***
Дэвис принял удар в яйца стоически, даже поулыбался, забирая волосы и обещая, что закончит зелье за пару месяцев — оно ещё настаиваться должно. — Ты видишь фестралов, — выцедила Асура в его лицо, когда Том, получив подтверждение своих хотелок, отошёл. — Ты хотел посмотреть, сможем ли мы это сделать. — Вижу, — не стал отпираться Эдриан. — И теперь знаю, что на вас можно положиться. — А теперь я посмотрю, можно ли положиться на тебя, — отрезала Стоун. — С нами придётся считаться. — Придётся, — качнул головой рейвенкловец. — Я вас признаю. Большое, сука, дело. Но обозлившаяся на всё вокруг Асура знала — Эдриан Дэвис может быть и будет полезным. И сейчас, в школе, и после неё. А ещё — он не простой шестнадцатилетний парень, было в нём что-то… жуткое. Так же, как и в Томе. Том в оставшиеся от каникул дни стал на удивление тёплым — садился близко, не иронизировал, если Асура ошибалась, казался даже тактильным. Асуре было плевать — подвыподверт в лесу вернул ей понимание, с кем она общается, и ни обманчивую мягкость, ни чрезмерную дружелюбность она не принимала, всё равно это обман. Том Риддл — рассказчик. И, как все рассказчики, лгун. Она должна помнить это, даже если это приносит неясную боль где-то в груди. Хогвартс снова наводнили ученики, и в первый же вечер произошло кое-что, что заставило лёд Асуры слегка тронуться. — Стоун, — остановил её старший Нотт, когда девочка возвращалась к своему месту в самом тёмном углу гостиной, где сидел Том. — В следующем году приходи на отборочные за загонщика. Лаконично, в лицо, и сразу отойти. Типичный, чёрт подери, слизеринец. — Нотт, ты крышей полетел? — вкрадчиво спросила Асура. — Не каждый может отбить бладжер книгой, — с усмешкой пояснил парень через плечо. — Они, знаешь ли, для квиддича не предназначены. Значит, ты сильная. Приходи, посмотрим. Это воодушевило до неприличия сильно. Криво улыбаясь и не обращая внимания на косые взгляды, Стоун гордо прошествовала к угловому столику и опустила сумку рядом со стулом. — Ты серьёзно на это повелась? — поинтересовался Том. — Нет, конечно, — усмехнулась Асура. — Он меня проверяет. Но такую подначку я не пропущу, — она обвела глазами гостиную и на секунду встретилась взглядом с Альфардом Блэком, склонившимся над куском пергамента у камина. — Меня не особо интересуют разговоры о квиддиче, но поиграть я не прочь. Покажу, чего стою. Да и потом, — девочка достала свою литературу и водрузила её на книги по Родословным, которые перепроверял Риддл. — Квиддич — неплохая возможность подняться в глазах факультета, ты так не думаешь? И в эту же секунду на раскрытую ладонь опустился миниатюрный снитч. Она обернулась — Блэк в её сторону не смотрел. Он даже не заговорил с ней, когда сгружал в её руки стопку книг, привезённых из дома, но что-то подсказывало Асуре, что то, из-за чего он перестал с ней общаться, аукнется в будущем вовсе не детскими капризами. — Не понимаю, — призналась Стоун, едва не навернувшись с плотно приставленных друг к другу гигантских талмудов, язык которых не смогли расшифровать ни она, ни Том. Сидеть на них, конечно, чревато, но когда мягкий диванчик на их глазах разверзся гигантской зубастой пастью, Асура решила, что визжащая дурниной литература в виде стула — меньшее из зол. — Если делать вывод из всего, что я прочитала, то нынешняя магическая аристократия — всего лишь нагребшие когда-то кучу бабла семьи, кичившиеся неразбавленной кровью и, собственно, кучей бабла, а вовсе не аристократия. Том, аккуратно обходивший залежи комнаты-где-всё-спрятано по периметру с небольшим зеркальцем в руках, поднял бровь. — Ну смотри, — потерев ноющий колкой болью висок, Асура бросила на стоящий рядом столик три книги. Самая тонкая — с правилами, которым должен следовать «аристократ», две другие, потолще — с историей. Незатёртость и новый внешний вид намекали, что читали их редко. — Из всех Родов на «аристократию» тянут только Малфои — они выделены Вильгельмом Завоевателем и имеют отданные им земли в Уилтшире ещё в мохнатых веках. У них есть титулы, которые, вообще-то, могли сыграть и против них, если старые англосаксонские роды волшебников норманнов не признавали. Но титулы эти тоже как-то не подходят под нынешнее определение волшебной аристократии — они маггловские, и под них также попадают некоторые магглорождённые, что совсем не к месту. Значит, такая «аристократия» не проходит, будь Малфои хоть герцогами до принятия Статута. То есть они, конечно, аристократы, но в маггловском смысле, а это для волшебников ничего не значит, — излагала Стоун предельно кратко, но ноющая от очередных изысканий голова отозвалась такой болью, что перед глазами поплыло. И вот кой чёрт дёрнул её развернуть исследования на основе «аристократичных» книг, что отдал ей Альфард? Миниатюрный снитч, лениво плавающий в воздухе, словно отреагировав на мысли о Блэке, закружился нимбом вокруг девочки. — Что тогда, родовитость? Малфои — очень древний и непрерывный Род, но у нас ещё есть Гонты, — ядовито пропела Асура, подняв в воздух одну из книг. Гонтов они изучили вдоль и поперёк, всё, что смогли найти и что, возможно, не просматривал никто другой — такие неказистые книжки тоже имелись. Асура так и не вспомнила, насколько Риддл был