Non timebo mala quoniam tu mecum es

— Не поняла? — Говорю, остаёшься здесь, — хмыкнула Мередит, окидывая Асуру взглядом так снисходительно, что у той аж в затылке заломило от раздражения. — Не то чтобы у нас каждой сиротинушке выделяют свою комнату, знаешь ли. Асура прекрасно знала. Где-то в середине января и середине февраля, ровно через месяц, её пытались перевести в общую девчачью комнату, в результате чего комната поголовно не спала, а наутро обязательно обнаруживались новые синяки, пара вырванных клоков волос, беспорядок и последующие наказания. Так как без Асуры подобного не происходило, начальство с помощью логики пришло к выводу, что она и виновата, но, вот беда, вышеозначенные наказания не действовали, боль от розг не помогала, а девочки в один голос ревели, что «Стоун плохая и испорченная». Нет, Асура прекрасно знала, что «плохая и испорченная», но если вы думаете, что знаете гадюшничество женского коллектива, то вы не бывали в детских приютах! Асура-то изначально надеялась, что порядки начала-середины прошлого века что-то, да значат, и они действительно значили — например, почти ежедневно девочки осмеивали её любовь к мужским брюкам. К этому же относились ядовитые замечания насчёт «мужицкого поведения» и любви бить прямо, как делали старшие мальчики, но это просто цветочки, ведь, по-видимому, настоящим женским оружием прекрасной половины приюта было родство с ядовитыми змеями, не при Риддле будет сказано. Все дети были замкнутыми и разобщёнными, но Асура правильно подумала когда-то о стаях: если мальчишки сбивались в подобные группки с обязательным распределением ролей от вожака до самого слабого и шли по накатанной схеме, то есть, банально (задирание слабаков, «главные на районе», скидывание своих обязанностей на других под страхом отбитых почек и тому подобное), то девочки, сплотись они в «коллектив», в основном действовали незаметно и подло: подставляли тебя, пакостили так, что хрен за руку схватишь, могли даже специально надыбать где-нибудь клопов исключительно для того, чтобы напустить их тебе в постель. И всё это, разумеется, за спинами взрослых, ибо наказания никто не отменял, хоть и на достойное воспитание начальство не сильно тратилось. Не без исключений, конечно. Прожив тут два с лишним месяца, Асура не понимала, как тех же Мэри с Эми ещё не заклевали, но, видимо, Мередит по «авторитетности» недалеко ушла от Риддла. Стайки девчонок её побаивались и к «мелким леди» не совались, а вот «одиночки», если чем-то гадюшник не устраивали, нередко собирали носами ступеньки или становились рассадниками вшей, «случайно забредя на помойку». Это с рассказов, всё же сейчас зимнее время, но Стоун, потеряв однажды бдительность, уже успела слетать лицом в сугроб, «поскользнувшись» на обледенелом крыльце, за что разбила одной из «змеюк» нос и огребла очередное наказание. — У Риддла своя комната, — пожала плечами Асура. Принцип рассадки всё ещё был не до конца ясен. Обычно старались селить по возрастам и по принадлежности к полу, естественно; были ещё комнаты на четырёх человек, для воспитанников постарше, коих было меньше (только относительно недавно детям разрешили оставаться здесь до совершеннолетия, раньше и девочек, и мальчиков по достижению определённого возраста отправляли работать), и комнаты для совсем маленьких, сопряжённые с кроватями для старших девочек — в их обязанности входил присмотр за малышами. Одиночных, кроме воспитательских, было совсем мало. — А он пугал всех, — качнула головой Мередит. — У