёл Пионер и завербовал его. Интересно, а дар у того уже был изначально? Внутри было очень досадно, что всё обошлось без боя, да то ли ещё будет... Доппельгангер молчал. Его тяжёлый взгляд переходил то на Рому, то снова на Пионера. Последний спокойно ждал. Видать, не впервой усмиряет пыл наглеца. — Ты попомнишь мои слова... — прищурился Доппельгангер. — Желание избежать ошибки вовлекает в другую, — с назиданием произнёс Пионер. — Гораций? В каждом сомнительном деле единственное средство не ошибиться — это предполагать самый худший конец. Людовик Четырнадцатый, — парировал соперник. — Играть с тобой в афоризмы, конечно, приятно, но лучше это продолжить в более предрасполагающей атмосфере. А сейчас давай закончим этот конфликт. — Пионер повернулся к Роме. — Жать руки предлагать не буду: бессмысленно. Вместо этого лучше покажите друг другу свои таланты. Доппельгангер, ты первый. — На нём? — его волчьи глаза сверкнули недобрым огоньком. — Нет! — отрезал Пионер. Наглец наигранно вздохнул и стал озираться в поисках цели. Как раз в эту минуту в открытое окно влетел воробей и устроился на ближайшем столе. — Смотри! — оскалился Доппельгангер, покрутил левым запястьем и указал пальцем на птицу. Из кончика пальца вырвалась чёрная субстанция, похожая на дым, и в мгновение ока устремилась к цели. Тело воробья поглотило её без остатка. Несчастная птичка вздрогнула, жалобно пискнув, взлетела к потолку и сложила крылья. Живым снарядом она спикировала на стол вниз головой и после удара затихла. — Что-то подобное могло быть и с тобой. Можешь сказать Пионеру спасибо. Но Рома не стал ничего говорить. Он молча встал и прошёл на кухню. В глубине её послышался звон столовых приборов. — Вот сейчас не понял… — мастер энергии зла посмотрел на Пионера. — Сейчас увидишь, — отозвался тот и сел за стол художника. Через несколько секунд Рома показался с четырьмя стаканами в руках, в каждом из которых стояла чайная ложка. Художник поставил посуду на стол и придвинул к нему другой. На столешницах разместились два стула. — Ты что задумал? — зло спросил Доппельгангер, сложив руки на груди. — Терпение, друг мой. Терпение всегда воздавалось сторицей, — успокоил Пионер. — Звучит как проповедь для паствы, — проворчал Доппельгангер. Художник за это время поставил два стакана на стулья, а два — под ними. На каждый стакан он положил ложку так, чтобы та лежала поперёк взора. Когда замысловатая конструкция была готова, Рома подошёл к Пионеру: — Можно галстук? — Конечно, — глава команды развязал узел на груди и передал красную ткань художнику. Тот сложил галстук в полоску, прошёл к конструкции и завязал себе глаза. Пальцы обеих рук крепко сжали трость. Пара стремительных ударов невероятной точности, громкий звон — ложки с верхних стаканов сбиты, а сами стаканы стоят нетронутыми! Верный посох перехватывается одной рукой, делает молниеносные выпады в сторону нижних стаканов — ещё две ложки на полу, и снова стекло нетронуто! Ещё не успев снять повязку, Рома услышал сдержанные аплодисменты. Он ни на миг не сомневался в их источнике: определённо не Доппельгангер. Действительно, на некогда бесстрастном лице Пионера проявилась лёгкая улыбка с примесью восторга. — Браво, Рома! Я-то уже видел достаточно, чтобы назвать тебя мастером своего дела, а что скажешь ты, Доппельгангер? Тот лишь фыркнул: — Одно махание палкой ещё ничего не значит. — По-твоему, люди без сверхспособностей — второй сорт? — спросил Рома. — Дело не в способностях. Как бы хорошо ты ни бился, какой бы сверхъестественной силой ни владел, это не стоит ничего, если у тебя нет преданности. — Интересно, а как докажешь свою преданность ты? — художник с таким же недоверием посмотрел на оппонента. — Откуда мне знать, насколько чисты твои помыслы? — Доказывать мою преданность нет смысла, я уже это сделал. — Доппельгангер поднял руку на уровень головы и выпустил лёгкое облачко энергии зла. — Вот этой самой рукой я убил своего прежнего наставника, который оказался предателем! Готов ли ты совершить то же самое? Слово «наставник» отозвалось у Ромы холодной волной мурашек. Всплыли воспоминания о Юле, о каждом вечере, проведённом с ней. Эти воспоминания Рома пытался задвинуть куда подальше в подкорку, и всё же они прорвались, словно ждали своего часа. Кошкодевочка когда-то была действительно дорога художнику, потому что разительно отличалась от всех прочих обитателей лагеря. Она помнила прошлые циклы, не пыталась убедить Рому в роли вожатого и тем самым ощущалась чем-то чужеродным для этого мира. А значит, более близким по духу отчаявшемуся попаданцу. И ни разу, даже спустя столько времени после разрыва, Рома не задумывался, сможет ли поднять руку на Юлю. Тщетно стараясь сохранить нейтральное выражение лица, художник искал ответ на вопрос Доппельгангера. Тот сразу заметил смятение: — Вот глазки и забегали! А ты ещё говорил, никаких сомнений! — повернулся он к Пионеру. — Ты предлагаешь мне принести голову своего наставника? — Рома всё-таки совладал с собой. — Да хоть руку и сердце её принеси, мне плевать, — огрызнулся Доппельгангер. — А с чего ты взял, что это она? — Глаза могут так метаться только от мыслей о девушке. Если ты докажешь, что готов на всё ради спасения, и убьёшь её, я начну тебе доверять. Но не раньше, — владыка энергии зла развернулся и резко зашагал к выходу. Пионер и художник проводили его взглядом без единого слова. — Что скажешь? — прервал тишину Пионер. — Он меня сильно раздражает, — честно ответил Рома. — Меня иногда тоже. Но ты видел его силу. Только благодаря ей станет возможным уничтожение целых лагерей. Так что без него команда не сможет действовать эффективно. И скажи, это правда, про твою наставницу? — Да. А что это меняет? — В целом, ничего. Я всего лишь ещё раз убедился в таланте Доппельгангера. Он хорошо разбирается в людях, вот только излишне требователен к ним. — А сам-то он соблюдает эти требования? — В том-то и дело, что да. Рома не стал отвечать. Не было никакого желания обсуждать этого нахала. Внутри ощущалось какое-то унижение. Снова Доппельгангер вывернул Рому наизнанку перед Пионером. Нарочно показывает превосходство, гад. Ничего, будет ещё шанс заявить о себе. Новый наставник тоже замолчал, правда, ненадолго. — Есть прогресс с переходами? — спросил вполголоса Пионер. Рома только едва заметно покачал головой. — Понятно. Ничего, это поправимо. Вот, держи, — лидер достал из кармана пионерский значок и протянул художнику. — Что это? — Рома принял предмет и стал скептично его рассматривать. — На первый взгляд, простая безделушка. На самом деле — артефакт перемещения. Позволяет осуществлять переходы даже обитателям лагеря, испытано не раз. — И откуда у тебя такая штука? — художник машинально расстегнул миниатюрную булавку. — Это тебе знать необязательно. Для перемещения достаточно сжать значок в кулаке и сконцентрироваться, как я тебя учил. Рекомендую носить в нагрудном кармане формы, так гораздо меньше шансов потерять. Кстати, галстук можешь оставить себе, ещё