в начале обучения осведомлён насчёт своих предков, ведь когда он где-то на старших курсах явился к Морфину, то не знал ни о нём, ни о неприглядном состоянии остатков своей семьи со стороны Слизерина, но теперь, в две головы, одна из которых знала всё из прошлой жизни, Том и Асура отрыли много больше — правду об инцестах, например, и что подобный близкородственный контакт может означать. С другой стороны, в данном вопросе это мало что решало: Гонты оставались предельно чистокровными, какими бы зарвавшимися ни являлись, и вряд ли кто-то стал бы рыть их историю настолько, чтобы знать всю грязную подноготную, вызывающую недвусмысленное отвращение. В общем, круты, как сумевшие сохранить чистокровие, а что почти угасли… что ж, не первые и не последние. Асура, не обращая внимания на скрипнувшего зубами Риддла, вздохнула: — Гонты, которые родовиты так, что дальше некуда, но о которых почти не говорят, да и аристократами их не назовёшь. Значит, не критерий положения. Остаются деньги. Все известные нам «аристократы» богаты, некоторые до неприличия, некоторые умеренно. Вот и получается: «аристократы» у нас тупо те, кто заведует горами бабла. С другой стороны, уже внутри этой «социальной верхушки» есть связанные традициями группы чистокровных, которые, если попроще, типа политической партии, не ограниченной высшими классами. Вот там Гонты уже предельно круты, как потомки такого человека, как Салазар Слизерин. «Традиции и чистая кровь», как лозунг, и все нелояльные считаются предателями. Асура рассеянно постучала пальцами по обложке одной из книг. — Это вообще очень запутанно, потому что до 1689 года оба мира, магический и маггловский, существовали вместе, и титулы могли спокойно присутствовать и там, и там, никто против не был, кроме некоторых индивидуумов. Изменилось всё позже. Но тем не менее: чистокровность и аристократичность — разные параметры. А ещё позже, во времена Гарри Поттера, по крайней мере, всякие титулы в принципе исчезли. Волдеморт — самопровозглашённый лорд, но никто этот титул не оспаривал. Похоже, «партия» чистокровных вообще сложилась веке в семнадцатом, в девятнадцатом утвердилась, в начале двадцатого образовался радикальный кружок, а вот сам Том, походу, и стал родоначальником почти что терроризма по этому поводу. То есть, со времён Статута о секретности титулы номинальные, с отделением волшебников от магглов, а волшебная аристократия — просто понты о чистокровности и богатстве. Глупость какая-то. — От этого можно играть, — задумчиво протянул Том, крутя в длинных пальцах зеркало. — Но несостыковки неважны. Теперь, по крайней мере, когда в магическом мире уже много веков как действуют подобные правила. Плевать на аристократов, главное — сила и власть, — ну вот, опять он за своё. Впрочем, погрязнув в болоте магической и маггловской аристократии, Асура так запуталась, что уже и не знала, как на всю эту чепуху реагировать. Малфои, Блэки, Лестрейнджи, Крэббы… Может, Том и прав. Попробуй в маггловском мире разевать клюв на Букингемский дворец с его вечной Елизаветой, имей ты хоть целый дом, напичканный взрывчаткой. Но в волшебном, когда ты сам — сила, когда ты хочешь и можешь найти бессмертие, когда ты в состоянии покорить волшебное Министерство, когда ты настолько силён, что твоё имя боятся произносить… Хотя, её понесло не туда, сейчас есть Том Риддл, а не Волдеморт, сейчас ему всего двенадцать лет. — К сожалению, этим мы мало чем отличаемся от магглов — в человеческой природе постоянно грызться, и ты права: они все — просто напыщенные, лицемерные посредственности. Им не хватает того, кто повёл бы их, кто показал верный путь; того, кто был бы сильнейшим правителем, кто объединил бы их… Кто перекроил бы старые, глупые законы. В некоторых смыслах я понимаю Гриндевальда. Интересно, почему «несостыковки неважны», а старые законы, которым лет не меньше, он собрался бодать своей дурной башкой? Асура не спорила — многое и ей понятно не было. И ей, к примеру, совсем не нравилось бояться колдовать вне Хогвартса, не иметь возможности учиться и летом. И ей хотелось доказать, что она лучше… Асура откинулась на стену, наблюдая, как Том расхаживает туда-сюда, ведя какие-то свои пространные теории и строя пока несбыточные планы — пока он совсем юн, пока недостаточно силён, пока не знает всего… Кажется, то, что вывела девочка, его воодушевило, только Стоун не могла понять, что именно. Мысли путались, и накатывало раздражение — как у Риддла получается глотать новые знания тоннами и оставаться непозволительно бодрым и готовым к новым открытиям? За прошедшее после зимних каникул время они окончательно подготовились к экзаменам, по сто раз проверили друг у друга всю школьную программу за первый курс и частями за второй и третий, отрыли пару новых потайных проходов (это на удивление легко, если на харизму Риддла попадаются даже нарисованные на картинах бабы), и начали разбирать комнату-где-всё-спрятано. Разобрать её полностью, конечно, не выйдет — слишком велика, но уже на второй день Том обнаружил небольшое зеркальце, в отражении которого можно было увидеть идущие от предметов волны Тёмной магии. Это чрезвычайно полезно, но имело свой минус: вынести зеркало из комнаты не представлялось возможным, так