мальчишек чуть ли не всеобщее восстание было, чтоб Коул спровадила Риддла куда подальше, даже говорили, что боятся, будто бы он им глотки перережет во сне. Асура хмыкнула. Ну почему бы, собственно, и да. — Тебя тоже, — добавила Лютер. — В Новый год у нас в комнатах всё занято было, вот тебя и обогатили своими хоромами. В январе уже сделали перестановку, но никто не хочет видеть тебя в качестве соседки. Почти так же, как не хотели Риддла мальчики. Асура подняла бровь. Мередит остро усмехнулась. — Я, кстати, их не виню, какой бы контингент гадюк у нас тут ни водился. Ты хуже Риддла, честное слово. А вот это уже поворот. — Он всем своим видом показывает презрение, — любезно разъяснила Мередит. — Не знаю точно, какие у него там с другими мальчишками отношения, но если Риддла не трогать, то и ничего особенного не произойдёт. Лично я имею на его счёт своё мнение, но желания сцепиться с ним у меня нет. А ты… Ну, выглядишь так, будто всех ненавидишь и готова за любой жест в свою сторону избить до полусмерти, — она со значением покивала. — Такое стойкое ощущение постоянной опасности, вот наш гадюшник и реагирует бурно — опередить тебя, так сказать, пытается. Нет, то есть, эта опасность и от Риддла исходит, но, как я сказала, если его не трогать, всё будет нормально, а ты будто… хочешь, чтобы к тебе пристали, и хочешь иметь возможность ответить. — Мередит почесала нос. — Хочешь, чтобы тебя ненавидели. Поняла что-нибудь? — девочка с любопытством посмотрела на отстранённое лицо Асуры и рассмеялась. — Ну, вот и я ничего не поняла. Во всяком случае, меня это почему-то заводит, перчинку, что ли, в жизнь добавляет! Сколько там у тебя уже провинностей?.. И она принялась перечислять внушительный список проступков и наказаний, начиная с первой драки с Риддлом и заканчивая вчерашним полётом Ханны Свон из окна первого этажа в ту пустую клумбу, где ещё недавно был сугроб, куда летала сама Асура. Кола Томпсона, кстати, нашли. Через два дня, за пять километров от приюта, с обмороженными конечностями и температурой сорок; Стоун слышала, что ноги ему пришлось ампутировать, а сейчас парень реабилитируется в больнице. И хоть официальной причиной подобного инцидента назвали шок от потери брата, кажется, все обитатели приюта, кроме Мередит, виноватой в случившемся считали Асуру и дружно объявили ей бойкот. Мередит вообще охарактеризовала ситуацию бредом и активно, в своей, правда, манере, Асуру опекала, что не помогало — на душе было паршиво так, как давно уже не бывало. И не из-за Томпсона, как можно было подумать, а… вообще. — Ну хочешь сахар тебе с кухни сопру? — предложила Мередит, заметив, что Стоун её не слушает. Стало только гаже. Девочка даже придушенный смешок выпустила — Лютер, кажется, вознамерилась согнать Асуру в свою маленькую «стаю» наравне с Мэри и Эми, ибо официально была старше всех троих на семь-восемь лет, и это почему-то выбивало из равновесия. Асура уже выстроила себе картину, не предполагающую какие-либо тёплые отношения в приюте, но сначала Кол, действительно горевавший по брату, теперь Мередит, грубовато хлопочущая о троих девчонках, выбранных ею по какому-то неведанному принципу… Началось это недели две назад: воспитательницу Стэнли, работающую здесь дольше всех, проводили на пенсию и заменили отставной монашкой из ближайшей церкви — сестрой Эбби. Сестра Эбби мгновенно нашла общий язык с миссис Тейт и потребовала характеристику каждого ребёнка, кою изучила от и до буквально за ночь. Уже на следующее утро по струночке ходили