пригодится. — Ясненько. Спасибо, — пробормотал Рома, застегнул булавку и последовал совету Пионера. — Надо полагать, скоро ты дашь мне какое-то задание в другом лагере? — Скоро. Но не торопи события. Помой всю посуду и выходи на крыльцо. Твоё обучение ещё не окончено. — Мне что, и за ним посуду мыть? — возмутился художник. — Да, за то, что поддался на провокации. Доппельгангер как зачинщик конфликта тоже будет наказан. — Будет мыть всю посуду после обеда? — фыркнул Рома. — Наказание — вещь индивидуальная. Ты жаждешь скорее приступить к делу, и оттого неприятнее тебе будет подобная рутина. Доппельгангер живёт другими стремлениями. — И какими же? — Со временем узнаешь. Не думай, что вот так просто вытянешь из меня информацию, способную стать оружием, — с этими словами Пионер покинул столовую. Рома убрал галстук в карман и окинул взглядом свою тарелку с остатками пюре. Наставник не ошибся: на пути к освобождению грязная посуда казалась досадной рутиной, особенно если учесть неприязнь художника к подобным делам. Но делать нечего, Рома — пока никто в команде, и протестовать — не самая лучшая идея. А между терпимостью к выходкам наглеца и возвращением к прежней безысходной жизни выбор давно сделан. Промывая тарелки и ложки под краном, художник ощутил как раз то, о чём говорил Пионер, — нетерпение. Последний урок — и обучение завершится, Рома станет полноправным членом команды, в равной степени участвующим в общем деле. Хоть наставник и не говорил конкретно этого, мысль прочно засела в голове у художника, стала его стремлением. Дело стало спориться: чистые и блестящие тарелки выстроились в ряд, ложки отправились в собственный ящик стола. Удовлетворённый окончанием рутины, Рома вышел из кухни. На крыльце никого не было. Но лишь на первый взгляд. Наставник стоял у стены в ожидании. — Дело сделано, — отчитался художник с толикой облегчения. — Молодец. Продолжим обучение. — Пионер шагнул к ученику. — Для начала нужно показать тебе, что может случиться при неудачном переходе. Лагеря не расположены впритык друг к другу, их разделяет особая зона, где нет пространства и времени в обычном понимании. Бывалые путешественники называют её межлагерной пустотой. С этими словами Пионер схватил художника за руку, и оба тут же перенеслись из базового лагеря. Едва оказавшись в пустоте, Рома с ужасом обнаружил, что парит, словно в невесомости. Вокруг царил непроглядный мрак и абсолютная тишина. Даже собственный вскрик ужаса и недоумения не отозвался внутри и малейшей вибрацией тела. Разглядеть можно было разве что самого себя. Что происходит? Пустота лишила веса и слуха? Неизвестно, сколько продолжался бы приступ паники, если бы художник не заметил поодаль спокойно стоящего на ногах Пионера. В пустоте привычная физика не действует. Если ты ощущаешь почву под ногами, она есть. Если хочешь лететь, будешь лететь бесконечно, — заговорил в голове голос наставника. Рома попытался ответить, но снова не смог издать ни звука. Пионер чуть наклонил голову и посмотрел исподлобья, призывая следовать своему примеру. Мы можем общаться только мыслями? — произнёс про себя Рома. Пока что да. До совершения первого самостоятельного перехода человек практически беспомощен в пустоте. Раз уж ты не совсем обычный в плане переходов человек, требований к тебе будет больше. Ты должен быть готов к тому, что снова можешь оказаться в таком положении, если мой амулет перестанет действовать или потеряется. Общение на уровне телепатии было крайне непривычным. Хватит болтаться. Встань на ноги, — приказал Пионер. И как я это сделаю? — произнёс мысленно художник. Просто захоти этого. Это звучало как продолжение формулы «нужно переместиться — пожелай того». Рома с трудом, но всё же смог принять одно положение с учителем. Пространства здесь нет в понимании людей. Где пожелаешь, там будет опора. — Пионер поднял ногу, будто встал на ступеньку, и сразу подтянул другую. — Давай, не отсиживайся внизу. Художник запрокинул голову, наблюдая за тем, как бывалый исследователь миров медленно, с толикой напыщенности шагал ввысь по невидимой лестнице. Неужели это место и вправду существует в той форме, которую желает человек? Ради эксперимента Рома представил перед собой постамент наподобие того, на каком стоял Генда, только в несколько раз меньше, и попытался положить руку на воображаемую поверхность. И точно, ладонь упёрлась во что-то, недоступное взгляду. Это нечто не было ни горячим, ни холодным, просто твёрдым. Получилось! Пустота подстроилась под желание! Рука художника прошла в сторону, желая найти грань постамента. Искомое нашлось как раз там, где изначально представлялось! Пионеру не пришлось повторять призыв. Рома уверенно поднялся на один уровень с учителем и удовлетворённо посмотрел ему в глаза. Отлично. Теперь я покажу тебе последствия отсутствия времени, — с этими словами наставник достал из кармана нож, протянул вперёд руку и полоснул себя по предплечью. На коже не осталось и следа! — Раз нет времени, нет грани между жизнью и смертью. Не зарезать, не задушить ни себя, ни кого-то ещё. Не успел Рома осознать фразу, как Пионер резко притянул его к себе силой мысли, прямо на выставленный клинок! Но не убийство было целью: лезвие мягко коснулось кожи, будто состояло из картона. Художник даже не сразу понял, какое чувство внутри него преобладало: изумление от причуд пустоты или гнев на бесцеремонного наставника. Что бы это ни было, оно быстро ушло вглубь разума, уступив место резонному вопросу: Получается, мы не живём, находясь в пустоте? По сути, да. Мы застываем в том состоянии, в котором прибыли сюда, и только в лагере можем из него выйти. — Пионер убрал нож. — И самое главное, ради чего мы здесь, — переходы. Я уже объяснял тебе принцип перемещений между мирами. Сейчас не должно быть никаких преград для успешной попытки. Жду тебя в твоём первоначальном лагере на остановке. Учитель исчез. Пионер? Пионер? Чёрт! — мысленно выругался художник и вздохнул. Если так и стоять столбом, можно остаться в пустоте навсегда. Что там нужно для успешного перехода? Концентрация, твёрдое желание, представление конечной цели. Рома зажал в руке значок и ощутил тот самый полёт, что предшествовал попаданию в неприветливое ничто. Буквально мгновение — и художник перенёсся в «Совёнок». С небольшим промахом: очутился Рома между кружками и ближним жилым сектором. Но правильный ли лагерь? Рома во весь дух побежал на остановку. Внутри всё тряслось, даже не от бега, а от неизвестности, получился переход или нет. Тяжёлые ворота были приоткрыты, художник ловко протиснулся в проём и остановился. Никого вокруг. Неужели не тот мир? — Пионер! Пионер! Тишина. Разве что птичка изредка чирикает, сидя на горне статуи и словно смеясь над неудачей. Похоже, действительно лагерь другой. Что ж, первый блин комом. Художник снова схватился за карман и чётко представил Пионера, в томительном ожидании шагающего кругами по остановке. И снова мистический полёт между миров, на этот раз полностью удачный. Наставник