как вещица начинала нагреваться и неминуемо, видимо, расплавилось бы, не занеси дети его обратно. Обидно, но, в принципе, вне Выручай-комнаты подобный артефакт им пока не нужен. Зато они вовремя замечали, что трогать категорически нельзя, а Риддл даже отрыл книгу, где имелись заклинания, способные выявить свойства артефакта, правда, освоить и более-менее доступные двенадцатилеткам было на данный момент трудно. Асура, перманентно чахнувшая над их сбережениями, втихую раздумывала, нет ли тут чего, что можно было бы выгодно загнать в Лютном, но тоже в перспективе — степень опасности вылазки в переулок Стоун пока не вычислила. Ещё в комнате-где-всё-спрятано нашлась замечательная метла, непонятно зачем сюда помещённая — летала она куда расторопнее предыдущей, брыкалась реже и Тёмной энергетикой не фонила; на ней Асура утрами и вечерами выписывала круги на привычном склоне или, если удавалось, на квиддичном поле, привыкая к воздушным перегрузкам, пока Том медитировал над книгами неподалёку. В общем, со всеми этими делами, исследованием Блэковских книг и ещё периодическими дуэлями в Выручай-комнате Асуре чудилось, что она не отдыхает никогда, и пружина, натянутая по ощущениям где-то в груди, готова была вот-вот лопнуть. Как, чёрт подери, Тому удаётся делать почти то же самое и выглядеть мальчиком с обложки? — Том, — выдохнула она, с трудом поднимаясь с бухтевших что-то грозное книг. — Восемь. — А, да, — Риддл остановился, в последний раз покрутил зеркало и бросил его на широкую ручку зубастого дивана. Мебель взбрыкнула, попыталось зеркало сожрать, не дотянулась и затихла. — Пошли. Может, всё дело в том, что Асура забаррикадировалась внутри себя, закрыла ставни, обложилась кирпичами и больше не позволяла себе ни детскости, ни послаблений вроде ядовитых фраз, ничего. Была образцовым человеком-могилой, и, в принципе, такое не должно никого волновать, особенно, если ты двадцать четыре на семь в обществе будущего Волдеморта, но тактика с каждым днём казалась всё более дурацкой. Какие бы отношения ни связывали Асуру с Томом, девочке чудилось, что они замерли в каком-то стазисе, в ужасном, сводящем с ума одиночестве. Будто и не было рядом никого. Как жаль, что оба отвратительны во всём, что касается человеческих отношений. — О, смотрите, кто тут у нас? Асура успела лишь обречённо вздохнуть; не прошло и секунды, как и её, и Тома скрутило невидимыми верёвками, что не пошевелить ни рукой, ни ногой. Из тьмы переплетений подземных коридоров показались мерзко лыбящиеся лица слизеринцев. Их было даже больше, чем в последний раз — в основном это старшие, начиная со второго курса, и девочки, и мальчики, и, естественно, младший и старший Селвины, набравшиеся наглости сразу, как у Джозефа снова начали расти волосы на обваренной голове. Джонатан, конечно, убедил брата, что во всём виноват Риддл. Можно было сказать спасибо, что убедил он в этом исключительно брата, а не остальных, включая преподавателей, ведь свидетелей никто не отменял. — Вонючие грязнокровки, — сладко пропела одна из девчонок, уже по обычаю пиная Асуру в сторону своей группки. Это даже смешно: издевательства начались с первого дня после рождественских каникул, в основном, конечно, словесные, в гостиной, но не раз Тома с Асурой подстерегали вечерами в подземных коридорах, и всегда разделяли их. Тома — к мальчикам, Асуру — к девочкам, хоть группы никуда и не расходились. Видимо, пацаны считали ниже своего достоинства бить девчонку. Это, кстати, тоже не сразу вышло: несколько налётов пошли не по плану, когда Стоун с ноги выбила одному из нападавших зуб, а Том заклинанием красиво отправил таранить носом лестницу Паркинсона с четвёртого курса. Те растерялись, но потом начали действовать более слаженно: сразу же из тени связывали первокурсников заклинанием. Так, конечно, не столь красиво, как предполагалось, зато действенно — Стоун умела тараном снести нескольких сразу и дралась не по-детски, Риддл мог слишком прытко для первокурсника использовать волшебную палочку, а ещё пару раз бладжером из темноты вылетал фамильяр, который пребольно кусался. В общем, теперь «карательный отряд» действовал наверняка — убеждался, что лиса поблизости нет, связывал, издевался, отпускал, когда решал, что издёвки дошли. В ход шло всё: от внешности, привычек, «мозговитости» и грязнокровии, до наглости, не имея родовитых предков, явиться на столь важный факультет. Рада теперь, что так рвалась сюда? — иронично подзуживал внутренний голос, но Асура лишь отмахивалась. Придурков везде полно и, надо сказать, опускаясь до маггловских тасканий за волосы, ударов под дых и увечий, незаметных взрослым, как любила делать шпана из прошлой жизни Асуры, они только доказывали, что ничего особенного в них нет. «Аристократы» вроде Лестрейнджа, Эйвери и прочих, хоть и не вступались, плевались ядом изысканно и почти вызывая восхищение. И никогда не встречали Риддла со Стоун в тёмных закутках, никогда не нападали со спины и никогда не доказывали своё положение подобными методами. — Чего молчишь? — рявкнула в ухо Асуры одна из девушек, больно потянув за развязавшуюся косу. Стоун заметила блеск платиновых волос Элеонор в конце коридора. Серые глаза сверкнули и исчезли. Интересно, почему