не только сироты, но и воспитатели; Эбби пересмотрела расположение спален, строже отделила мальчиков от девочек, вызвала к себе на ковёр самых отпетых «негодяев», чаще других попадающихся на «плохом поведении», и ужесточила выдаваемые наказания. Асура была уверена, что миссис Коул далеко не в восторге, всё же приют несколько лет как перешёл в её ведомство, но спорить не могла — дисциплина явно возросла, а её собственная нагрузка снизилась. Насчёт мальчиков Стоун точно не знала, а вот Мередит уже проводила ночи за молитвами; сама Асура и, без всяких сомнений, Том ночами тоже «молились», но стоя на коленях и под бдительным надсмотром сестры, которая, кажется, никогда не спала. Им даже кресты в спальни повесили — от духа лукавого, так сказать, избавляться, потому что репутация соответствующая. На фоне основного контингента воспитателей сестра Эбби оказалась просто дьяволом в монашеской юбке. И бдительный надсмотр по связям мальчиков с девочками (Риддл со Стоун в одной кровати спали!), и драки (Риддл со Стоун почти ежедневно сталкиваются!), и вежливое общение между всеми приютскими (Риддл со Стоун смотрят волком и не здороваются!), и уважительное отношение к церкви (надо же, Риддл со Стоун и здесь проебались, дети демонов). Церковь, кстати, сейчас протестантская, хотя большой погоды новость для девочки не сделала — всё одно, тем более Тейт с удовольствием поделилась с сестрой Эбби своими наблюдениями о Томе с Асурой, в связи с чем оба по умолчанию больше проводили времени с ней, чем за приютскими делами. Отдельно друг от друга, естественно. Вот как-то после очередной ночи на коленях с библией Мередит и пришла к Асуре. А, может, дело в том, что Лютер присутствовала в тот памятный день, когда Асура начала за здравие, так, что даже сестра Эбби, кажется, чуть растаяла: «Понимаете, достопочтенная сестра Эбби, я часто мёрзну, в платьях я мёрзну сильнее, поэтому и попросила дорогих воспитательниц одолжить мне брюки…», а кончила за упокой: «…они лучше защищают от холода. А в ваших юбках я себе вагину к чертям отморожу!», получив увесисто по губам. Мередит ржала так сильно, что схлопотала по губам вслед за Стоун, и, видимо, прониклась к ней неким уважением. А ещё, как казалось Асуре, где-то в это время Риддл начал наращивать свои бесконечные маски, за которыми в последствии прятался. Не поверить, что ты просто сумасшедший, в обществе сестры Эбби было крайне сложно. — У меня иногда ощущение, что ты женщина преклонных лет в теле ребёнка, — внезапно сообщила Мередит. Асура даже растерялась, прекратив сверлить взглядом противоположную стену с грёбаным крестом, и потерянно подняла глаза на «старшую». — Просто мне на самом деле за двадцать, детство у меня было дерьмо, а потом я погибла в аварии и очутилась в этом теле, маленьком и тонком, тоже, как видишь, в дерьме, — совершенно серьёзно ответила Стоун, зная, что в такую теорию Лютер не поверит. — Да, конечно, — улыбнулась Мередит искренне, совсем по-взрослому и мягко. Ноющая заноза где-то в душе Асуры по ощущениям вошла ещё глубже. — Слушай, то, что я сказала в первый твой день здесь… Мы, конечно, никому ненужные сироты, но мы можем стать нужными друг другу. Это случается. И в этом нет ничего плохого, правда. Гораздо легче продираться сквозь происходящее дерьмо, когда знаешь, что у тебя за плечом кто-то есть. Подумаешь об этом, ладно? — и она легко потрепала Асуру по непослушным волосам, мгновенно скрываясь за дверью. — Ладно… — совсем смешавшись, бестолково выдохнула девочка в пустоту.