встретил Рому сдержанными аплодисментами и едва заметной улыбкой: — С прибытием! Теперь ты точно не застрянешь в пустоте. Над навигацией по лагерям надо будет ещё поработать, но даже нынешний уровень — уже повод похвалить тебя. — Спасибо, — кивнул художник. — Теперь обратно в базовый лагерь? — Да, только сначала кое-что покажу тебе. Следуй за мной в пустоту. — Пионер растворился в воздухе. К этому моменту Рома уже успел привыкнуть к подобному уходу по-английски, поэтому сразу отправился за наставником. Неприветливое ничто на удивление немного изменилось. Теперь оно предстало перед парнями похожим на космический пейзаж с редкими вкраплениями далёких звёзд самого разного оттенка: белого, желтоватого, голубого... Какие-то звёзды мерцали, часть из них горела ярким светом, но ни одна из них не была точной копией другой. Рома так засмотрелся на всё это, что начисто забыл о цели визита. Красиво, правда? — раздался в голове голос Пионера. Есть немного, — подумал в ответ художник. Это лагеря. Те самые, которые скоро падут под нашим натиском. Когда попаданец совершает свой первый удачный переход, пустота открывает своё истинное содержимое. Но не пытайся понять, какие лагеря ближе, а какие дальше. Не забывай, где ты находишься. То есть, если я захочу попасть в какой-то из этих лагерей, не выйдет? Выйдет при должном навыке. Для этого нужно до него дотянуться, только и всего. Так просто? — удивился Рома. Лишь на словах. Может сложиться так, что даже верёвка из лоскутов всей твоей одежды не сможет достать. Всё же значок и мысленная навигация куда надёжнее в этом плане. Я, пожалуй, запомню этот способ. На всякий случай, — произнёс Рома. — Это всё представление, или будет ещё? Нет, возвращаемся, — скомандовал Пионер. В пункте назначения наставник окинул ученика взглядом. — Пока что хватит с тебя переходов. Есть кое-что важнее. — Что же? — Прежде всего, нужно решить внутренние проблемы, — Пионер назидательно замедлил речь. — Мы не сможем действовать единой командой, пока вы с Доппельгангером грызётесь. Пора положить этому конец. Приходи в одиннадцать часов в музклуб. За это время разомни мышцы. — Что ты задумал? — насторожился художник. — Увидишь, — наставник уже шагал прочь. Рома посмотрел на часы мобильного — до указанного времени около часа. Лучше последовать совету и провести небольшую тренировку. Как всегда, площадкой для неё стала далёкая полянка. Выработанная за многие циклы программа, от разминки до сложных приёмов, не помешала бойцу погрузиться в тяжкие думы. Доппельгангер продемонстрировал своё тёмное искусство. Он действительно способен убивать на расстоянии одним взмахом руки. Сражаться с ним, в случае чего, будет непросто. Можно ли уклониться от эссенции эмоций? Есть ли защита от неё? Возможно, зловещую энергию остановит какой-нибудь щит или броня. Наверное, от губительного воздействия можно спастись, подавив собственные чувства, чтобы они не взяли верх над разумом и инстинктом самосохранения. Однако пока что, без какой-либо подтверждённой информации, это строительство воздушных замков. Ясно одно: Доппельгангера нельзя недооценивать. Вариант наладить с ним отношения не рассматривался ни секунды. Он высокомерный наглец, к тому же уже один раз сменил наставника. Что помешает сделать это ещё раз? И даже так не похоже, что он что-то замышляет против Пионера, слишком уж естественно дерзит, но в то же время смиряется со всеми приказами. А сам Пионер наверняка почувствовал бы недобрый умысел при своих способностях. За всеми этими размышлениями Рома совершенно не заметил, как пролетело время. Когда он снова достал телефон, на дисплее высветилось «10.56». — Чёрт! Заставлять Пионера ждать могло оказаться чревато, так что художник со всех ног помчался к обители музыки. К счастью, осталась целая минута на то, чтобы отдышаться перед дверью. Итак, очередное задание командира... Переступив порог, Рома сначала заметил сидящего за роялем Пионера. Глава команды одной рукой выбивал нестройные ноты, отчего создавалось впечатление, что он только что прочёл первую главу самоучителя и желает скорей приступить к практике. — Ровно одиннадцать часов. Точность — вежливость королей, — ловкие пальцы Пионера скользнули на крышку клавиатуры. — Разочарую, но я не родился с серебряной ложечкой в заднице, — огрызнулся Рома. — Какая жалость! — донёсся знакомый язвительный голос. Художник повернул голову — в углу, сложив руки на груди и опершись на стену, стоял Доппельгангер. Это было вполне ожидаемо. — Раз оба здесь, начнём! — Пионер с грохотом опустил крышку и встал из-за рояля. — Кто мне скажет, что сильнее: любовь или ненависть? Рома задумался, но не над самим вопросом, а над тем, как это связано с их миссией. «Совёнок» — мир чувственный, эмоции здесь — краеугольный камень… Потоку мыслей помешал Доппельгангер: — Конечно, ненависть. Она объединяет людей гораздо сильнее любви. — Верно! И это её свойство пойдёт на пользу нашей команде, — Пионер поднял руки на уровень головы и направил их вперёд. Захлопнулись все окна, кроме одного, а за ними и дверь. Художник и Доппельгангер обернулись — ключ в замочной скважине сам собой прокрутился на два оборота. Видя спокойное лицо владыки энергии зла, Рома всеми силами постарался скрыть изумление. Глава команды — ещё и телекинетик?! — Хочешь устроить спарринг? — предположил Доппельгангер. — Именно. Вы вдвоём против меня. С моей стороны никаких сверхспособностей вроде телепатии или телекинеза, бить и уклоняться буду вполсилы. Ваша задача — повалить меня на землю и продержать на ней неотрывно пять секунд. В одиночку это невозможно. Используйте любые подручные средства, но пока не исполните — никто отсюда не выйдет. — А зачем тогда одно окно оставил? — поинтересовался Рома. — Чтобы Доппельгангер выпустил накопленную энергию зла. Тогда начало поединка будет честным. — Эй, это нихрена не честно! Может, новенький не в курсе, но я-то знаю, что тебя пока что даже поцарапать никто не смог! — воскликнул тот. — Во-первых, не принижай себя. Во-вторых, выполняй приказ, — спокойно пресёк возмущения Пионер. Доппельгангер что-то прорычал себе под нос и выставил правую руку в сторону открытого окна. Зрелище плывущей по воздуху эссенции злобы и гнева снова приковало Ромино внимание. Это походило на сборище тёмных призраков, рыбным косяком стремящихся куда-то вдаль. Такое же чёткое течение, практически армейский строй, и такой же нескончаемый поток, какой показывали документальные фильмы об обитателях морей. Да сколько же этой субстанции? Сколько человек можно убить таким объёмом? Нельзя сказать, что художника страшила сверхъестественная сила, он просто-напросто не мог уложить у себя в голове её существование и такое количество внутри, казалось бы, обычного человеческого тела. Наконец, поток энергии зла иссяк. — Всё? — уточнил Пионер. — Всё, — буркнул Доппельгангер. — Хорошо. Можно начинать, — глава команды снова поднял руки. Последнее окно закрылось. Ведомые силой мысли сверхчеловека ручные музыкальные