Крёстная жаба, или Сказка о золотой во многих, но не всех смыслах этого слова жабе

Весело потрескивают дровишки в разбойничьем костре, а вокруг костра расселись люди. Стороннему наблюдателю стоило бы некоторых трудов поверить, что они разбойники: до того миролюбиво смотрелись эти личности. Сговорились они все, что ли? Тыкать — это пожалуйста, а на брудершафт налить до того как слабо. Чернь! Чернь продолжала вести себя в высшей степени мерзавско и в процессе утаскивания его в свой вонючий лагерь, и после. А именно — гладила по головке и недоумевала, кто ж мог такого лапочку, да волкам… Больше всех рвался поусердствовать экс-пастух. Джон, который с известной карликовостью, по особым приметам. А ещё кашей потчевал. Сам ешь такую гадость! Я как-нибудь переживу. Мучаясь зубноростной болью, похмельем и неизведанностью, Гизборн икнул, соображая, когда ж Скарлет решит, что пора его кончать по своему любимому принципу «ты мне не понравился, сэр Правящий Класс, и уже давно». Но тот почему-то медлил, зараза. И всего лишь молча ел. Разве только — выжидает? Плащ-то форменный он когда ещё там, на перепутье, видел. Хмурился ещё, рожа… Больше, чем Скарлет, рыцарскую душу беспокоил только крупный разбойник Джон, конечно. Который прямо сейчас усиленно считал его «пальчики на ручках и ножках». По шестому кругу, о, на седьмой пошёл. — Слушай, ты идиот или тренеруешься? — для ясности аргумента сэр дёрнул бандита за нестриженную бороду передней конечностью. Левой. Правую он возмущенно спрятал в ткани своего родного плаща. — У каждого нормального человека их двадцать. Хватит уже, больше всё равно не вырастет. Бородатый бандит-великан громоподобно расхохотался. — Ребята, кажется, я ему нравлюсь! — Ага, счаз… Просто сил нет, как! — очаровательное голубоглазое чадо на коленях бородача собралось было цапнуть своего мучителя, но передумало, движимое чувством самосохранения. — Сказал бы я тебе пару ласковых, да ты не оценишь. — Джон, передай его сюда, пожалуйста. Хотя нет, куда тут любителю сэрорезания или великану, который местами не вполне великанский. Вот кто его беспокоил больше всех, так это Хантингтон. Утащил с перекрёстка какую-то записульку, из складок плаща выпала. От жабы? И пробежал внезаконскими глазами, успел уже. А теперь вон сидит, руки над жарящимся сбраконьеренным олешкой согрел — и протягивает ручищи-то загребущие, цепкие в его сторону, и глазеет так, будто насквозь видит, раскусил и вот-вот скормит кровожадному дяденьке Скарлету вместо оленя. Но с другой стороны… Пока ещё сдаст на съедение, а форма одежды у него с металлическими колечками… Разбойнокомандирные вещи почему-то навевали приятные ассоциации на сэра рыцаря, в разы помолодевшего волею колдовской жабы. И что-то ему настойчиво подсказывало, что, если он погрызёт пару-тройку таких нашитых колечек, невыросшие толком зубы оставят его в покое. Хоть ненадолго. — …Робин, что это? Сэр нехотя отвлёкся от таких замечательных железных колец всевластия над зубами, когда разбойнокомандные руки ухватили его чуть крепче, чем они же только что. Странно… Он готов был поспорить, что атаман шайки смотрит на рыжего полудурка с мельницы едва ли не умоляюще, хотя с такого ракурса видно ему было не очень. — Записка, Мач. Я… Компроматные записи, оброненные ненароком, подхватил с лесной подстилки толстяк-расстрига. Даром что объёмист, а резво шевелится. Экc-монах читает… И кивает, мол, спокойно, жизнь прекрасна. — Бедный ребёнок! — толстяк перекрестился оленьей ножкой, задержался взглядом на командире. — Да он круглый сиротка. Рыжий дурак сочувственно подсел ближе. И возымел наглость погладить его — сэра! дворянина! и вообще! — по нежной причёске светлого тона. Снова. — Бедненький! — Слушай, ты. — сэр Гай аргументативно поглядел рыжему прямо в глаза. — Не знаю, кто там чего настрочил, но засунь-ка своё участие прямиком в… Рыцарь едва не поперхнулся слюной праведного гнева и затих. Потому что он ясно и чётко увидел, как ровнёхонько у ног сарацина, то есть близенько от развесистого дуба и рядом с краденым дорогостоящим зеркалом пристроилась золотая жаба. Земноводная кокетка обмахивалась дубовым листиком, словно веером, и глазела на самоё себя в зеркальную гладь. Мир минимизированного рыцаря сжался до габаритов колдуньи: та самая жаба. Здесь! И если только… Сарацин потянулся за добавкой, и ведьма с перепончатыми лапками немедля скрылась в кустах. Гай Гизборн и моргнуть не успел. Откуда-то издалека, как с другой планеты, послышался знакомый назойливый голос. — Робин, а почему он вдруг замолчал? — Потому что думает, Мач. — О чём? Бородатый великан по правую руку от разбойного командования отложил свою порцию оленятины с видом профессионала. — Уж точно не об Англии. Робин, дай-ка мальца сюда, и побыстрее.