Крёстная жаба, или Сказка о золотой во многих, но не всех смыслах этого слова жабе

— Сволочь, как ты мог! Чадо прижалось нежной щёчкой к ударенной и слегка щетинистой щеке сына мельника. — А бриться, пап, надо… Худышка швырнула венок на землю, заплакала ещё горше и ломанулась прочь, не разбирая, где тропа, а где — нога Тука. — Стой! Ты не так… поняла. — мельничный простофиля отодрал от себя козявку, которая всё испортила, чтобы поглядеть в преступные глазёнки. — Нарочно, да? У нас с ней серьёзно было, я, может, жениться хотел! Бесстыжие голубенькие глазёнки наполнились слезинками. Если бы Мач имел представление о существовании зелёных и плоских хищников, то наверняка узнал бы эти слёзы. Откуда-то со стороны костра зашуршала ряса, и кто-то большой, тонзурный и добрый, слегка прихрамывая, аккуратно отобрал ребёнка поменьше у дитяти побольше. — Мач… вы с Кэти ещё помиритесь, успокойся. Сын мельника всхлипнул, упадая пятой точкой на брёвнышко. Спрятал лик в ладонях. — Она не поверииит! Слушать не станееет! — Ну, почему же… — Тук медитативно помешивал ужин в котле, не выпуская компрометирующую и обсопливленную крокоживность. — Ты ей скажешь, что этот сиротка тебя папой назвал просто так. При ней. Несколько раз. Бывает… Ещё как! То-то я думал: сработает ли, нет. Мельникосын взвыл, не поднимая рыжей головы. Расстрига уверенно взмахнул большой ложкой. — Не ной, сын мой. Если она тебя любит, то выслушает. Клянусь Пресвятой Девой Марией. За ложкомаханием и психологической поддержкой бывший капеллан шерифа как-то не заметил, что ребёночек, которого он отобрал у нуждающегося в поддержке, мягко и быстро толкнул ножкой какую-то посудину. Посудина качнулась и уронила часть своего сыпучего богатства прямиком в коллективный ужин. А потом была приведена в исходное положение, всё той же ножкой. Кажется, левой. Монах помешал варево ещё раз и подумал, наверное, что нехило бы умыть слёзносопельное чадо. Которое помладше, старшее само как-нибудь. Умываемое чадо стойко терпело погружение лица в воду, лишь иногда подругиваясь на своём языке в процессе помывки. Чадо злорадно припоминало сегодняшнее утро и вчерашний вечер. — Джон, а ты ведь уже подумал о том, что я тебе говорила третьего дня? — А? — Ну, что было бы так здорово тебе какое-то время погостить вместе со мной у тетушки Аннис? — подруга великана крутобёдро прижалась к своему герою, одновременно не выпуская из объятий кого-то небольшого и светлолоконного. — Забрали бы этого милого ребёнка с собой, ребята только спасибо скажут, а ему уж конечно станет лучше, другой воздух… Тётушка Мэг ошиблась. К финишу ужина стало ясно, что если милый ребёнок и горяч, то разве от костра. А если делает что с жаром, так гадости. Небольшие. Ложку толкнуть с недоостывшей похлёбкой, да прямо на ногу кому-нибудь… В чей-нибудь эль залезть лапкой, в которой травушка-муравушка с корнями, земелькой и букашечками… — А личико невиннее некуда, мелкая гнусь. И о ужас, многомудрая Мэг уловила такие речи, отвлёкшись на мгновение-другое от дитяти на своих удобных коленях. — Уилл, а ну-ка повтори, что ты сказал! — Мэг, да брось ты, разве не видишь… Наверное, потом её бойфренд постиг, что тоже ошибся. Возмущённая, в потёках красоты бежала она прочь, громко плача. Правда, забрать «милого мальчика» с собой к вящему расстройству сразу нескольких персон ей не дал Робин Гуд. Впрочем, Скарлет ошибся тоже. Потому что с утра пораньше (а как же сильно, как мучительно и бесповоротно этим головорезам не хотелось просыпаться!) глаза разбойникам открыл спецтуман, и почтенный Херн призвал сына своего на собеседование по какому-то «мелкому, но крайне срочному делу, о мой человек в капюшоне». А потому сэр, дворянин и прочая остался с пост-монахом в лагере. Этот, с мельницы, подтянулся с подружкой — свиданка была, что ли… Гай Гизборн увидел, как тощая в венке из листьев щебечет о доме-о семье, как ластится к рыжему идиоту… И на Гая Гизборна снизошло вдохновение. …Когда за ужином выяснилось, что похлёбка несъедобна по причине своей сверхсолёности, на него посмотрели косо целых несколько пар мужских глаз. А когда сарацин принялся искать свой сверхособенный амулет и не нашёл… Если бы экс-ассасин мог поджарить кого взглядом, то мелкий сэр осыпался бы кучкой пепла. На ночь Хантингтон принципиально устроил его дрыхнуть рядом с собой, предварительно рыкнув на своих людей. Люди ответили ему тем же. — Спасибо. — негабаритный сэр вполне искренне поёжился всем тельцем, вспоминая недружественные физиономии у костра. Наверное, он перегнул ту самую палку, которую лучше не. Рыцарь вздохнул. Глянул на разбойного блондина с обнажённым мечом в изголовье. — Веришь ли, волчья голова, сарацинскую висюльку я правда не брал. Честное сэрское. Блондинный внезаконец мягко улыбнулся в ответ, словно понял. Скоро в командирской палатке и за её пределами сделалось довольно тихо, если не считать храпящих через раз трелей и размеренного дыхания выведенного из себя загранчасового. Некая золотая жаба, пользуясь прикрытием ночной тьмы и остатками костёрного света, тем временем крутилась перед уже знакомым ей зеркалом в обновке, невидимая бдительным часовым. — Сарацинская работа! Квакс, квакс… какой дизайн, бре-ке-кекс!