инструменты, что лежали грудой около рояля, взмыли на метр вверх, разлетелись по периметру вдоль стен и снова легли на пол. — Думаю, вам это понадобится, — Пионер опустил руки. — Спасибо, мы со своим, — фыркнул Доппельгангер и потянулся в карман штанов. Когда он достал руку и взмахнул ей, раскрылась чёрная телескопическая дубинка длиной в полметра. Оружие выглядело довольно грозно, однако его владелец не спешил вступать в схватку. Художник тоже медлил. Он планировал, что более вспыльчивый Доппельгангер выступит первым, а сам Рома сначала присмотрится к стилю боя противника и составит тактику. Не тут-то было. Владыка энергии зла уже вовсю косился на Рому призывным взглядом. Видать, вынашивал такой же план. — Я не собираюсь вас ждать до скончания веков, — новоиспечённый тренер, не поднимая рук, указал двумя пальцами на своих противников. Через секунду парни почувствовали, что их что-то ощутимо ткнуло в поясницу. Рома и Доппельгангер обернулись — это были две парящие в воздухе флейты. — Не надо подгонять меня! — рявкнул Доппельгангер и бросился в атаку. Его дубинка не достигла цели — Пионер перехватил руку противника, юркнул вбок и так крутанул, что тот распластался на полу, описав телом в воздухе дугу. Художнику остаться в стороне не дала та же флейта, всё сильнее толкающая в спину. Рома попытался достать противника с расстояния замахом трости, но Пионер мгновенно увернулся. Ещё секунда — удар ногой в грудь отбросил художника к стене. И это называется вполсилы?.. — подумал Рома, придя в себя лицом в пол через секунду после удара о стену. Будто сбил автомобиль. Художник несколько раз глубоко вдохнул — рёбра вроде целы, не хрустят. — Вставай, сопляк! Нехрен валяться! Слова Доппельгангера не сразу обрели смысл в ошеломлённом разуме. Художник как только мог быстро поднялся — Пионер уворачивался от зарядов энергии зла. Сейчас они были уже не столь молниеносны и объёмны. Похоже, от собственной ярости мистические снаряды восполняются не мгновенно. Истратив последнее, Доппельгангер ринулся на противника тараном. Бесполезно: Пионер не потерял равновесия, лишь проехался на метр назад и усмехнулся. Удар ноги в живот, локтем по спине — атака закончилась подобно Роминой. — Сколько вам нужно сотрясений и сломанных рёбер, чтобы понять, что поодиночке у вас нет шансов? — раздражённо спросил лидер, обводя взглядом подопечных. — Неужели я настолько ошибся в вашей исключительности? — Слышь, инвалид! Я что, один должен огребать?! А ну, хромай со своей тростью сюда! — заорал Доппельгангер, поднимаясь. На этот раз художник сразу осознал грубые слова. Они пробудили в душе те самые неприятные воспоминания о времени, когда трость была не аксессуаром, но необходимостью. Тело уже вернулось к боевой готовности. Справившись с мгновенным порывом выбить спесь из кричавшего, Рома схватил деревянную спутницу поудобнее и атаковал Пионера. Первый бой с ним уже позволил понять, что простые удары противник заблокирует легко. Значит, надо действовать более хитро и непредсказуемо. Художник не стремился нанести удар, лишь устоять самому. Не вышло: лидер вырвал посох и швырнул его в угол. Потом сразу схватил Рому за горло и бросил туда же. Как раз в эту секунду сзади подбежал Доппельгангер, держа за гриф в правой руке виолончель, а в левой — гитару. И хоть Пионер успел заметить его краем глаза и отвести рукой летящий инструмент, ноги его попали под размашистый взмах гитарой. Под жалобный треск лидер наконец-то повалился наземь! — Раз! Два... — начал считать Доппельгангер, но Пионер мгновенно встал без рук и оттолкнул его. — Наконец-то, хоть какое-то подобие командной работы. Продолжайте и старайтесь лучше! — тренер приготовился к новой атаке. — Недоносок трёхногий... — прорычал наглец. Внутри художника вскипела ярость. На этот раз парням хватило одной встречи взглядами, чтобы скоординировать нападение. Каждый прочёл в глазах другого нетерпение и единственную возможность хоть чего-то достичь в этой заведомо нечестной схватке. Парни рванулись с места почти одновременно, Доппельгангер снова схватился за инструменты. Пионер, казалось, не знает усталости. Пощёчина художнику, уворот от брошенной флейты, блокированный удар ногой, перехваченная рука Доппельгангера, молниеносный манёвр — союзники снова повержены и пытаются встать на ноги у противоположных стен. Понимая, что рукопашная схватка явно бессмысленна, Рома схватил, что под руку попалось, и запустил в противника. Пионер же кулаком отразил летящую в него валторну прямиком в одно из окон, а спустя мгновение увернулся от виолончели сзади. Сестра скрипки пролетела в считанных сантиметрах от лица художника, который уже успел подняться. Ты что, гад, под шумок и меня грохнуть решил? — едва эта мысль сложилась в голове Ромы, глаза его загорелись ещё большей ненавистью. Доппельгангер атаковал противника сзади. Пусть в одиночку калечится, а художник посмотрит и восстановит силы. Натиск не возымел эффекта. Повалив противника, Пионер опустился перед ним на корточки: — Больше командной работы! Не будь единоличником! — после чего перевернул его на бок и толкнул рукой. Провожаемый взглядом художника мастер энергии зла проехался через всё помещение и налетел спиной на ножку рояля. — Сука! — процедил Доппельгангер и направил на Рому выставленную ладонь. Тот почувствовал внезапную ломоту во всём теле. Из глаз, рта и рук сочилась энергия зла прямо в пальцы Доппельгангеру! Лишившись накопленной злобы, художник выпрямился, шагнул назад и чуть снова не упал: ноги стали ватными, перед глазами замелькали мушки, все мышцы в конечностях сами собой расслабились. Пока собиратель гнева вставал, Рома успел заметить, что рояль уже не так устойчив: ножка треснула и прогнулась к двум другим. Появился план. Художник отступил в угол и опустился на колено, делая вид, что ранен. Он лишь наблюдал, как Пионер пытается не попасть под столь же концентрированные заряды, из каких состоял улетевший в окно поток. Теперь всё ясно: манипулятор эмоциями нарочно злил художника, чтобы набрать достаточно новой эссенции и получить преимущество в бою! Снова ощутить гнев и ярость не выходило. Оно и к лучшему: ничто не будет застилать разум. Рома не обращал внимания на выкрики союзника и практически не двигался: нужно было ещё немного времени... Доппельгангер же нашёл потерянную дубинку и продолжил сражаться сам. Пионер уже не отпускал никаких комментариев и отбивался с привычным бесстрастием на лице. Доппельгангеру не составляло труда не попадать под ответные атаки, и всё же хотя бы раз попасть по противнику он не мог. Наконец, Рома достал из кармана галстук Пионера и приложил ко рту. Ткань тут же намокла от слюны, что собиралась во рту всё это время. Едва галстук пропитался полностью, Рома швырнул мокрый комок на пол, целясь на пару шагов позади Пионера, и побежал к роялю. Доппельгангер, похоже, сразу понял задумку художника и точечными выстрелами энергии зла заставил противника отступать. Всё сложилось удачно: Пионер поскользнулся и упал, в