принцесса выебала дракона

В темнице людей пахнет мертвечиной, думает Стэн, спускаясь по каменным ступеням все ближе к бездне. Это странно, развивает мысль он, чтобы не думать о том, что ждет его на дне, — разве Магистр, Картман, не сказал, что она была заброшена? Здесь было негде взяться ни частице света, ни людям, живым или мертвым. Видимо, Картман обманул эльфов. Снова. Для каких целей он мог использовать мрачное подземелье, где за толщей земли никто не услышит криков? Зная извращенный ум бывшего короля людей... Стэн тряхнул головой, отгоняя наваждение, вставшее перед глазами: он сам в плену, в мерзкой ему камере, а три великана ходят за стенами и громко шипят на своем языке, подобно змеям. Может быть, Стэн как раз был именно в этой темнице. Просто не помнит точно. В любом случае, сейчас древняя клетка ожила. Ради одного-единственного заключенного. Мрачные стражи расступились у дверей камеры. В их глазах читалось абсолютное равнодушие, пренебрежение даже к эльфийскому воину, одному из героев похода на Темного Короля, но Стэну наплевать. Единственное, что волнует его, — происходящее за тяжелой дверью, замки которой страж отворяет долго. О тайном визите Стэна здесь знали заранее — он успел позаботиться об этом. Когда Стэн заходит внутрь, страж пытается пройти за ним. Воин останавливается и бросает: — Оставьте нас одних. И его не терпящего возражений тона оказывается достаточно. Пока зрение привыкает к полному мраку, Стэн прислушивается. Если томящийся здесь захочет, он не выдаст своего нахождения ни единым шорохом, но сейчас Стэн ощущает тяжелое дыхание — оно оседает на коже туманом и пеплом, закрадывается внутрь и душит. Раздается кашель. Конечно, думает Стэн. Тут же чертовски сыро, запросто можно заболеть. И пахнет мертвечиной. На какие удобства может рассчитывать тот, кого завтра поведут умирать? Когда тьма рассеивается перед ним, став привычной и покладистой кошкой у ног, когда слабый свет факелов из коридора удачно падает на противоположную стену, Стэн рвано выдыхает и кусает губу. Помнится, его в свое время не приковывали цепями к стене. Но стражники здесь, видимо, прекрасно знают, с кем имеют дело. А Крэйг ничуть не изменился с их последней встречи. Это с учетом, что та окончилась видом бессознательного белого, как полотно, Крэйга в луже собственной крови. Стэн смотрел-смотрел-смотрел на это и думал, что Крэйг и в таком состоянии по-своему, по-странному, по-крэйговски прекрасен. Помешательство. — Что тебе нужно, Стэн? — спрашивает пленник, лязгая стальными цепями на руках. На ногах ничего нет, но Стэн думает, что с такой толщиной звеньев и не нужно, разве что для большего морального уничижения. Видимо, Магистру хватило и того, что из-за оков Крэйг вынужден все время стоять на коленях, не имея возможности поменять позу. Стэну казалось, что голос у Крэйга должен соответствовать тому, как он выглядел: слабо, хрипло, — но слова звучали твердо, как всегда. Словно Стэн неожиданно завалился в гости к Крэйгу, и теперь хозяин дома пытается выяснить, какого черта тут происходит. Стэн был бы рад ответить. Был бы рад дать честный, прямой ответ, без тех увиливаний, что раньше проскальзывали между ними. Быть искренним. Расставить все на свои места. Но Стэн просто не мог. Лишь потому, что сам задавался этим вопросом. — Я... — Стэн закашливается, давит в себе зародившийся вскрик отчаяния, давит огненную птицу в своей груди. Делает болезненный вдох и продолжает изображать из себя равнодушного. Не интересующегося. — Я пришел попрощаться. Правда. Только поверхностная — несколько капель, когда впереди целый непонятый океан. И Стэн тонет в нем, захлебываясь. Что он чувствует к Крэйгу? К самому талантливому вору и наемнику, дважды предателю? Во второй раз он предал людей, за которых сражался до последней капли крови. А в первый... В первый раз он предал Стэна, и что-то сломалось тогда. Именно поэтому Стэн ненавидит наемников. А Крэйг молчит. Только смотрит — опасно, остро, с холодом стали во взгляде. Молчание затягивается, как завтра затянется петля на шее Крэйга, и Стэну хочется начать переступать с ноги на ногу и прятать глаза, словно нашкодившему ребенку. Но нет, Стэн не поддается, он же не паладин — смотрит в ответ прямо, выдерживает испытание. — Завтра на рассвете тебя казнят. — Я в курсе. — От холода в голосе Крэйга Стэн ежится. Как будто ледяных вод океана в глазах не хватало, чтобы умереть от обморожения рядом с проклятым наемником. Больше он не произносит ни слова — быстро моргает и закрывает глаза из-за набежавшей крови. Стэн только сейчас заметил то, что тщательно пытался скрыть от него огонь: многочисленные ссадины, порезы и синяки, скрываемые в тени. Рана, из которой течет, закрыта неизменной шапкой — она почернела от крови. Его пытали. Только не понятно зачем. Стэн оглядывается по сторонам и замечает в углу тряпку и ведро, но коричневая вода не внушает доверия — она, скорее всего, стала местом утопления какой-нибудь крысы или чего еще хуже. Стэн внутренне скрипит зубами, но снимает свой любимый