Русалочка и Принц

— Открыто, — прокричали внутри, Люсьетт вдохнула воздух полной грудью и дернула ручку двери. Взгляду предстал пустой коридор, в котором хозяйки дома видно не было, но были: бронзовые статуэтки зверей и птиц, угнездившихся на ячеистых деревянных полках, фарфоровые фигурки разных видов рыб, расставленные по полу беспорядочно, а также много-много-много рулонов… ковров? — иначе говоря, нагромождение всякого хлама и мелочи. Люсьетт застыла посреди всего этого, оказавшись под незрячим взглядом многочисленных неживых существ. Она подумала, не волшебные ли это игрушки, не обладают ли они сознанием или душой, как, например, Себби? И, в отличие от мягкого безобидного Себби, не играют ли они роль не ретранслятора мысли, а стража? Дом ведьмы, который, хотя и выглядел странно, но все же походил на обычный дом обычного человека (пусть и сумасшедшего), и Люсьетт почувствовала себя неуютно. Ее нахождение здесь показалось ей… неуместным. Ведьма больше голоса не подавала, и Люсьетт осторожно прошла по тесному коридору, едва не задевая фигурки рыб под ногами. Те тревожно провожали ее взглядом и лишь разевали свои немые рты. Коридор вел в маленькую кухню, точно так же захламленную. Только теперь вместо неживых животных, птиц и рыб Люсьетт ткнулась лицом в сушеные травы — в буквальном смысле на пороге по ее лбу хлестнула сушеная ветка с колючими жгучими листьями. Травы были повсюду: они висели с потолка, лежали на подоконнике у как раз-таки того самого окна с короткими полупрозрачными шторами в цветочек, были разложены на постеленной на полу на скатерти. Посреди цветочно-травяного парада полевой, садовой и экзотической флоры сидела женщина неопределенного возраста и разминала колотушкой в пасту какой-то красный… овощ? фрукт? ягоды? Женщина оторвалась от своего занятия, отложила миску и воззрилась на Люсьетт. В ее взгляде читался вопрос, и она ждала. — Мисс Урсула, я полагаю? — Люсьетт отпихнула от лица ветку и попыталась найти место, в котором могла бы стоять прямо и во весь рост, не боясь получить колючей гадостью по лицу. — В этом городе — да, — женщина улыбнулась, и Люсьетт с недоумением подумала, меняет ли она имена в разных городах или же семейное положение. Также она смотрела на все это и оказалась разочарованной очередным несоответствием общепринятого образа ведьм с реальностью. Сгорбившаяся над… готовкой? полноватая женщина с толстыми руками, крупными невыразительными чертами лица и в простом крестьянском платье могла показаться кухаркой, фермером, дояркой, пекаршей, ткачихой, но никак не хитроумной коварной ведьмой. — Я должна представиться, меня зовут… — Все знают, как тебя зовут, дитя Тенебраума, — женщина обнажила зубы, оскалившись в широкой улыбке, и ее глаза сверкнули торжеством. Она кивнула на стул рядом с собой. — Не стой у порога, садись. Люсьетт, не в силах оторваться от созерцания улыбки ведьмы, послушно села на указанный стул, который оказался преступно близко к самой ведьме. Люсьетт могла вытянуть руку и коснуться кончиками пальцев лица ведьмы, этот факт заставил ее еще сильнее сжаться. — У вас много дел, я это понимаю и не отниму у вас много време… — О, нет, я никуда не спешу, — радостно возвестила ведьма Урсула, и Люсьетт моргнула. — Хорошо… — протянула она, с недоверием глядя на довольную ведьму, и продолжила, — возможно вы не помните, но три года назад на параде вы встретили мальчика. — Род-то? Да, он заходил, — улыбка ведьмы с каждым словом становилась все шире, и с каждым разом лицо, казалось бы, добродушной простой женщины все больше искажалось. — И вы… — Люсьетт не осмелилась произнести «прокляли», — зачаровали его. — Ох, ты злишься из-за этого проклятья. Да, поступила я некрасиво, однако не проучить этого мальца было выше моих сил, — ведьма встала (оказалась она очень низкого роста, и макушка ее беспрепятственно проходила под висящими травами), оторвала несколько колючих листочков с той самой ветки и принялась перемалывать их в ступке. Постучав пару раз пестиком, она резко вскинула руку и кусочки расколотого листа разлетелись по воздуху. — С чего так много важных людей заговорило об этом мальчишке? Разумеется, условие у него абсурдное, но можно же обойти выставленное правило. Правила для того и существуют, чтобы их нарушать, да? Оглядев непроницаемое лицо Люсьетт, ведьма разглядела в медово-янтарных глазах буйные острые иголки, и ухмыльнулась. — Кто-то еще расспрашивал о нем? Кому вы рассказали суть проклятия Рода? — Милая, не огорчай меня. Раз ты пришла ко мне, то уже говорила с ним. Или ты хочешь сказать, что говорила с ним, но не знаешь его личности? И не говори, что это Род сказал, этот мальчишка на такое не