молчит Риддл? Почему не доказывает ничего, почему не кичится своим происхождением, почему, наконец, не заткнёт этих идиотов? Осанка у него гордая даже в миг, когда Селвин прижимает его за горло к холодной каменной стене и ударяет кулаком под грудью, так, чтобы вышибить весь воздух. — А-а, задёргалась, — удовлетворённо выдохнула другая девчонка, едва Асура в ярости рванулась, пытаясь сбросить невидимые путы и удушающие руки слизеринок, державших её за плечи. Том чуть склонил голову, пытаясь вновь научиться дышать, но всё ещё старался гордо вздёрнуть подбородок. — Эй, Джо, ты принёс? — А как же, — Джонатан помахал банкой, полной глаз каких-то тварей в слизи, наверняка стащенной у Слагхорна. — «Ведьмаполитен» говорит, что настойка из совиных глаз — лучшее средство для волос в этом году. Проверим, а, Стоун? — он со смехом опрокинул банку над головой Асуры, и тягучая липкая дрянь потекла по её волосам и лицу, вызывая приступ тошноты. Один плюс — девочки её отпустили. — Ты, Селвин, видно, много об этом думаешь, — выплюнула Асура, наклоняя голову, чтобы слизь не стекала в рот. — Читаешь женские журнальчики по вечерам? Занятно. Может, расскажешь нам, сколько парней тебе уже вставило? — Дрянь! Щёку обожгло, и Стоун усмехнулась. — И руки на женщин распускаешь… Хиленько, кстати. Говорила я тебе, чтобы мышцы тренировал? Странно, что с таким подходом ты ещё королём важных приёмов не стал. — Такой падали на важных приёмах разве что подстилкой работать, — злобно отозвался Джонатан, швыряя банку в Тома. Асура дёрнулась — та разбилась у самой его головы, резанув Риддла осколком по щеке, и Селвин, заметив движение девочки, усмехнулся и показательно вытер испачканную в слизи руку о мантию Тома. — Ничего, твоему дружку тоже снадобье для волос не помешает, не одной тебе ведь подстилкой быть. Эй, Лаура, что ты думаешь насчёт шевелюры грязнокровки? — Длинновата, — задумчиво протянула девочка, что раньше держала Асуру за плечи, и вытащила из кармана изящной отделки ножик. — Ты разве не знала, что сейчас в моде длина покороче, а, Стоун? Ничего, мы это подправим. Едва острие коснулось волос Асуры у самого уха, по коридору прокатился властный, вибрирующий голос, заставляющий замереть: — Хватит. Асуре понадобилось десять долгих секунд, чтобы понять, что это голос Тома. Он стоял, выпрямившись, в своих невидимых путах, гордый, холодный… от него мурашки бежали по коже. Стоун уверена, не только она это почувствовала — Риддлу, в отличие от всех, собравшихся здесь, не были нужны ни угрозы, ни демонстрация силы; он завораживал, заставлял прислушиваться, вынуждал подчиняться. В первый раз Асура поняла, почему и как он собрал в будущем так много высокопоставленных людей вокруг себя. И почему проиграл, отдавшись безумию. — Думаю, на сегодня хватит, — раздался странно звенящий голос Лауры. — Пока, отбросы общества. Они исчезли быстро, а с ними исчезли и чары, сковывающие первокурсников. Пять минут в коридоре стояла звенящая тишина. Асура смотрела на застывшее, побелевшее лицо Тома, его плотно сомкнутые губы, чувствуя, как напряжение, давящее на неё последние недели, почему-то уходит. — Занятно, — вновь протянула она, разминая шею и припоминая, какое заклинание классифицировалось, как чистящее. — Тергео? — следы слизи и парочка законсервированных глаз испарились с мантии Тома, и Асура, ободрённая, ткнула палочкой в свои волосы. — Тергео. Мелькнула мысль собрать совиные глаза и при случае накормить ими Селвина, но идея была отринута за ненадобностью. Что-то ей подсказывало, что Риддл не просто так сносит всё это дерьмо, хотя прятаться за его ответочками не хотелось абсолютно. Но идея всё равно мелочная. А вот то, что когда Асуре по возрасту позволят посещать дуэльный клуб, Селвин уже выпустится, действительно огорчает. — Асура, — предупреждающе выцедил Том, когда Стоун сделала шаг в его сторону. Та склонила голову к плечу, не замедляясь, и остановилась только тогда, когда между ней и Риддлом осталось сантиметров двадцать пространства. Возможно, будь он постарше, Асура уже корчилась бы в Круциатусе — Стоун предельно чётко видела, как напряжена каждая мышца в его теле, какой тьмой полон взгляд, устремлённый в конец того коридора, где исчезли слизеринцы, как ненавидит-ненавидит-ненавидит он сейчас всё, начиная с однокурсников и заканчивая Асурой. Возможно, будь она помладше, то действительно бы испугалась, потому что, о, Риддл пугал. Его ярость отличалась от ярости всех людей, что когда-либо встречала Асура, и двенадцатилетний мальчик был слишком похож на пульсирующий смертельной опасностью сгусток тьмы. Это почти красиво. — Том. — Не приближайся ко мне, — ровно отрезал Риддл. Асура чуть не улыбнулась — как загнанный в смертельную ловушку раненный дикий зверь, одинокий, покинутый и испытывающий боль. — Мне не нужна жалость, — прорычал Том злобно, едва Стоун вцепилась в него. — Похоже, что я жалею тебя? — рявкнула в ответ Асура, со всей силы сжимая его шею больше в удушающем захвате, чем в объятии. — Меня ломали так очень много раз, — она знала — Том не сломается, он так же, как и она в прошлой жизни, начнёт ломать других, он станет много большим, чем когда-то стала Ада, но сказать девочка хотела совсем не это. — Ты