***

Это было воскресенье и первый раз, когда Асуре разрешили не идти в церковь — своё она «отмолила» ночью так, что колени едва сгибались. Правда, за это разрешение миссис Стейн сошлась в рандеву с сестрой Эбби, ибо Аманда видела исключительно стёртые в кровь ноги, тогда как сестра — дрожащий от злости Стоун крест на стене, пока блюла наказание в комнате провинившейся; но на этот раз выиграла Стейн, в церковь приютские уже опаздывали. Полдня Асура провела, лёжа на кровати, гипнотизируя дверь и догадываясь, как Риддл настолько далеко продвинулся в беспалочковой детской магии; когда постоянно находишься в напряжении, когда руки трясутся от безвыходности и мыслей о том, а не сошёл ли ты просто с ума настолько, что уже никогда не сможешь принадлежать этому миру, когда злоба на всё, что видишь перед собой, застилает глаза алой дымкой, магия бурлит в венах лавой — только отпусти её и, кажется, сможешь преодолеть любые препятствия. Прикол в том, что нет, не преодолеешь, насколько бы сильным ты себя ни чувствовал. Напугаешь, восстановишь всех против себя, выбьешь себе дверь в мир и всё равно останешься потерянным и одиноким. Бывали моменты, когда Асура серьёзно задумывалась, а была ли она когда-нибудь Адой, умирала ли? Попадала ли в книжный мир? И действительно, действительно ли эта кружка дрожит, реагируя на её эмоции, или это способ сбежать от реальности, где она всегда была сиротой Асурой, а всё остальное ей лишь приснилось? Скри-ип, — дверь комнаты сама собой приоткрывается. Девочка моргает, пытаясь различить реальность и фантазию. Скри-ип, — дверь тащится обратно, почти перекрывая обзор на серый коридор. Скри-ип, — Риддл со слегка побледневшим лицом и расширенными до мультяшности глазами. — Хе, — глупо лыбится Асура, взглядом заставляя дверь ползти обратно к неизвестно каким образом отвертевшемуся от церкви Тому. — Что ты делаешь? — хрипло спросил будущий псих. — Это сквозняк, — лениво отозвалась Стоун. Дверь вновь приоткрылась. — Я же вижу, что это ты! Отвечай нормально! — Ты спросил, что я делаю, — пояснила девочка, садясь на кровати прямо. — Я и ответила: я делаю сквозняк. В груди вдруг волной поднялось слегка больное веселье, и дверь лихо прилетела Риддлу в лбешник. Спустя секунду, впрочем, распахнулась опять, и Том, кажется, впервые пересёк порог комнаты Асуры. — Ты такая же, как я! — с бешено горящими глазами выпалил Риддл, падая на кровать рядом с девочкой. Асура даже подвисла немного. Том, с лицом, озарённым таким ярким вдохновением, был… Нет, на Волдеморта он не тянул. Скорее на учёного в миниатюре, угробившего десятки лет на поиск лекарства от рака и наблюдающего, как под его новым опытом опухоль мгновенно рассасывается. Бледное лицо затопил румянец, руки мальчика заметно дрожали, тёмно-синие глаза посветлели, приобретая сходство с океаном, и улыбка — почти сумасшедшая, но такая яркая, какую Стоун ещё ни разу не видела в приюте. В книге, вроде, было как-то не так, да?.. Том будто ожил, наполнился светом, преобразился в своей уверенности и, несмотря на почти ненормальную радость, не отталкивал. — Прозвучало… эпично, — протянула Асура. Весеннее солнце, на прошлой неделе, наконец, победившее затянувшуюся зиму, настойчиво лезло в зазор между соседней стеной и видом на двор в окне комнаты Асуры, и золотые лучики пригрелись на восторженном лице Тома, оттеняя его холодную недетскую красоту. Даже сама комната, казалось, преобразилась, очистилась, наполнилась воздухом, и девочка вдруг почувствовала себя маленькой Адой, ещё не потерявшей веру в мир и с затаённым дыханием наблюдающей за горящим жизнью Сашей. — Ты что, не понимаешь?! — воскликнул Риддл, встряхивая её за плечи. — Мы не сумасшедшие! Мы оба! Нельзя. Нельзя забывать, кто она на самом деле, нельзя размякать и терять уверенность в каждом своём движении… — Ты уверен?.. — тонко спросила Асура, неумолимо ощущая