***
Такао подходит к баскетбольной площадке, на которой они договорились встретиться, когда Мидорима уже находится там. Ему удается попасть на площадку незамеченным, потому что Шинтаро стоит к нему спиной, методично закидывая мяч в корзину. Находясь вне поля зрения парня, Казу позволяет себе безмолвно понаблюдать за ним. Выверенные точные движения, позволяющие мячу достигать цели каждый раз, даже не касаясь корзины и правда завораживают. Словно почувствовав чужой пристальный взгляд, устремленный куда-то между лопаток, Мидорима напрягается, оборачиваясь. Но, увидев Такао, он тут же расслабляется. — Давно пришёл? — Только что, — Такао подходит к парню и протягивает руки, желая получить мяч. Шинтаро молча протягивает ему его и наблюдает за тем, что Казу собирается делать дальше. Такао принимает стойку для броска и закидывает мяч в корзину, почти радостно выдыхая после этого. Он кидает взгляд на вскинувшего брови Мидориму и улыбается. — Боялся, что совсем разучился играть, — поясняет он. — Если бы ты не забросил отсюда, я вызвал бы скорую, — произносит Мидорима, поднимая мяч с земли. — Я не играл три года, — ворчит парень. Потому что в ту их памятную игру, он не забросил ни одного мяча, не имея возможности подобраться к корзине. — Ты оправдываешься? — деланно удивляется Шинтаро. — Пф, сейчас разогреюсь, ещё и обыграю тебя. — Надеюсь на это, — Мидорима кидает ему мяч, вставая в позицию для защиты кольца. Такао хмыкает, поставив перед собой цель закинуть, как можно больше мячей.***
Они играют без перерыва сорок минут, и, когда Казунари всё-таки сдаётся, выдохнувшись, он счастлив как никогда. — Ладно, всё, — задыхаясь, произносит он, запуская руку во влажные волосы в бесплодной попытке зачесать их назад. — Я понял. Профессионального баскетболиста мне не победить. — Просто сегодня удачный для раков день, — начинает было Шинтаро, поправляя очки. Но его перебивают: — Не успокаивай меня, — возмущается Казу и идёт в сторону лавочки. Мидорима идёт следом, оставляя мяч сиротливо лежать на земле возле кольца. Такао садится на лавочку, вскидывая голову на замершего рядом, видимо не желающего садиться Шинтаро. — Вы скоро уезжаете? — уже справившись со своим дыханием, тихо спрашивает Казу. Мидорима впивается в него внимательным взглядом, выражение его глаз за стёклами очков разглядеть сложно из-за бликов пляшущих в них. — Я ещё не подписал контракт, если тебе интересно, — ровно произносит Шинтаро. — Но вы же встречались с вашим менеджером для этого, — неуверенно уточняет Казу. — Он сказал нам, какие команды хотят заполучить нас всех вместе и кому были отдельные предложения. И да, некоторые из нас подписали контракт с нашей старой командой сразу, — не удивившись осведомленности Такао, говорит Мидорима. — Но не ты. — Не я. — Почему? — Такао поднимается с лавочки, чтобы проще было читать эмоции на лице Шинтаро. — Однажды каждый из нас достигнет своего предела в баскетболе, — издалека начинает Мидорима. — Рано или поздно это произойдет. И что после этого у нас останется, если мы ничего не умеем больше. Если оставляем дорогих нам людей. Я понимаю, что такова цена профессионального спорта, но не уверен, что хочу её платить. Что-то в груди Казу подозрительно дергается от его последних слов и серьёзного тяжелого взгляда. — Ты позвал меня не просто в баскетбол поиграть, — обречённо выдыхает он, понимая, что на него пытаются переложить ответственность выбора. Выбора, который в серьёз повлияет именно на жизнь Шинтаро. — Не просто, — соглашается Мидорима. — Ты рассматриваешь возможность остаться, но не знаешь есть ли в этом смысл? Я тебе ничем не помогу, — качает головой Казу. — Я не…я не собирался поднимать эту тему. Просто хотел увидеться с тобой. Надеялся, что это поможет мне принять решение. — И как тебе это должно было помочь? — Не знаю. Думал, что смогу понять сможем ли мы снова стать хотя бы друзьями. — Друзьями? — выдыхает Такао, начинающий злиться. Руки неосознанно сжимаются в кулаки, он старается успокоиться, делая глубокий вдох и на секунду прикрыв глаза. Это помогает, и, чуть успокоившись, он спрашивает. — Что ты ко мне испытываешь сейчас? Зелёные глаза сталкиваются с серебристо-голубыми потемневшими от сильных эмоций. Они наполнены решимостью и совсем давним отчаянием, которое было острым когда-то в прошлом, а сейчас являлось лишь жалкой тенью залегшей очень глубоко. Мидорима понимает, соврать сейчас — значит лишиться любых шансов на общение с этим человеком. — То же, что и на протяжение этих трёх лет. Я люблю тебя, — выдыхает он, борясь с желанием прикрыть глаза, чтобы не видеть лица парня. Но на лице Такао не отображается никаких новых острых эмоций; только старая грусть, легшая на лицо, делает его внезапно старше, чем ещё минуту назад. Почему-то он ожидает такого ответа и внезапно понимает, что лучше бы Мидорима сказал что-то другое. Сложно осознавать, что тебя любили, но всё равно променяли. — И зная о моих чувствах, ты не сказал о своих, позволив мне вариться в этом, — констатирует