не один. — Асура, — всё так же зло выплюнул Риддл. — Ты не один, — упрямо повторила Асура, яростно тычась носом в его плечо. — Не один, никогда не будешь один, — вырос бы Том более светлым, окажись на месте Асуры кто-то, кого не ломали в детстве и всю жизнь так, как ломали Асуру, кто мог бы дать больше, чем дала она? — Не один, не один, Том, — я буду здесь, я не дам тебе погрязнуть в твоём самопровозглашённом одиночестве, я разделю твоё безумие, если потребуется, и не позволю исчезнуть в нём бесследно. Возможно, я всё же самоубийца. — Тебе не нужно быть одному, понимаешь? Тебе больше никогда не нужно быть одному, Том, твою мать, не отгораживайся. Не отворачивайся. Я давно рядом и никуда не собираюсь. — Я тоже не хочу быть одна, Риддл, почему ты всё пытаешься не подпустить ближе вытянутой руки, ты же всё ещё человек… Том тоже хватается за неё, то ли в попытках отстранится, то ли в таких же своеобразных болезненных объятиях — наверняка останутся синяки. Спустя несколько мгновений Асура всё же делает вывод, что он не хочет её отпускать; сорванное, больное дыхание шевелит волосы у виска, и Том — одновременно одинокий мальчик и прорастающие витки обращающей в бегство тьмы, о которой, может быть, говорила Шляпа. Если так, то Асура — тьма тоже. Плевать. Том Риддл пророс в неё ещё несколько лет назад, а Асура действительно больше не желает оставаться одной. Есть в этом что-то нездоровое, но кто же, с некоторым мазохизмом отмечает Асура, виноват в том, что будущий Волдеморт стал первым, к кому она потянулась в этом мире? Как новорождённый утёнок, честное слово, аж смешно. — Возможно, тебе было бы лучше на другом факультете, — отстранённо замечает Риддл в её волосы. Он пахнет свежестью и совсем немного — гадкой жижей Селвина. — Без всего этого… — Дерьма, — подхватывает Стоун. — А тебе, возможно, было бы лучше в горшках Бири познавать дзен, но я же не бубню. Том усмехается, устало прислоняясь щекой к её виску. Асура могла не понимать его полностью, но пока достаточно этой странной, болезненной связи, какой она ни с кем никогда не ощущала, и того, что оказаться без неё — до идиотизма больно. Неважно даже, насколько они оба потом опять закроются. — Думаешь, всё получится? — О, абсолютно уверена, — криво улыбается Асура. — Ты веришь мне? Опасно, глупо, может, но просто. — Конечно.***
Асура вползла в спальню выжатая, как лимон, и сразу же направилась к кровати. Рефлексировать на пару с Волдемортом определённо опасно для здоровья, а в виде вишенки на торте дефилировать гордо мимо надменных однокурсников, делая вид, что в твоих спутанных волосах нет никаких совиных глаз — добивает. И в счёт не идёт даже то, что к подобным издевательствам Стоун давно привыкла и считала их не стоящим внимания идиотизмом — что в прошлой жизни, в детстве, юности; что в сиротском приюте, что сейчас, но… Напрашивается вывод, что вылезла давно вырезанная за ненадобностью человеческая эмпатия, потому что Том, вернувшись домой, в Хогвартс, видимо, не ожидал настолько отъявленного сиквела замечательного детства в приюте. Оставалось надеяться, что эмпатия эта направлена исключительно на Риддла, что само по себе вымораживает, ибо рефлексировать — точно не для неё. Асура не про чувства. Ах, да, совиные глаза… Глубоко вздохнув, Стоун затормозила у кровати, тяжело повернулась и побрела в ванную. Где-то у дверей её нагнал едва слышимый всхлип. Асура аж остановилась, соображая, кто кроме неё и Элеонор мог забраться в их общую спальню. Пришлось признать, что никто, Малфой могла недвусмысленно голову откусить любому, кто обнаглеет явиться на её личную территорию, и взгляд сам собой приковался к кровати соседки. — Мордред, Малфой, — выдохнула Стоун. — Не разводи сырость, и так в подземельях живём. От одеяла послышалось нечто, что можно было интерпретировать, как посыл свалить в туман. Асура подняла глаза к потолку, ища подсказку и не находя. Нет, страдать эмпатией она точно не начала — если волноваться за Риддла её заставляли, без сомнений, какие-то невиданные космические законы, то порыва устроиться психологом, к примеру, Элеонор, на периферии даже не обозначилось. Зато взыграло любопытство — это что могло нашу аристократку так озаботить, что та, слабость не признающая как таковую, сейчас весьма непрозрачно плачет? — Ноготок сломался? — с сарказмом полюбопытствовала Асура. Кровать отозвалась тишиной. — Эссе провалила? Могу написать, — великодушно предложила Стоун — перепроверить знания никогда не поздно. — Ну, или… парень отшил? — неуверенно предположила она. О сексе втирать она могла спокойно, а вот в каком возрасте мальчики начинают всерьёз интересоваться девочками и наоборот, простодушно запамятовала. Тишина. — Ну пиздец, Малфой, я уж даже и не знаю, что тебя могло на слезу пробить, — сообщила девочка. — Не выражайся! — взбрыкнула Элеонор, подскакивая на кровати с блестящими красными глазами. Асура мысленно пририсовала ей щит Капитана Америки. — Ты ненормальная, Стоун, вообще без тормозов! Как Хогвартс твоё каменное эго ещё выдерживает, не пойму! Та подняла руки: — Тихо-тихо, какой книззл тебя… Так, погоди-ка… — вспомнились её глаза в проходе подземных коридоров — неожиданно испуганные, и ещё раньше, когда слизеринцы опять ловили