способен. — Вы!.. — Люсьетт привстала, наткнулась на пронзительный жесткий взгляд мгновенно посерьезневшей ведьмы и села обратно на стул. — Еще скажи, что не знаешь, как снимать его проклятье и все эти годы тебя не готовили к наследию Тенебраума. Люсьетт сжала губы, и ведьма чертыхнулась. Она ругнулась, швырнула через всю комнату пестик — чем заставила девушку вздрогнуть от неожиданности — и уперла руки в боки. Урсула часто и глубоко задышала, крылья носа бурно затрепетали, полная грудь развернулась колесом, а вокруг нее замерцала странная рябь. — Фух, ладно. Это не мое дело. Не мое, — ведьма достала новую колотушку и принялась молотить листья в пыль. — Знаешь тут какое дело? Когда я проворачивала свою маленькую шалость, то считала, что последствий особо не будет, ведь силы Кристалла могут легко снять любое проклятье, так как оно им самим и порождено. — Что? Ведьма закатила глаза. — Да-да, спустя какую-то неделю ты обретешь наследие, а с этим и все силы и возможности для того, чтобы снять любое проклятье — и свое, и чужое. Я вообще считала, что всю чехарду с забвением целого народа ты провернула ради того, чтобы немного отдохнуть от своих обязательств. Люсьетт возмущенно распахнула рот. — Да-а, теперь я вижу, что это не так. Слушай, тебе всего-то нужно не играть свадьбу и научиться управлять Кристаллом, и все будет хорошо, все будут счастливы. — Постойте! Что? — Что-что, ничего сложного же… — Постойте, — Люсьетт сжала пальцами виски и простонала, — я ничего не понимаю. Расскажите все с самого начала. Подробно, с того дня, как Род к вам подошел. — Милая, начало было задолго до того парада, — ведьма смела только что смолотую пыль в пасту и принялась перемешивать буро-алую смесь. — Все началось, наверное, тогда, когда его отец попросил меня приглядеть за ним. — Погодите, что? Ведьма вздохнула. Поняв, что мешает рассказу, Люсьетт прижала ко рту кулак. — Хорошо, я посчитаю, что ты ничего о нем не знаешь. Сделаю вид, будто рассказываю о нем человеку, совсем с ним не знакомому. Как так получилось? — озвучила она риторический вопрос и возвела очи к потолку. — Однажды из союза феи и человека родились двое: первенец-девочка и второй ребенок-мальчик. В таких союзах может получиться, что ребенок не наследует силы от родителя, и в этом союзе силы феи от отца не унаследовал первенец, но унаследовал второй ребенок — мальчик. Первого ребенка решили не вовлекать в историю его происхождения, чтобы он мог жить как человек, а сына он стал обучать, несмотря на внешнее отсутствие сил до его совершеннолетия. Вскоре началась война между феями и ведьмами, и ему пришлось покинуть свою семью. Я, — ведьма приложила руку к груди, — не присоединилась ни к какой из сторон, а так как мы были хорошими знакомыми и, не побоюсь этого слова — друзьями, то заботу о семье он спихнул на меня. Неразумное решение было с его стороны, если честно. Ведьма устремила опустошенный взгляд в окно, предаваясь воспоминаниям. — Мне пришлось покинуть столицу — центр всех событий. Несколько лет я скрывалась в бегах, вернулась после окончания войны — усталая и истощенная вечным бегством и скрытностью. Нашла его семью — Офелию, Эмелин и Рода. Узнала о его смерти. Увидела участь матери, оставшейся одной с детьми во время войны. И я… Ее голос зазвенел от непролитых слез, давней горечи, и ведьма замолчала. — И вы решили остаться здесь и помочь им. Уголки губ ведьмы дернулись и искривились, не зная улыбнуться им или скорбно опуститься. — Да, — она вернулась к забытому занятию и полезла в шкафы. Зазвенело множество склянок, из закромов была вытащена зеленая бутыль с черной жидкостью. Ведьма вынула пробку и наклонила бутыль к своей красной смеси. Из горлышка бутыли медленно стекла огромная бордовая капля. Капнув одиноким пятном жидкости, она закупорила бутыль обратно и сунула ее куда подальше. Смешав смесь с жидкостью, она продолжила: — Офелия — сильная женщина. Оказавшись без мужа, без тети ее детей, без друга семьи, которые все исчезли из-за нагрянувшей войны, она отчаянно пыталась выжить хоть как-то. Я не знаю с какими тяготами ей пришлось столкнуться и как она с ними справилась, но она смогла выжить и уберегла своих детей. Ей было бы гораздо проще, найди она нового мужа, но она продолжала нести траур по нему. Он погиб в самом начале, но она продолжала скорбеть. Она могла облегчить себе жизнь, но не стала этого делать. Я не знала, чем ей помочь, но тут война завершилась и ко мне прибежал Род. Он увидел принцессу на параде. Люсьетт нахмурилась. — Мальчик, которому повезло с рождения, мальчик, который по стечению обстоятельств оказался единственным наследником древнего рода фей — Хранителей Кристалла Света, внезапно