себя потерянным ребёнком впервые за десятки лет. — Сестра Эбби почти каждый день убеждает меня, что от «этого сумасшествия» вполне реально избавиться… — Я видел, что ты сделала, — процедил Том, мгновенно наполняясь той тёмной злостью, что стала неотъемлемым спутником и Асуры. — И ты тоже, — смена эмоций слегка напрягала — мальчик вновь разгорелся безумным вдохновением. — Я давно за тобой следил, но только сейчас убедился. У нас не может быть одинаковых галлюцинаций! — Тейт тоже вполне непрозрачно наблюдала, как из-за меня банка с солью танцует, — вздёрнула нос Стоун. Вот это биполярочка, конечно. — Но всё равно хочет из нас дерьмо выбить за «сумасшествие»! — Что ты ещё умеешь? — жадно спросил Риддл, проигнорировав слова о латентной нацистке и чуть ли не утыкаясь в Асуру носом. — Расскажи! Девочка снова заколебалась, в первый раз ощущая Тома настолько рядом; действительно рядом — не в вынужденном поиске тепла, не за соседней стеной, не на стуле в общей комнате для занятий, даже не просто сидящим нос к носу, а рядом. Пожалуй, похожее ощущение было тогда, когда их магия внезапно решила познакомиться — словно они на время стали идеально подходящими кусочками мозаики, способными дотянуться до самого существа друг друга и, если честно, подобное пугало. Асура уверена, что такого в книгах точно не описывалось, и даже если углубиться в тему и порассуждать, приходящие на ум теории спокойствием не обеспечивали, а вить какие-то необъяснимые связи с Волдемортом Стоун стопроцентно не планировала. Она даже на дружбу согласна, но вот это… Магия, остро сейчас ощущающаяся, согласна, видимо, не была — как маленький ребёнок тянулась к другому источнику в явном желании завести более тесное знакомство. Разум схлестнулся с этими инстинктами, голову заполнило нечто непонятное, при ближайшем рассмотрении оказавшееся диким желанием прервать одиночество любыми доступными способами, к глазам подкатили слёзы. Что за фигня со мной происходит? — задалась вопросом Асура и, не давая себе возможности окончательно превратиться в восьмилетнюю соплячку с волшебством, страдающим ПМС, затараторила: — Ну, из того, что у меня худо-бедно получается контролировать — двигать предметы, не касаясь. Если очень-очень захотеть, получается сделать человеку больно, глядя в глаза — тогда, у твоей комнаты, Томпсон меня взбесил, я его шарахнула, он и сбежал. Обычно из-за эмоций могут скакать рандомные вещи, или, как во вторую ночь здесь, зуб за несколько часов вырос. Вроде бы, ещё случалось так, что меня в упор не замечали, если я мысленно сосредотачивалась на том, чтобы меня не было видно… — Асура задумалась, вспоминая больницу. — Но в этом я не уверена, может, медсёстры там просто тупые работали… На несколько секунд повисла тишина, и Стоун разозлилась. Начерта, собственно, разоткровенничалась? Это у Риддла сейчас сдвиг в привычном бытие произошёл, вот он и лезет к ней с несвойственными ему порывами общаться; потом-то остынет и будут они как прежде ходить угрюмыми тучами, не желающими иметь с кем-либо дел. В ней будто проснулась настоящая восьмилетняя Асура, одинокая маленькая девочка, не понимающая, что с ней происходит, и отчаянно ищущая кого-то похожего. Кого-то, кому можно доверить свои странности и с кем можно образовать свою небольшую стаю. Но Асура-Ада-то знает, что происходит на самом деле! Асуре-Аде двадцать четыре, Асура-Ада взрослая и не нуждающаяся в поддержке, а ещё Асура-Ада знает, кем вырастет этот взволнованный восьмилетний пацан, горящий сейчас аки сраная вечерняя звезда от мысли, что не один! Чего ж так тянет к нему, будто до этой минуты девочка провела в одиночной камере где-то в Тауэре в обществе исключительно приведений и впервые встретила живого человека? — Здорово, — выдохнул Том, с жадностью изучая её лицо. — Я тоже могу делать больно. А ещё — заставлять животных делать то, что хочу, без