их с Томом за спинами учителей. — Подожди, ты что… из-за меня плачешь? И вновь тишина была ей ответом. Асура уже натурально удивилась: — Бьют меня, а плачешь ты?! — Не говори глупостей, зачем мне из-за тебя… — запоздало всхлипнула Элеонор, и слёзы снова потекли по бледным щекам. Охренеть. Какого-то понимания Асура могла глупо хотеть от Тома, но не ждала даже от него. Тем более уж… Малфой тем временем зло вытерла слёзы, гордо подняла подбородок и слегка сиплым голосом отчеканила: — Знаешь, что? Да, я не понимаю! Не понимаю, почему старшие ученики бьют своего… Вас. Почему имеют наглость унижать товарища с факультета таким ужасным способом! А вы… — гонор дал трещину, и девочка вновь всхлипнула. — Вы — ненормальные! Будто то, что происходит — в порядке вещей! Ты… Ты даже не плачешь! Ни единой слезы не уронила! Будто… Будто уже давно привыкла, будто для тебя это… так привычно, что… — и она разрыдалась. Асура ошарашенно смотрела на соседку, чуть ли не в первый раз вообще не представляя, что делать. У неё, можно сказать, на глазах разворачивалось нечто грандиозное — она никогда не встречала понимания или дружелюбия, или даже сучей жалости в прошлой жизни, ни единого послабления, не было у неё ни единого человека после Саши; здесь, когда она появилась, послаблений уже не ждала по привычке, и с Риддлом через дерьмо, происходящее в приюте, они шли рядом, даже не думая о том, чтобы утирать друг другу сопли; в Хогвартсе была Эбигейл, готовая, наверное, поддержать, вот только не нужно уже было Асуре её палящее солнце, она отвыкла даже от мысли, но чтобы Малфой… Эта холёная аристократка с малых лет, не скрывающая гордости своей семьёй, её чистокровности; честолюбивая и придирчивая, внезапно выдала такой номер… — Это ужасно… — Стоун осторожно села на край своей кровати, не зная, стоит ли нарушать выставленные ими же в первый вечер границы, игнорируемые лишь ради работы над причёсками и редкой помощью в домашних заданиях. Элеонор смотрела на неё, безуспешно пытаясь остановить слёзы. — Почему, почему ты такая? Неужели такой же была твоя жизнь? Поэтому ты так спокойно реагируешь на то, что творят эти уроды? Что у тебя случилось?.. Асура хмыкнула. Пришлось вспомнить, что девочке всего двенадцать лет, хоть и излишний драматизм всегда её раздражал. К драматизму вообще пришлось привыкнуть, как и к пафосу — Том любил раздуть из маленького эпизода мести целую театральную постановку, достойную отдельного холста, когда приспичит. Но вот она понятия не имела, что сказать маленькой однокурснице, внезапно расстроенной её участью. Должно быть, у Малфой тут аристократичные розовые очки разбились, а сама девчонка по природе своей никогда гадостной не была. — Ничего у меня не случилось. Обычная, не особо счастливая жизнь с бочкой трудностей и ведёрком разного рода дерьма, — соседка икнула, но ничего не сказала, и Стоун ухмыльнулась. — Я бы могла вырасти в большом поместье, быть аристократкой и размышлять, кого мне посулят в мужья, но чего нет, того нет, да и не скажу, что хотела бы так жить. Это не повлияет на то, кем я стану; я люблю магию, я волшебница и не перестану ею быть, я выбьюсь в люди, и совсем неважно, что происходило в тёмных подземных коридорах Хогвартса или перед тем, как я сюда попала, это меня не сломает — просто наблюдай, — губы сами собой скривились в усмешке. — А насчёт тех уродов... своё они ещё получат. Элеонор минуту молчала, печально глядя куда-то туда, куда слизеринские девчонки сегодня ударили Асуру. — Мне правда жаль, Асура, — та отмахнулась, и Малфой закатила глаза, наконец перестав всхлипывать. — Если хочешь, можешь взять моё синее платье, тебе пойдёт. — Вот ещё, — мрачно хохотнула Стоун, вскакивая по направлению к ванной и радуясь, что соседка вернулась к статусу двенадцатилетней аристократки — так легче, всё равно она не знала, что ещё сказать, не разводить же внезапную дружбу на основе подсмотренных издевательств, это жалко. — Кстати, о наблюдении я не просто так сказала. Сдаётся мне, скоро нас ждёт очень забавное зрелище… И это оказалось правдой. Весенне-летние месяцы в Хогвартсе вышли душистыми, тёплыми и вселяющими больной восторг. Ландшафты Шотландии Асура ещё в поездках с МакКензи успела оценить, но территория школы отдавала какой-то своей, волшебной энергетикой, заряжающей так, что Стоун улыбалась много чаще обычного. Ей нравилось валяться в траве у Озера, в их с Томом месте, которое они нашли ещё в феврале, у самого дальнего края, где чаще всего появлялся из-под воды Кальмар; нравилось, наконец, снять тёплую мантию и, зажмурившись, подставлять лицо солнцу, нравилось видеть, как расслабляется Том с книгой в золотых солнечных лучах, нравилось чувствовать себя частью этого мира — это чувство в принципе оказалось чем-то новым, и Стоун долго сидела в непонятках под совсем не раздражающие смешки Риддла. Ей даже в двухсотый раз готовиться к экзаменам нравилось во всей этой красоте. Тепло, окутавшее замок, проникало, казалось, даже в подземелья, и Асура, на волне вдохновения и уверенности, однажды профессионально увлекла Итана Розье в разговор, изредка перемежающийся внезапными вопросами по программе — тот тоже уже был полностью готов, и такие вопросы скорее были подковырками, направленными