точности как главный герой советской комедии о контрабандистах. Не теряя ни мгновения, Доппельгангер юркнул вбок и со всей силы пнул главу команды по рёбрам: — Раз! Два! Три! Удар достиг цели: Пионер отлетел в сторону и своим телом окончательно сломал ножку рояля. Но выбраться ему было проще простого из-за педалей, которые сработали как опора для грузного инструмента. К счастью, художник уже был наготове и точным ударом ноги перебил тонкую деревянную конструкцию. Оглушительный грохот и дребезжание возвестили об окончании тренировочного поединка. — Четыре, пять, — подытожил Рома, переводя дыхание. Доппельгангер тоже выглядел не лучшим образом. Руки его покоились на коленях, рот почти не закрывался, на лбу выступили крупные капли пота. Пару секунд в клубе слышалось лишь утомлённое сопение, пока не раздался новый рокот. Это глава команды сбросил с себя рояль. — Вот то, чего я добивался! Молодцы! — Пионер поднялся на ноги и улыбнулся уголками губ. — Я в тебе не ошибся, твой острый ум и боевой опыт сослужат нашему делу достойную службу! — обратился он к художнику. — Надеюсь, оно того стоило, — проворчал Рома себе под нос. Глава команды вроде бы не заметил этого и повернулся в сторону Доппельгангера: — Твой прежний наставник хорошо обучил тебя. — Это не его заслуга, — процедил тот, ища глазами свою дубинку. — Отрицать заслуги врага — то же самое, что недооценивать его, — Пионер расстегнул рубашку и сбросил её с плеча — на месте пинка чернел синяк размером с куриное яйцо. — Заметь, я не учил тебя твоему искусству. Ещё немного, и ты сможешь мне ребро сломать таким ударом. — И добьюсь этого сам, — мастер энергии зла нашёл своё оружие и сложил его. — Вы оба отлично показали себя. Если будете и дальше так слаженно работать, нас ничто не остановит. — Форма лидера снова скрыла последствия схватки. Доппельгангер и художник посмотрели друг на друга. Они не сказали ни слова, однако взгляд обоих выражал легко уловимое послание: «Это ещё ничего не значит». — Надеюсь, я никого не покалечил? — поинтересовался Пионер. — Я в порядке, — подвигал руками и ногами Рома. Спина ныла, однако боль можно было перетерпеть. Доппельгангер пожал плечами: — Энергия зла защитила меня. — Хорошо. Обед в час. До него можете быть свободны, восстановите силы. За обедом брифинг. — Мы наконец приступим к делу? — прищурился художник. — Да. Все подробности на месте. — Пионер силой мысли отпёр дверь и покинул клуб. Парни огляделись — в помещении запросто можно было заподозрить взрыв бомбы или обыск сотрудниками спецслужб. Осколки музыкальных инструментов, лежащий на боку рояль, выбитые стёкла без слов говорили, насколько напряжённой была драка со сверхчеловеком. — И кто же займётся уборкой? — подумал художник вслух. — Во всяком случае, не я, — фыркнул Доппельгангер и неспешно направился к выходу. Рома пожал плечами и последовал его примеру, но так, чтобы не столкнуться в дверях. Едва владыка энергии зла вышел, в голове художника зазвучал голос Пионера: Ах да, есть отдельное задание для тебя. Зайди к Доппельгангеру в дом и помоги ему вынести отходы эксперимента. Какого чёрта ты лезешь в мою голову? — подумал Рома. Я думал, ты успел привыкнуть за время вербовки. Нет, чёрт побери! Неужели нельзя все приказы отдавать по старинке, ртом? Отдавать приказы телепатически быстрее всего. Если тебе это не нравится, постараюсь свести подобное к минимуму. А пока выполняй. Есть, сэр! — саркастично произнёс про себя художник. Внутри же он боролся с нежеланием лишний раз видеться с тем раздражающим типом. Может, хоть раз удастся избежать неприятного приказа? Что, если просто пойти к себе? Не заставляй меня вести тебя, как марионетку, — Пионер слегка повысил мысленный голос. — Чем дольше ты не подчиняешься, тем меньше оставляешь себе времени на отдых. — Вали из моей головы! — крикнул Рома уже вслух. Всё в твоих руках, — с этими словами вернулось ощущение прежней свободы мыслей. Чёртов телепат! Для художника собственный разум всегда был единственным местом, потревожить которое не мог никто в лагере. Это было сродни проникновению в личное пространство, только ещё хуже. Чтобы удостовериться в чистоте сознания, Рома ещё примерно полминуты лихорадочно тёр виски и повторял про себя: Убирайся! Убирайся! Убирайся! Только после этого он со вздохом принялся за исполнение приказа. На подходе к домику наглеца художник понадеялся, что дверь будет заперта. В таком случае появится повод сказать, что не достучался. Напрасно: между дверью и стеной оставался небольшой проём. Похоже, хозяин забыл запереться. Хоть нос к носу встречаться не придётся. Художник нехотя постучался. — Заходи, — крикнул изнутри знакомый голос. Готовый ко всему, Рома переступил порог домика. Он сразу заметил Доппельгангера за столом. Тот медленно крутил между пальцев левой руки карандаш и, похоже, ни на чём не фокусировал взгляд. Потом художник покосился на кровать — на ней лежала тихоня в форме. Рука безвольно свешивалась. Кожа была бледна, веки опустились, Кажется, девушка мертва. Что странно, одежда осталась совершенно целой и чистой. — Это и есть отходы эксперимента, которые надо утилизировать? — Неужели мусорщиком заделался? — удивился хозяин дома и отложил карандаш. — Не обольщайся, меня Пионер отправил, — художник продолжал смотреть на тело. — Куда отнести? — Тогда отнесём вместе, — Доппельгангер встал и подошёл к кровати. — По-твоему, один не справлюсь? — Отнесём вместе, как велено, — повторил убийца. — Я возьму за ноги. Не желая лишний раз пререкаться, Рома взял пионерку под плечи, в то время как Доппельгангер — под колени. Носильщики направились в сторону старого корпуса. Художник предполагал, что тело нужно просто закопать в лесу. Сам он не раз подобным занимался, так что шёл совершенно спокойно, с твёрдой уверенностью в своей версии. Непонятно было только, как тихоня умерла. На ней не было никаких следов насилия, пыток, голода... — А ты неплохо сработал в музклубе, — неожиданно бросил Доппельгангер. — Видать, мозги у тебя всё-таки есть. — Спасибо, — буркнул Рома, стараясь не выдать удивления. Разговор ожидаемо угас. Однако любопытство буквально жгло Рому изнутри, и даже неприязнь к наглецу не смогла перебить его. Поборовшись с собой до выхода из лагеря, художник всё же спросил: — Что ты с ней делал? — Жалко стало? — вполоборота повернулся Доппельгангер. — Нисколько, — фыркнул Рома. — Это правильно. Хотя бы здесь Пионер с тобой не ошибся, — владыка энергии зла недолго помолчал. — Я улучшал её. — В смысле? — туманный ответ не прояснил практически ничего. — Будешь пай-мальчиком — увидишь и поймёшь. Я почти подошёл к финалу, — с этими словами Доппельгангер свернул с тропы. Спустя десяток метров стали видны примятая от частой ходьбы трава и поломанные кусты. Рома настолько увлёкся размышлениями, что не заметил, куда же его привёл провожатый — к трём могилам, расположившимся в ряд. Две из них уже были зарыты, судя по земляным холмикам, третья же была обнажена совсем недавно. Как раз рядом стояла воткнутая в гору земли лопата. — Что это?.. — спросил Рома. — Кладбище проб и ошибок, — в этот раз голос Доппельгангера не был надменным, он стал спокойнее, в нём проскальзывали едва уловимые нотки печали. — Прибыли. Только сейчас художник присмотрелся к двум закопанным могилам и заметил на них одно и то же выведенное лопатой по поверхности холмика имя — ЛЕНА. — Какого хрена?.. — Рома вздрогнул. Глядя на кладбище, он окончательно понял, что прежнее бесчувствие покинуло безвозвратно. Вид мёртвых тел обитателей лагеря не был в новинку, даже их братские могилы. Но не одной и той же пионерки! — Начнёшь ныть — окажешься рядом с ними, — Доппельгангер взял тело на руки и бросил в яму. — Ну тебя нахрен... — проворчал художник и поспешил покинуть это пугающее место. Однако, уже пройдя метров десять, он остановился и обернулся. Доппельгангер всё так же стоял у могилы. Плечи его были чуть опущены, руки опирались на лопату. Кажется, мастер тёмного искусства действительно скорбел. Сквозь гул лесного ветра послышался обрывок фразы: ...