горечь-трава

Людям нужно оружие для безликой уверенности в завтрашнем дне, своем могуществе, себе и собственной безопасности. Так заведено испокон веков, так говорил, так верил отец; так думали мирные, пряча под подушкой, на стенах холод Тартара, выворачивая пыльные карманы – на пол неконтролируемым листопадом падали граненые капсулы со смертью. Отец был куда добрее после порции захлебывающихся молебен, унижений и поползновений на коленях, но не чьих-то мозгов на стенах, он не был убийцей. Просто оружие делало жизнь потерянных, таких как он, проще. Со временем ничего не меняется; Диез думает, что никогда не изменится, потому что так нужно, так спокойнее. Дрейку нужно оружие, чтобы (у)тешить себя иллюзиями: убивает не он, режет не он. Рвет на куски, жадно вгрызаясь в горячую, но уже остывающую (вкушай быстрее) плоть – он. Прочный барьер из суеверий и самообмана помогает сохранить лицо и едва-едва − человечность. Неясные образы, он помнил каждого. Опыт, прожитые года как счастье, память ни к черту, чем больше барьеров, тем лучше. Он почти понимает отца. «Бледный» Уилли был заядлым параноиком и заикой, зато лучшим среди поступивших в академию солдат в этом году – гордость наставников. Над ним часто подтрунивали, правда, беззлобно. Рептилия польстилась на него, потому что слишком похож, с ненавистью смаковала каждый кусок, но не глотала, с отвращением выкидывала обратно. Дрейк знает, кого она бы хотела видеть на его месте. Потом были братья Мейсоны, пираты, – их задело, раздавило (случайно, но Дрейк не верит в случайности) куском глыбы, которую он снес, когда разворачивался среди узких улочек в погоне за совершенно иным человеком. Пряный запах щекотал ноздри. Его не обвинили, похлопали по плечу, спине и отправили в казармы. Кейба, соседа по «камере», в которой они отбывали наказание за пропуски тренировок, он задрал во сне: потерял бдительность, прислонился к прохладной стене, будучи голодным и измотанным, думал, зверя это остановит. Но зверь лучше него умел ждать. Список, испещренный лихорадочными каракулями, бесконечно тянется вниз, ощутимо бьет по коленям. Борсалино как-то слишком понимающе улыбается (а когда не). Дрейка мутит. Диез ставит новый барьер, мертвой хваткой цепляясь за холод Тартара. Он будет первым, кто перережет глотку зверю внутри. Ради правосудия.