пошатнуть излишнюю самоуверенность, и очень умно поддерживались Риддлом, засевшим рядом и считающим, что всё должно быть идеально. — …да, новейшая модель Стрелы, — негромко подтвердил Розье, рассеянно наблюдая за маячившим под потолком миниатюрным снитчем. — Мой отец их собирает, хотя Нимбус, по прогнозам, готовится совершить прорыв. — Мерлин с ним, с Нимбусом, он, небось, до девяностых годов ничего стоящего не сделает, — отмахнулась Асура. Разговор о мётлах зашёл случайно, когда мимо их стола прошёл весьма окосевший Нотт — ему СОВ в этом году сдавать, но духа квиддича тот не лишился, даром, что парень чуть не разнёс всю гостиную, явившись с последнего матча без кубка. А Асура, налетавшись, внезапно осознала, что её старенькая метла из Выручай-комнаты, которая как раз являлась древней моделью Серебряной Стрелы, слишком нерасторопна для мало-мальски серьёзного матча. За бладжером хрен угонишься, но некоторую симпатию Стоун к этой фирме мётел испытывала. — Магическая формула заклинания левитации? — ни к селу, ни к городу разродилась сидящая неподалёку Элеонор, вряд ли к кому-то в особенности обращаясь. — Рассечь воздух и взмахнуть, — в голос пробормотали Розье, Риддл и Стоун. Разговаривать можно было только в полголоса, иначе схлопочешь по ушам от старшеклассников — это ко всем относилось. Сейчас самая напряжённая стадия подготовок, и пятикурсники с семикурсниками, вне зависимости от факультетов, поголовно ходили напряжённые и злые. Впрочем, как сказал Лестрейндж, «колыхало это не всех». Раздался чей-то смех, ругань, ответка, и на их почти пустой стол легла тень. — Загадушка, у тебя «петушок» торчит, — словно подземная гостиная за секунду переместилась на Северный полюс — так холодно стало. Том сжал зубы, когда чужая рука поставила ему щелбан в ухо. — Подбери, а то что, зря я на вас с Каменномордой целую банку отборного снадобья тратил? Лицо Розье закостенело, и весь он сам мгновенно будто бы оказался не здесь, не за этим столом вместе с Томом и Асурой, да и не в гостиной вообще. Переполненная комната затихла, почти синхронно поворачиваясь к источнику намечающегося веселья. Впрочем, надолго задерживаться Селвин не стал, отшатнулся, тряся рукой, которой дотрагивался до Риддла, и повернулся к глупо хихикающим друзьям. — Фу, грязнокровкой теперь воняет. Лаур, салфеток не найдётся? Асура, выхватывая палочку, вскочила быстро, а вот Том поднялся спокойно, неторопливо и повернулся так, чтобы перегородить Стоун обзор на удаляющегося Джонатана. — Селвин, — паучьи-тихо произнёс Риддл. В безмолвии его голос прокатился ядовитым туманом до самых тёмных уголков гостиной, заставляя вздрогнуть. — Что ты знаешь о змеях? — Чё? — развеселился шестикурсник, оборачиваясь. — Змеях, — повторил Том мягко. Что-то было в этой мягкости такое, что даже приподнявшиеся со своих мест старосты не решились открыть рты. — Видишь ли, в Британии крайне скудное разнообразие видов змей. Их всего четыре: уж, медянка, травяная змея и обыкновенная гадюка, — перечислял Риддл медленно, почти лениво, но Асура знала — никто не смеет отвести глаз, точно загипнотизированные, точно змеи, поддавшиеся науськиванию дудочника. Том завораживал одним голосом. — Негусто, не правда ли? И почти безопасно. Но вот что интересно: магический мир не перестаёт меня удивлять обилием, казалось бы, обычных вещей, — его тонких губ коснулась холодная улыбка, и в голове Асуры забрезжила догадка. — Обычных и одновременно необычных. Ведь откуда на землях Великобритании взяться, скажем, филиппинской кобре? — он стелящейся походкой, абсолютно бесшумно двинулся вперёд. — Тигровой? Египетскому аспиду? — так вот, зачем ему потребовался Запретный лес. Никто ведь не утверждал, что лес, кишащий опасными тварями, не может содержать в себе и разного вида ползучих гадов. Мало ли как они туда попали и размножились… — И это я не говорю о гибридах и змеях с явными магическими свойствами. — Он остановился прямо посреди гостиной, высокий для своих лет, гордый, властный. Совсем ещё юный, но уже держащий в руках всё внимание и сосредоточенность каждого на своём факультете, всех, до последнего чёртового аристократа. Момент был хрупок, но он был, и каждый слушал и смотрел на него, а ведь Том ещё не привёл к тому, к чему, Асура знала, всё идёт. — Ещё я хотел бы отметить, как много всего способен узнать тот, кто умеет слушать, — тихо добавил будущий Волдеморт. — И мне, честно сказать, представляется забавным учиться на шестом курсе Слизерина и иметь в Боггартах самую обычную змею, — кто-то в напряжённой толпе пошевелился, но Том и глазом не моргнул. — Каково шесть лет жить в подземельях змеиного факультета великого Салазара Слизерина и бояться змей до дрожи в коленях, Селвин? По гостиной легчайшим ветерком прокатились смешки. Риддл склонил голову к плечу. — Посмотрим… — пробормотал он, открыл рот и зашипел. Асура предполагала нечто такое, но даже её поразил масштаб развёрнутой Риддлом постановки. Змеи выползали из-под буфетов, столов, камина, из трещин в стенах у самого пола, незаметных щелей за пологами гобеленов. Они были самыми разными: явно неядовитыми, маленькими, тонкими; большими, средними, ярко окрашенными и угольно-чёрными — опасными. Слизеринцы