это было не напрасно... Доппельгангер вздохнул и принялся закапывать тело пионерки. Смотреть на это Рома не стал и пошёл обратно в лагерь. Что же это было? Говорит не ныть, и в то же время ему самому не наплевать на это кладбище. И что значит «улучшал»? Наверняка здесь используется энергия зла. Но как может что-то улучшить то, что существует исключительно для разрушения? Почему жертвой безумных экспериментов стала именно Лена? И какова всё-таки конечная их цель? Постепенно теряя чёткость мыслей, художник добрёл до своего домика, запер дверь и повалился на кровать. Он чувствовал, если тотчас не справится с бешеным потоком вопросов, сойдёт с ума. Что только что произошло? Этот вопрос касался не того страшного открытия, а реакции художника. Почему его тронул вид единственной и постоянной жертвы? Рома представил похожую сестринскую могилу для копий каждой девушки, что когда-то знал по имени. Блондинка… Вроде Славя… Рыжую, кажется, звали, Алиса… Ощущения остались прежними. Возможно, разум до сих пор противился заново обретённой множественности миров, а потому бурно реагировал на все её проявления. Или же пионерки для Ромы больше не просто элементы системы, а полноценные люди? Нет, жалости к ним никакой. Это какое-то другое чувство. Что-то вроде непринятия. Так не должно быть! — словно кричит нутро. — Обитатели отдельного лагеря должны умирать в нём же! Чтобы эффективно работать в команде, придётся привыкнуть к этому, тем более что Пионер в курсе всех дел. Всё-таки спасение первостепенно, и неважно, сколько статистов не доживут до перезагрузки. Наверняка пионерка с фиолетовыми волосами была выбрана неспроста и послужит высшей цели. Самоуспокоение сработало. Буря внутри постепенно улеглась. Картина персонального кладбища уже не будоражила воображение так, как раньше. Рома ещё некоторое время лежал на кровати без движения, стараясь не вспоминать в подробностях страшное открытие и внушая себе мысль, что всё идёт должным образом. За несколько минут до обеда художник сходил к умывальникам, ополоснул лицо и руки, а вернувшись с полотенцем в домик, заглянул в настенное зеркало. Лицо в отражении уже не было столь отрешённым, как на прошлых витках, сейчас в нём прослеживалась уверенность в своей власти над будущим. Постылый мир пионерлагеря потерял своего раба и вместо него заимел бойца, который поднял голову и готов сражаться за свободу. Когда Рома вернулся в столовую, подготовка к обеду уже шла полным ходом. Стоя за одним из столов, Пионер нарезал хлеб. Из кухни доносился звон посуды и запах наваристого борща. Уже он один возбуждал аппетит. — Принеси тарелки, — не отрываясь, приказал лидер. — Поедим здесь. Художник послушно проследовал к окну раздачи — Доппельгангер уже поставил поднос с тремя порциями горячего супа. Нести их оказалось делом с непривычки непростым: кулинар налил своего творения почти до краёв. Тем не менее, обед дошёл до стола в целости и сохранности. Пионер помог расставить тарелки так, чтобы две были напротив третьей, и отправил Рому за компотом. Повар снова был наготове. Когда и три стакана прибыли на место, художник занял указанный одиночный стул. Доппельгангер сел по правую руку от командира, раздал ложки и сразу принялся есть. Сам до конца не зная зачем, художник посмотрел на него пару секунд и последовал примеру. Борщ и вправду был аппетитным, хоть и не раз разогретым. Готовить убийца умеет, это у него не отнять. — Приятного всем аппетита, — произнёс Пионер. — Угу, — кивнули поочерёдно парни. Когда тарелки опустели примерно наполовину, лидер отпил компота и нарочито громко поставил стакан на стол. Парни подняли голову. — Итак, как Роман правильно подметил, мы приступаем к делу, — начал Пионер. — Я достиг нужного могущества и готов с вашей помощью стереть целый лагерь без следа. Напомню вашу роль в этом. Доппельгангер передаст мне свои запасы энергии зла, а я пущу их на уничтожение «Совёнка». Поскольку в это время мне потребуется максимальная концентрация и сосредоточенность, Роман прикроет меня от возможных нападений. Конечно, вероятность сопротивления крайне мала, но подстраховаться лишним не будет. Вопросы есть? — А почему бы тебе не забрать эту энергию заранее? — уточнил художник. — Энергия зла — крайне опасная субстанция, и единственный, кто может сосуществовать с ней долго, — это Доппельгангер. Что она делает с обычными существами, ты уже видел. — Глава команды взял новый ломоть хлеба. — Выходит, ты обычный человек? — не мог не спросить Рома. — Смотря что ты вкладываешь в эти слова, — Пионер и бровью не повёл. — Я не умею укрощать энергию зла. В то же время Доппельгангер не способен прочесть ничьи мысли, не считая их невербальных проявлений. А каждый из здесь сидящих легко расправится с любым из местных. Так кто же из нас обычный? Художник проигнорировал вопрос и уткнулся в тарелку. Досадно, когда твою же попытку задеть обращают против тебя. — Ты посмотри на него. Засмущался, как пионерка на первом свидании, — оскалился Доппельгангер. Рома снова остался безучастным. — Придержи язык, — осадил наглеца Пионер. — Лучше скажи, хорошо ли подготовился. — Хоть ты и лишил меня большинства запасов, они уже восполнились. — Так быстро? — поднял глаза художник. — Я — живое вместилище энергии зла. Она едина со мной, а я един с ней. Мы не существуем друг без друга. — Ты можешь ею подавиться? — решил отыграться Рома. — А ты можешь подавиться воздухом? Вот и я ей — нет. — Парни, меньше препирательств, больше конструктива, — в голосе Пионера проскользнуло недовольство. — Хочешь конструктива — пожалуйста, — Рома обратился к командиру. — Скажи, что нам даст уничтожение лагерей? Вечность в пустоте? Так это шило на мыло. — У меня есть теория, что лагеря — это, образно говоря, шкаф, который загораживает дверь в родной мир, — разъяснил Пионер. — Сломать шкаф — и проход будет открыт. Конечно, это очень утрированное сравнение. — Зато понятное. А каждый лагерь, выходит, загораживает путь в мир