он, обнимая себя за плечи, словно пытаясь защититься от правды, повисшей между ними. — А потом ещё и оставил. Шинтаро не пытается оправдаться, какой смысл в словах о том, как ему жаль; о том каким идиотом он был; о том, что ему самому было не проще. — И теперь ты думаешь, что мы можем стать снова друзьями. После вот этого, — он резко машет рукой, пытаясь жестом показать вот это непонятное между ними. — Я не могу исправить уже произошедшее. Но я просто хочу не наделать ошибок снова, — потирая глаза под очками, говорит он. — А если остаться будет ошибкой? — ловя его взгляд, припечатывает Такао. — Пусть так. Но если ты позволишь мне быть рядом, дашь мне шанс всё исправить, я хочу остаться, — гипнотизируя замершего Казу, произносит Мидорима. — И если я скажу, что мы снова сможем стать друзьями, ты бросишь команду, друзей, большие перспективы в баскетболе? Ради призрачной надежды, на то, что однажды между нами что-то сможет насладиться? — Я уже однажды оставил тебя, и это было моим худшим решением. Не хочу, чтобы это повторилось. Такао опускает голову, пряча глаза за упавшими на них волосами. А Мидорима, решившись, осторожно касается щеки, приподнимая его лицо за подбородок. Кончики пальцев покалывает от соприкосновения с холодной мягкой кожей, а в груди разгорается пожар от острого взгляда холодных глаз. — Но если хочешь, я уеду. — Я не хочу участвовать в этом решении, — не спеша отстраниться от теплой ладони, греющей щеку. — Это имело смысл три года назад, не сейчас. — Я понимаю. — Нет, не понимаешь, — качает головой Такао, обхватывая его кисть и убирая от своего лица. Мидорима молчит, не зная, стоит ли вообще что-то говорить или дать возможность Такао подумать обо всём самому. Казу же слегка отворачивается от него, смотрит расфокусированным взглядом на снующих на отдалении от площадки людей. Такао чувствует себя загнанным в тупик, потому что не знает как именно стоит поступить. Отпустить Мидориму, сказав, что простил, но иметь ничего общего с ним не хочет, кажется правильным и даже логичным; но делать этого не хочется. Что-то очень эгоистичное внутри кричит о том, что отпускать Шинтаро нельзя. Он должен остаться здесь, рядом, и неважно в качестве кого и чем это обернётся для самого баскетболиста и его карьеры. Казу по правде скучал по нему всё это время, даже если и пытался убедить себя в обратном. И всё же …и всё же… — Мы могли бы попытаться наладить общение. Но, если единственная причина по которой ты хочешь остаться — это я, лучше уезжай, — всё-таки произносит он, возвращая своё внимание замершему Шинтаро. Мидорима смотрит на него долгим нечитаемым взглядом, а потом говорит: — Возможно дело не только в этом… Если помнишь, я хотел стать врачом, — Такао кивает, примерно понимая, куда парень клонит. — Если я останусь в команде, у меня просто не будет времени на учёбу из-за тренировок и постоянных дружеских матчей с многочисленными командами. А команда в Японии, что позвала меня, обещает, что я смогу совмещать баскетбол с учебой, — Шинтаро выглядит уязвлённым после своих слов, Казу быстро догадывается в чём дело. — Это нормально, что баскетбол больше не на первом для тебя месте, — произносит он. — Посмотри, я раньше тоже думал, что ничего важнее нет, но не играл на протяжении трёх лет. Я, Тецу, Тацуя — мы все задвинули его, поставив музыку во главе, хотя пять лет назад это казалось немыслимым. Мы растём и приоритеты меняются. Мидорима смотрит на него с благодарностью и виной: — Но вы не жертвовали ради баскетбола всем, в итоге жалея. — Все принимают неправильные решения, — замечает Такао и, пытаясь разрядить ситуацию, выдает. — Ну вот, дело в учебе, а говорил, что не хочешь меня оставлять. — Но ты же этого не хочешь, — пожимает плечами Шинтаро. — То, что я к тебе испытываю, неважно, я буду рад хотя бы вернуть нашу дружбу. Я же понимаю, что после того, что я сделал твои чувства ко мне изменились. И пытаться что-то исправить в этом плане будет неправильным, к тому же ваши отношения с Куроко… Что смешного? — Хмурится парень, когда его прерывает громкий заливистый смех. — С чего ты взял, что между мной и Тецу что-то есть? — отсмеявшись, но всё ещё улыбаясь спрашивает Казу. Его рассмешило не то, что Мидорима сделал такое предположение, а выражение лица, с которым Мидорима говорил об их с Куроко отношениях: предельно серьёзное и делано не заинтересованное. — Догадался, — хмурясь, отвечает Шинтаро. — Молодец, только слегка несвоевременно, — уже становясь серьёзным говорит Такао. — Мы с Тецу расстались полгода назад. Мидорима вскидывает брови. До этого он не был уверен; у этих двоих и правда были отношения, а теперь выясняется, что те именно были. — Что, благородные порывы как-то улетучились? — усмехается Казу, наблюдая за эмоциями на лице Мидоримы. — Ни в коем случае, — почти честно произносит Шинтаро. — Ну-ну, — качает головой Казу. — Сыграем ещё? — Он кивает в сторону сиротливо лежащего мяча, и, перед тем как отправиться за ним, успевает заметить короткую улыбку на лице Шинтаро.