посчитал, что с принцессой ему ничего не светит, ведь он, видите ли, родился не с короной на башке. И этот обиженный мальчик, решивший, что важнейшая персона в королевстве после короля и Пафи (и то — пока что, только до своего совершеннолетия), обязана обратить на него внимание — пришел ко мне. Ведьма медленно подняла мисочку со жгуче-красной жидкостью и перелила ее в маленький стеклянный флакон. Люсьетт ахнула и закрыла рот рукой. — Я предложила ему приворожить принцессу, делов-то, но мальчишка уперся. Нес чушь о ненастоящих чувствах, и пришлось действовать иначе. Мальчик захотел стать принцем, я выполнила его просьбу. Все-таки это то, что я умею делать лучше всего, — ведьма встряхнула флакон, и в стеклянной темнице всколыхнулась ярко-алая жидкость. — Дети обрели отца, мать — защитника и кормильца, притом — лучшего в королевстве. А то, что мальчик онемел, прекратил надоедливые наглые просьбы и обрел проклятье, по условиям которого должен был добиться в конце концов своей любви или умереть… жадность никого не доводит до добра, как ты считаешь? Ведьма спрятала флакон с зельем в карман и посмотрела на Люсьетт. В глазах ее мелькнуло что-то безумное, Урсула широко улыбнулась одними губами, в просвете блеснули желтоватые зубы. Люсьетт отодвинулась назад, что не осталось без внимания. Ведьма сгорбилась, оперлась о столы, придвинулась к ней и зажала Люсьетт в углу. По-птичьи резко наклонила голову и расширенными глазами уставилась на лицо девушки, отметила застывшую каплю пота на висках и спросила: — Ты что, боишься меня? — Нет. Вы рассуждаете весьма здраво. Вас можно понять, — медленно, по слогам произнесла Люсьетт, остерегаясь сорваться на писк. — То есть, мальчик, то есть, Род должен взять в жены принцессу — меня, или он умрет? — Да, — ведьма резко отодвинулась, отошла к противоположной стене и застыла там, глядя на Люсьетт. Раздался хруст, под ногами ведьмы надломились сушеные травы. Она стояла прямо посреди них. — Но я могу снять проклятье и без всего этого, надо лишь дождаться совершеннолетия. — Рассуждалка у тебя не барахлит. — Это отлично, все отлично, просто отлично. Но тот человек мне соврал. — Тот человек? — черты лица ведьмы заострились, и под глазами появились темные круги. — А, ничего важного. Благодарю за рассказ, теперь мне пора, — Люсьетт встала и резво направилась к двери. Силуэт ведьмы замерцал, фигура пошла волнами, увеличилась в размерах и заполнила собой всю комнату. — СТОЯТЬ! Люсьетт выскочила из комнаты и ринулась к двери. Перепрыгнула тянущихся к ней рыб, увернулась от когтистых пальцев зверей, птиц, распахнула парадную дверь и нырнула в проем. Раздался громкий, нечеловеческий крик, и Люсьетт рухнула вниз. Ее потянуло назад нечто, что держало за ногу. Люсьетт схватилась за раму двери и крик, исходящий из глубин дома, превратился в длинный, скорбный, громкий вой. — ВЕРНИ-И-ИСЬ! Вдруг раздался свист, лица девушки коснулся стремительный поток воздуха, послышалось громкое «чвак!», чудище завизжало, и Люсьетт, освобожденная, поползла вперед. В доме загрохотало, зашумело, затряслось, и некто схватил Люсьетт и едва успел выдернуть на улицу, как дверь за ее спиной захлопнулась. Люсьетт поскорее отползла подальше от двери и сжала ногу рукой, проверяя, все ли в порядке. Помимо оставшейся на ней слизи и обрубка чего-то склизкого, мясистого и странного, все было в порядке. Люсьетт рассеянно вытерла руку и штанины костюма и подняла взгляд на спасителя. — Род? На его побелевшем, без единой кровинки, лице отражалось замешательство и облегчение. — Я… я не должна была идти одна, — как-то невпопад выпалила Люсьетт и попыталась встать с земли. Но не смогла, непослушные ноги подогнулись, и Люсьетт с удивлением посмотрела на ставшие ватными ноги. Затем охнула и неловко похлопала Рода по спине, когда он рухнул на колени и крепко прижал ее к себе. Как ни странно, Люсьетт чувствовала себя нормально и даже осознание того, что за дверью находится чудовище, и оно совсем рядом, ее не слишком пугало. Ей не хотелось плакать, ее сердце не выскакивало из груди, и умереть тотчас от страха не хотелось. Только ноги отнялись. Довольно странно, но терпимо, ведь правда? Довольно быстро оказалось так, что не Род ее обнимал, а уже она — его. Он содрогался в ее объятиях, и Люсьетт не могла понять что с ним, пока он не шмыгнул носом и не вскочил на ноги, отвернув лицо. — Надо убираться отсюда, — сделал он вид, что ничего не было, и поднял Люсьетт на ноги. Отвел ее к подошедшей Куколке, еле усадил в седло и запрыгнул на своего коня. Да, как говорила Виорика, спасший испытал больший страх, чем спасенный. И, может быть, нет ничего странного в том, что она влюбилась в своего спасителя.