попаданца, который в нём обитает? — Нет, всё гораздо сложнее. Сами лагеря — это истинные параллельные миры, однако я сомневаюсь, что каждому из них соответствует мир, подобный твоему. Скорее всего, он один, а система Мира «Совёнка» уже расщепляет подобных мне на множество копий, оставляя уникальными таких, как вы. — И в чём же наше различие? Пионер выдержал небольшую паузу. — Ответ на этот вопрос я ищу дольше, чем можно представить. Пока безуспешно. В одном я уверен точно: лагеря можно и нужно уничтожать. — То есть новых рекрутов набирать уже не будешь? — вмешался Доппельгангер. — Нет, вас двоих достаточно. Я исходил больше лагерей, чем листьев на деревьях, и практически никто не мог сравниться с вами в потенциале изменить мир и свою судьбу. К тому же даже у меня есть предел терпения. — Надо же, — Рома негромко ухмыльнулся. Пионер оставил это без внимания. — Ставьте тарелки, — кулинар пододвинул поднос. Пионер и художник успели пообедать и сразу исполнили указание. Рома успел ещё допить остатки компота. Доппельгангер собрал всю пустую посуду и понёс на кухню. Когда он скрылся из виду, послышался звон брошенных тарелок и громкий лязг металлической крышки. — Общая кастрюля, — пояснил Пионер. — Отличный способ складировать грязную посуду. Всё равно её на целый лагерь. Досада неподъёмной ношей опустила плечи художника. Можно было просто выбросить посуду, а не мыть её! От такой житейской бессмысленности наказание казалось ещё более унизительным. — Надеюсь, ты усвоил урок, — лидер пристально посмотрел на подчинённого. — Если такое повторится, нарядом на кухне не отделаешься. Будешь частью команды — достигнешь возвращения. Ты ведь можешь работать в команде? — Могу... — несмотря на угрозу, внимание Ромы сместилось на желанную перспективу, а с тем и стала исчезать досада. — Я готов, — вернулся кулинар. — Тогда выдвигаемся. Лагерь я выберу случайно, так что держитесь за меня. — Пионер встал из-за стола и протянул вперёд руки. Доппельгангер взялся за правую руку командира, художник — за левую. Вот он, тот самый первый шаг к мечте! Скачок... Троица перенеслась на тропинку между площадью и жилым сектором. Доппельгангер тихо выругался себе под нос и только тогда взглянул на пункт прибытия. Художник сразу осмотрелся. Никто из немногочисленных прохожих даже не обратил на пришельцев внимания. — Итак, парни, свершилось, — произнёс Пионер с нескрываемой гордостью. — Этот день навечно отпечатается в вашей памяти. Впервые за тысячи циклов и сотни исхоженных миров мы пошатнём незыблемый фундамент нашей темницы! Доппельгангер, ты готов? — Как никогда! — воскликнул тот. — Рома, готов ли ты? — Не тяни резину... — вздохнул художник. — Ладно, вижу, прощаться с лагерем никто не собирается. Тогда... по моему сигналу! — Пионер закрыл глаза и сделал несколько глубоких вдохов. Рома отошёл на шаг и приготовился исполнять свою роль. Правда, он не ожидал какого-либо сопротивления, и, тем не менее, не собирался расслабляться. Глава команды медленно поднял руки, опустил их и снова поднял на уровень глаз, образовав соединёнными пальцами полусферу. В такой позе Пионер застыл секунд на десять. На мгновение Рома даже подумал, что тот заснул. Доппельгангер же терпеливо ждал, вращая левым запястьем. — Давай... — послышался тихий хрип. Это был сигнал для мастера злобы. Доппельгангер резко положил почерневшую ладонь на сердце Пионеру. Энергия зла пульсирующими струями устремилась от донора к разрушителю. Пугающее зрелище приковало Ромино внимание, однако он быстро вспомнил об обязанностях. Пионер, набрав достаточно энергии, расставил руки, словно пытался сдержать две сдвигающиеся стены. Земля содрогнулась. Две секунды полнейшего спокойствия — и асфальт под ногами перестал ощущаться. Рома взглянул вниз и не поверил: он стоял в расползающейся чёрной пустоте! Страшное ничто со скоростью штормового ветра пожирало не только почву, на глазах в прах рассыпалось всё вокруг! В мгновение ока парни остались посреди межлагерного пространства. — Не паникуй. Всё идёт по плану! — процедил Доппельгангер сквозь сжатые от напряжения зубы. Рома не паниковал. Он был просто в шоке от погибающей реальности. Обречённые статисты безуспешно пытались убежать, спрятаться, но беззвучно растворялись в догнавшей пустоте. Уткнувшийся в книгу паренёк так и не оторвал от неё глаз. С другой стороны дороги бежали две девочки, одна поскользнулась и упала. Вторая, несмотря на мольбы подруги спасаться, вернулась, прижала к её себе и успела лишь посмотреть на волну разрушения. От обеих не осталось ничего. В душе художника уживались восторг и одновременно ужас от могущества союзников. Всё, что они говорили, было правдой! С такими способностями можно уничтожить все миры до последнего! Хотя сама пустота на месте обычного пейзажа заставляла кровь стынуть в жилах. И плевать, что телесные ощущения остались те же. Разум не мог принять этого. Откуда-то изнутри робко пыталась пробиться жалость к погибшим и тут же была заглушена мыслями о грядущем спасении. Гибель этого мирка — первый к нему шаг. Необходимость. Уже всё в пределах видимости залило тушью небытия, а Пионер и Доппельгангер продолжали стоять недвижимо монументом смерти. Неужели лагерь до сих пор не уничтожен полностью? Безмолвный вопрос быстро разрешился, когда командир опустил руки и выдохнул: — Всё... Уходим, парни... Доппельгангер убрал руку от груди соратника и позволил на себя опереться. Но даже его поддержки оказалось недостаточно: Пионер едва держался на ногах. Разрушитель даже не мог полноценно сформировать в пустоте устойчивую поверхность, отчего его ноги постоянно переминались в поисках опоры. Рома подхватил Пионера под другое плечо, и только так троица смогла перенестись обратно в базовый лагерь. Первым делом парни уложили командира на кровать в ближайшем домике. — Сходи за водой, — приказал Доппельгангер. — А с чего это ты раскомандовался? — возмутился художник. — С того, что принял командование. — Командую здесь я. И не надо воды, — Пионер достаточно быстро пришёл в себя и попытался подняться, хоть руки ещё не до конца его слушались. — Проклятье... Сложнее, чем я думал... Доппельгангер, забери остатки. Тот положил ладонь на грудь командиру и за несколько секунд вобрал в себя небольшую порцию энергии зла. Почти сразу после этого Пионер смог сесть на кровати и опустить ноги. — Тебе лучше? — поинтересовался Рома. — Я в норме, — перевёл дыхание лидер. — Можете меня поздравить с первым промахом. — Каким промахом? Мы же уничтожили лагерь! — не понял художник. — Первое правило командира — не показывать подчинённым слабости. Один раз уронишь авторитет — его не вернёт ничто. — Ну да, тот, кто пропустил через себя лошадиную дозу смертоносной энергии, к тому же не просто выжил, а в придачу уничтожил целый мир, достоин лишь презрения! — сарказм Доппельгангера ощущался не только в словах, но даже в движении, которым он придвинул к себе стул. Рома в очередной раз поймал себя на том, что внутри соглашается с соперником. Конечно, обнаруживать