замерли, парализованные то ли страхом, то ли неожиданностью такого поворота. Кто-то из девушек завизжал, но так с места и не сдвинулся — себе дороже. Асура заметила, как застыла у лестницы Вальбурга, очень внимательно наблюдающая за Томом. Страха на её лице не было. Громко присвистнул Лестрейндж, однозначно сообразив, что всё это значит. «Ожил» Розье, заинтересованно приподнялся Эйвери. Джонатан, у ног которого собралась большая часть змей, некоторые из которых привольно обвили его икры своими телами, стоял ни жив, ни мёртв напротив Тома. Пот катился по его посеревшему лицу, казалось, он обратился в статую — Асура вспомнила подарочек основателя их факультета, находящийся сейчас в дебрях школьной канализации, и почувствовала, как рот расползается в абсолютно безумной улыбке. — Риддл, ты… — просипел Селвин. — Да? — уточнил Том вежливо. — Н-ненормальный! — каркнул шестикурсник и явственно затрясся. — Да ну? — мягкая улыбка скользнула по лицу Риддла, и, повинуясь его шипению, несколько змей переползли выше, оплетая уже бёдра слизеринца. — Ты так думаешь? Асура, безотрывно наблюдающая за его действиями, поймала взгляд побледневшей Элеонор. Сначала ей показалось, что девочка смотрит на неё так, потому что Стоун чувствовала — её крутит в ненормальной, безумной эйфории, какой она давно не ощущала, и это, должно быть, отражается на лице, но потом поняла, что дело в другом. На руке чувствовалось шевеление, и Асура, опустив взгляд, инстинктивно замерла. Змеи ползали не только по Джонатану — одна, полностью чёрная, матовая, по-своему прекрасная змея обвила руку Стоун и медленно ползла вверх, к её лицу. Больше на каких-то инстинктах, чем понимая, что делает, Асура превратилась в почти ту же статую, какой являлся сейчас Селвин; не потому, что ей было дико страшно, а потому что опасность была реальной: это гадюка, и, по воле судьбы, которая явно имела очень специфическое чувство юмора, наверняка со смертельным ядом. Почему? Асура, не шевелясь, бросила взгляд на Тома, целиком сосредоточенного на Селвине. Мог ли он упустить одну из своих «подопечных»? Могла ли одна из змей выйти из-под его надзора и захотеть напасть на Асуру? Или это его очередная изощрённая проверка? Стоун склонила голову, стараясь даже дрожь из рук убрать, и ввинтилась взглядом в чуть повёрнутое лицо Риддла. Сердце гулко стучало в груди — от ненормального восторга и инстинктивного, заложенного в генах страха. Одна секунда, один стремительный бросок, и Асура будет отравлена. Ты мне веришь? Верит, верит. Сказала же. Наверняка это предельно глупо, а Асуре — в дурку, но она верит Тому. Стоило титанических усилий гордо выпрямиться, не совершая резких движений, перестать дрожать. И, сохраняя на лице лишь холодное безумие, что больше походило на Риддла и почти не контролировалось, поднести вторую руку к небольшой матовой треугольной голове. Наверное, со стороны она казалась сумасшедшей, с широкой улыбкой тянущейся к смерти. Змея попробовала языком её кожу и вдруг опустила голову в ладонь. — Повтори, — приказал Том. — П-п… — зубы Джонатана стучали так, что слышала вся гостиная. Змеи переползли на его живот. — П-прости… — Громче, — велел Риддл холодно. — П-прости! — крикнул Селвин. — А теперь — с чувством, — улыбнулся Наследник Слизерина. Вся королевская конница, вся королевская рать. Змеи освободили ноги шестикурсника, и тот бухнулся на колени, уже почти без сознания от ужаса. Его штаны недвусмысленно намокли, и в гостиной, полной прерываемой шепотками тишины, послышался звук падающих капель. — Прощу прощения! — взвыл хрипло Джонатан, глотая хлынувшие от стыда и страха слёзы. — За всё! Прошу прощения! — Просишь прощения... — протянул почти ласково Том. — Джонатан, что же ты делаешь на полу? Разве ты не выше этого? Разве ты ничтожество? — Ничтожество... — эхом повторил Селвин. — Ты же хочешь, чтобы это прекратилось? — одна из змей коснулась мордой лица слизеринца, и тот громко всхлипнул. — Хочешь, чтобы я отозвал их? — Хочу... Пожалуйста... — Но как же может просить о подобном у грязнокровки такой, как ты? — деланно расстроенно поинтересовался Риддл. — Как может обращаться к отбросу? Или же отброс — ты, Селвин? — Я, — надрывно согласился Джонатан. — Убери... — Упрашивай, Селвин. — Молю, пожалуйста... Пожалуйста! — сорвался на вой парень. Змеи, отвечая на шипение Тома, одной волной схлынули со всхлипывающего, дёргающегося в рыданиях слизеринца, и организованно поползли туда, откуда и пришли. Все, кроме той, что была на руках Асуры. — Я уверен, вы знаете, что это значит, — негромко произнёс Том, не отрывая взгляда от Селвина. Повышать голос и не нужно было — этот почти шёпот перекрывал собой всё. — Можете быть спокойны, змеи больше не побеспокоят нашу гостиную. Как не побеспокоит наши нервы и Джонатан… Вот так — собрать максимальную аудиторию, одновременно показать кто он такой, доказать значимость, и растоптать Селвина — так, чтобы он больше не поднялся, так, чтобы даже друзья отвернулись от него, чтобы он навсегда стал посмешищем и изгоем. Действовать мелко и точечно? Нет уж, увольте, он же Том Риддл. Прямо сейчас Стоун просто обожала этого чёртового маэстро. — Panem et circenses, — громко сказала Асура, поглаживая голову гадюки, и расхохоталась.