тренировки. Иногда действует и на людей, редко, но, думаю, со временем получится! Ещё могу сделать так, чтобы с человеком случилось что-нибудь плохое. И вот, смотри, — он повернулся, быстро окинув взглядом комнату, и остановился на библии, валяющейся на стуле с ночи. Библия без каких-либо замешательств слетела на пол, а затем резво скрылась под кроватью. — И… — Риддл замялся, и меж его бровей пролегла едва заметная морщинка. — …я умею разговаривать со змеями! Почему он так откровенен? Асура, закусив губу, внимательно разглядывала пылающее лицо и пыталась вспомнить, как реагировал Том на приход Дамблдора в книге. Хотя, в принципе, какая разница? Умение разговаривать со змеями казалось ей невероятно крутым, но, конечно, стать попаданкой в какую-нибудь неучтённую наследницу Слизерина было бы наитолстенным роялем и выглядело бы даже не смешно. — Я могу надеяться, что ты познакомишь меня с каким-нибудь пресмыкающимся? Том… рассмеялся. Даже не так — весело расхохотался. Правда, со слегка психически неуравновешенными нотками, но Асура всё равно впала в каплю. Искренне смеющийся Риддл… Скажем так, не читай Стоун книги, тоже бы охренела, потому что за всё время в приюте будущий Волдеморт показал себя как уже сформировавшаяся взрослая личность, изредка дающая сбой только для того, чтобы не рассеивать образ восьмилетнего ребёнка. И личность эта предполагала отстранённость, мрачность, максимальную холодность, но никак не беззлобный, нормальный мальчишеский смех. — Асура, — выдохнул, успокоившись, Том, и девочка вздрогнула — кажется, и по имени он назвал её впервые. — Как ты думаешь, что это значит? — Думаю, — мгновенно отозвалась Стоун, радуясь, что происходящее вернулось в русло, не рождающее нежелательные игры детства в жопе. — Что это волшебство. — Волшебство? Русло не удержалось, и Асура ощутила, как губы тронула улыбка. Мягкая, не злая. В голову почему-то пришла радостная мысль, что Том воспринимает эти слова всерьёз, тогда как в двадцать первом веке какой-нибудь восьмилетний ребёнок только фыркнул бы и уткнулся в свой айфон. Когда вся эта душевная херня с мать-его-Волдемортом-блять закончится, пойду бить стену. Головой, чтоб вся мишура через уши вылезла, — решила девочка. — Не считал же ты, что в нас реально демоны вселились, не приведи сюда Эбби, — хмыкнула Асура. — Мифы и легенды о магии рассказывались на протяжении веков. И, я думаю, где-то есть и другие волшебники, просто нам не повезло оказаться… здесь. — Магия… — протянул Риддл, уставившись на свои подрагивающие руки с бессмысленной улыбкой на лице. — Я так и думал, что что-то такое… Знал, что не такой, как все, не сумасшедший, а особенный… Но, — он резко повернулся к девочке, и в его тёмных глазах мелькнула некоторая настороженность. — Если ты думаешь, что есть и другие, почему нас не заберут к ним? Не обучат? Ты ничего раньше такого не встречала? Может, твои родители что-то знали? — Мои родители… — да, Асура, молодец, блистай знаниями и заставь этого маленького гения подозревать тебя, ведь у вас такие близкие отношения, а доверие так и прёт! — Я их не помню. — Что ты имеешь в виду? — сузил глаза Том. Блестяще. И как у него получается находить несостыковки на ровном месте, Стоун вроде бы не так уж и много рассказала? — Ты жила с бабушкой? Или другими людьми? Тебя же привели сюда два с половиной месяца назад. — До этого я очнулась в больнице, — кивнула Асура. — А ещё раньше меня нашли в переулке без сознания и на грани смерти. Понятия не имею, что произошло, но я лежала в коме несколько месяцев, а когда очнулась, не помнила ничего — ни своего имени, оно известно только потому, что было написано на моём кулоне, ни родителей… Вообще ничего. Я даже не помню своего собственного города и понятия не имею, где в Лондоне что. Том переводил взгляд с одного глаза Асуры на другой, будто пытался поймать один из них на вранье. А вранья и