это не стал. — Что дальше? — спросил он вслух. — Для начала, сядь, не гляди на меня свысока, — буркнул Пионер. Художник занял вторую кровать. — В задуманном темпе уничтожать лагеря не выйдет. Этот был куда... сильнее... — голос Пионера стал тише и медленнее. — Он словно сопротивлялся мне... Кричал... Как живой... — Это что значит? — нахмурил брови Доппельгангер. — Я слышал этот вой каждой клеткой тела... Мне будто все внутренности заменили мощнейшими динамиками... — Почему тогда я этого не чувствовал, пока накачивал тебя? — Ты участвовал в процессе лишь косвенно, а я столкнулся с самим нутром лагеря, — разрушитель вернул прежнюю уверенность речи. — И в то же время понял, что противостоять ему можно. В следующий раз не должен так с ног валиться. — И когда следующий раз? — снова включился Рома. — Как только будет готов Доппельгангер. — Так же быстро не получится. Энергии зла почти не осталось, — тот посмотрел на свой сжатый кулак. — Это плохо. Ещё одно препятствие, — Пионер покачал головой. — Я могу... — Я запрещаю! — крикнул разрушитель в сторону помощника. — Даже договорить не дал, — фыркнул Доппельгангер. — Я знаю, что у тебя на уме. Хочешь вывести Романа из себя и набрать энергию зла быстрее. Я не позволю рушить настрой команды. — Если моя злоба нужна для общего дела, я готов сбросить социальные оковы. Но за себя и за то, что станет с Добби, не ручаюсь, — художник встретился взглядом по очереди с обоими парнями. — Какая самоотверженность. А я не прочь с ним размяться, — мастер злобы хрустнул шеей. — Ты как раз отдохнёшь за это время. — Нет. Ещё успеете покалечить друг друга. Идите по домам и готовьтесь к следующему акту, — отрезал Пионер. — И без фокусов. Ясно? — Ясно, — проворчали парни почти синхронно. Доппельгангер покинул домик первым, телохранитель почти сразу после. Парни ушли каждый к себе и занялись подготовкой к гибели следующего мира. На восстановление сил команде потребовалось несколько часов. Второй лагерь разрушился так же, как и первый. Теперь Пионер избежал прошлого полуобморочного состояния, хоть ему и пришлось держаться за Доппельгангера. Рома уже воспринял всё спокойно. Обратить в ничто третий «Совёнок» сразу не вышло: здешний Семён бросился на парней с ножом, но художник быстро нейтрализовал его ударом трости по голове. Помощник Пионера предпочёл сделать вид, что не заметил этого, в отличие от самого командира, который кивнул, не отвлекаясь от концентрации. Всё закончилось заметно быстрее. Правда, за это пришлось заплатить почти половиной дня отдыха. В тот день Пионер съел тройную порцию обеда, чем заставил Доппельгангера ворчать: «Ну вот, придётся делать перерыв на готовку!». Ещё через несколько уничтоженных лагерей Пионер заключил, сидя на кровати: — Нужна альтернатива. Моя теория, что уничтожение лагерей может открыть путь домой, не подтвердилась. Это дало мне некоторое представление об их устройстве, и только. Похоже, я что-то делаю не так. — И что предлагаешь? — спросил Доппельгангер. — Раз само по себе уничтожение лагерей неэффективно, нужно изучить их более досконально. В каком-то смысле, провести их препарирование. Я уверен, что энергия зла — это ключ к нашей цели. — Ну, так в чём проблема? — Её потребуется много. Очень много и постоянно. Ты, конечно, — мастер обращения с этой субстанцией, однако помощники лишними не будут. — Думаешь, кто-то ещё владеет моим искусством? — Необязательно владеть им на твоём уровне. Достаточно уметь высвобождать отрицательные чувства. — О чём ты? — неясная формулировка заинтересовала Рому. — Можно заставить таких же целеустремлённых попаданцев, как вы, собирать энергию зла и направлять её в наш лагерь, чтобы Доппельгангер мог оперативно пополнять её запасы. Скажем, раздать им предметы, позволяющие осуществлять это. — И где их взять? — Создать. Думаю, с помощью Доппельгангера мне удастся разработать прототип. — Я хочу закончить уже свою работу, — возразил тот. — Уверен, ты найдёшь время и на одно, и на другое. Я в тебе не сомневаюсь, — парировал Пионер. — Это мне вполне по силам, — кивнул Доппельгангер. — Тогда не станем терять время, — Пионер повернулся к художнику, который погрузился в себя. Доппельгангер хочет что-то сделать с Леной, как-то изменить её сущность, но несколько раз уже она умирала во время страшной процедуры. И вот безумец близок к решению… А Пионер знает и одобряет это… извращение… — Рома, ты слышишь меня? — М? Да... — вернулся художник из размышлений. Мастера злобы в домике уже не было: видимо, ушёл продолжать свои эксперименты. — Похоже, нет. Повторяю. Приведи из своего лагеря Лену для Доппельгангера. — А сам он не может? — Можешь ты. Или не можешь? — посмотрел Пионер исподлобья. Этот взгляд не оставил возможности спорить. Приказ есть приказ. — Могу. — Вот и выполняй. Чем раньше, тем лучше. Эта фраза имела только один смысл: «сейчас и ни секундой позже». Желая поскорее закончить не самое приятное дело, Рома смял в кулаке нагрудный карман формы. Перемещение в лагерь, ставший личной темницей вечности, произошло в жилом секторе. Художник огляделся — никто не заметил. Не хотелось задерживаться здесь ни на минуту. Каждое лишнее мгновение было словно возврат в прошлое, полное безысходности и отчаяния. У себя в домике Лены нет, в библиотеке и на корте тоже. Наконец он нашёл её выходящей из медпункта. Художник размашистым шагом направился к цели. Едва завидев пришельца, Лена подняла глаза, но не успела ничего сказать — Рома схватил её за плечо и потащил за угол. — Пусти! Мне больно! — взмолилась Лена. Похититель не слушал. Он удостоверился, что свидетелей нет, сжал руку Лены ещё крепче и переместился вместе с ней обратно. Дорога к дому Доппельгангера, бывшему дому Лены. Она безуспешно пыталась вырваться и еле поспевала за быстрой походкой художника, который никак не отреагировал, даже когда Лена начала всхлипывать. — Добби! — крикнул похититель, поравнявшись с нужной дверью. Доппельгангер почти сразу вышел из домика. — Будем считать, я этого не слышал, — мастер зла не отрывал взгляда от заплаканной Лены. — Хорошая работа. Свободен. Рома безразлично толкнул похищенную к наглецу. Тот ловко перехватил её, развернув и приобняв за плечо. Художник собрался уходить, но что-то его остановило. Недоверие с толикой презрения на лице экспериментатора сменилось недоброй улыбкой. Из лица пионерки вырвалось облако энергии зла и вошло в свободную руку Доппельгангера. Лена от этого немного успокоилась, хоть и по-прежнему была в шоке. Почему-то только после вопросительного взгляда убийцы художник зашагал обратно. — Не бойся, Лена, — услышал Рома сзади неожиданно мягкий голос наглеца. — Прости этого недоумка, он так и не научился обращаться с девушками. Скоро ты забудешь все прежние обиды, а с ними — и прошлую бессмысленную жизнь. В этот раз я тебя не подведу, обещаю. Стук захлопнутой двери. Рома обернулся. Сам не зная зачем, он хотел услышать изнутри дома крики боли и отчаяния, но так и не дождался их. Тишину не нарушало ничего.