плащ, прошедший с ним не одну битву, отрывая край. И вытирает Крэйгу лицо. Крэйг открывает глаза только тогда, когда ткань, пройдясь по векам, стирает кровавые реки. Стэн делает это быстро, но бережно, разрываясь от внутреннего смущения и желая как можно скорее закончить эту процедуру, словно делает нечто постыдное. По сути, так и есть. О том, что он здесь, под землей, с правой рукой Некроманта, не знает даже Кайл. Плевать, что больше тот не король, — Стэн стоял перед ним на одном колене, покорно склонив голову, и клялся в вечной преданности эльфам. Но Стэн своим поступком никого не предавал. Никого, кроме себя. Крэйг смотрит выжидающе и с каплей удивления, и Стэн, закончив, как можно быстрее отнимает руку. Глупо полагать, что на этом все закончится. Глупо полагать, что то, что между ними завязалось давно и тянется алой нитью, вообще имеет конец. Стэн отнимает руку, но стоит так, полусогнувшись, опаляя Крэйга мерзлым дыханием, смотря в его бесконечные глаза и рассыпаясь на сотню осколков, — так и погибают лучшие воины. Все отходит на второй план: объединение людей и эльфов, коронация, звон победы в ушах, набеги мавров и гордые воительницы, предводительница которых, неся с собой шлейф горных трав, хотела за помощь в войне в качестве награды забрать сердце Стэна. Не знала, глупая, что его когда-то давно украл один вор и наемник. Крэйг с трудом отрывается с места, подается вперед и врезается в Стэна, лоб в лоб, и продолжает эту пытку взглядом — теперь гораздо больнее. Стэн хмурится, хочет закрыть глаза, но терпит. Громко звенят потревоженные цепи, заглушая грохот, с которым разрывается сердце, когда губы касаются губ. И весь мир отходит на второй план. Стэн никогда не сможет признаться в этом даже себе, но это то, чего он так долго ждал. Ждал — начиная с того момента, когда они были на одной стороне, вечерами в страшный мороз сидя наедине у тлеющего костра и споря из-за любой мелочи, попадающейся на глаза. «Как мы собираемся одолеть их без плана, гениальный стратег?» «Замолчи, Крэйг! Сколько можно ныть?!» Начиная с того момента, как попытался перетянуть на себя край накидки Крэйга, а тот повалил их обоих в колючий снег. Начиная с того момента, как оба, раскрасневшиеся, застыли, и губы впервые коснулись губ. Тогда Стэна отрезвил мороз. Сейчас — растекающаяся по коже острая боль. Стэн сразу начинает дышать медленнее, хотя все лицо еще пылает и воздухом хочется захлебнуться. Глаза пытаются составить единую картинку, сознание медленно встает на место. Непроницаемое холодное лицо Крэйга. Поблескивающие сзади пустые тяжелые наручи. Синяки на запястьях Крэйга. И лезвие его любимого клинка, приставленное к горлу Стэна. Капля крови стекает к неприкрытой выемке меж ключиц. Твою мать. Кто из стражей решил, что Крэйга Такера можно удержать сотней цепей и тонной железа?! Почему его так плохо проверили, что пропустили один из множества кинжалов, спрятанный где-то в одеждах? И почему он сам, Стэн, оказался настолько беспечен?.. Потому что думал не тем местом, вот почему. — Где Клайд? — спрашивает с нажимом, не отнимая руки. Глупо, конечно, но Стэну даже обидно: почему это первое, о чем решил спросить Крэйг? Сейчас не место и не время для тупой необоснованной ревности к человеку, который никогда никому не принадлежал и не будет. Магистр сказал бы, что Стэн совсем головой поехал, не стесняясь в выражениях. И впервые, может быть, за всю жизнь, был бы абсолютно прав. Стэн молчит. Только сглатывает нервно. Становится больнее, и ему кажется, что он умрет: здесь, в вонючей людской темнице, истекая кровью на грязный камень. Меч забрали на входе — Стэн не может защититься, он полностью безоружен. Позвать на помощь? К тому времени, как сбегутся стражники, Стэн будет мертв — это если они вообще прибегут, не решив, что от отчаяния обезумел единственный заключенный и завыл. — Тебе никогда его не спасти, — вырывается с шипением, когда Крэйг толкает к противоположной стене. Лезвие сменяется горячими, раскаленными добела пальцами, что словно вплавляются в плоть, несмотря на окружающий их холод. Стэн косит глаза вниз — клинок упирается ему в живот. Но слова продолжают стекать с губ ядом, когда тело парализовано: — Считай, что он мертв. Крэйг хмурится. Стэна пронзает боль. Хочется согнуться пополам, упасть, потерять сознание, но Крэйг не дает — держит его, дергает за ниточку, словно пытаясь продлить эту муку своим взглядом. Расцветает кровавый бутон. — Следующий будет смертельным, — предупреждает Крэйг, и Стэн прекрасно понимает, что он не врет. Мир перед глазами плывет, расползается на частицы, и в голове раздается треск. Острая боль бьется токами по телу — она держит Стэна здесь, справляясь с этим лучше, чем Крэйг. — Король держит его в башне... крепости... — слова вырываются с хрипом. Крэйг роняет Стэна бесцеремонно, и кажется, что это конец. В голове нарастает шум, густеет тьма, и кровавое пятно расползается все больше. Стэн чувствует теплое прикосновение к щеке. Но он не может разобрать, чего именно. — Еще увидимся, Стэн.