не было — девочка просто не договорила правду. — Во всяком случае, странности начали проявляться быстро, — продолжила она. — И, как мне кажется, это передаётся по наследству, — другой формулировки не нашлось. Как бы семена идеи превосходства чистоты крови в Риддле раньше времени не посеять... — Так что, возможно, наши родители могли быть волшебниками, — у него точно, а вот Асура вполне могла оказаться грязнокровкой. — У тебя тоже. — Отец, — вновь загорелись глаза Тома. — Наверняка это отец, его звали так же, как и меня. — Необязательно, — осторожно возразила Стоун. — Может, и мать. — Она умерла, — скривился Риддл. — Я тоже чуть не умерла, — пожала плечами Асура. — Со всякими бывает, — почему у него вообще такие странные выводы? — Думаешь, если мы волшебники, то мы не можем болеть и умирать? Асура задумалась, чего вообще своими словами пытается сейчас добиться. Как-то менять взгляды будущего Волдеморта было рано хотя бы потому, что взглядов этих, как таковых, ещё не возникло, да и так ли ей этого хочется? А вообще — какого чёрта? Магия, волшебники — будто это не первый их адекватный разговор за всё время знакомства, и не «пустые предположения» о том, чем их «странности» на самом деле являются! Конечно, со временем они бы наверняка к таким выводам пришли, в конце концов, до визита Дамблдора в приют еще несколько лет, думать о чём-то надо, но Асура бродит по очень тонкому льду, пускаясь в такие уверенные рассуждения; как минимум, Риддл решит, что она гений, а это, кстати, ничерта не правда и рушить потом риддловские представления будет весьма обидно, максимум — заподозрит в ней тёмную лошадку, закроется и сделает врагом раньше, чем они поедут в Хогвартс. Этого не хочется вот вообще никак. Стоун рассеянно скользнула взглядом по такому же задумчивому Тому, по пляшущим на красивом лице солнечным лучикам, по взъерошенным чёрным волосам; посмотрела на такие же, как у неё, стёртые колени под дурацкими шортами, которые носили мальчики этого времени, по тонким изящным пальцам — Риддл в принципе был лишён детской пухлости, — по напряжённым плечам. Бессознательно наклонилась вперёд и вдруг вцепилась зубами в мальчишеское предплечье. — Да какого ж чёрта, Стоун! — вскочил юный Лорд. — Пардон, — булькнула Асура, не меньше удивлённая собственному порыву. — …кажется, я люблю кусаться. — Да я заметил, — ядовито отозвался Том. — У меня всё тело в следах от твоих челюстей после каждой драки. Прозвучало пошло. Да и вообще странно — за собой Асура никогда не замечала пристрастия распускать зубы, и закрались смутные подозрения, что бывшая хозяйка тела вовсе не исчезла бесследно после вселения Ады, или, по крайней мере, оставила какой-то незримый след своей души и привычек. Подозрение показалось приятным: значит, это не Асура-Ада впадает в детство и распускает сопли, это просто Асура колбасится где-то на подсознанке. Или разницы уже нет?.. Размышление прервал шум со двора и голоса воспитателей. Оба недоволшебника мгновенно напряглись, а затем Том вдруг наклонился, порывисто обнял Асуру, игнорируя её осоловелый взгляд, тут же отстранился и негромко проговорил: — Тоже это почувствовала? Солнце, словно извиняясь за суровую зиму, ярко светило в окно, минуя тень от приютской стены и стареньких занавесок. Свет затопил крошечную комнатку, в которой, кроме девочки, уже никого не было, полностью, пробираясь даже в самые тёмные углы. Дарил тепло. — Ёп твою ма-ать, — выдохнула Асура, зарывшись лицом в подушку и чувствуя, как напряжение, державшее, оказывается, всё это время в стальных тисках, потихоньку отпускает. Глупость какая-то. Будто на допросе у Волдеморта побывала, а не побазарила с восьмилетним пацаном о магии. Будто случилось что-то из ряда вон выходящее, но закончившееся неожиданно приятно. Будто что-то изменилось, а странное дружелюбие их волшебства что-то значит. Какая глупость, в самом деле.