Точки соприкосновения

Виски Люциуса весь день кололо от боли, от чего он был раздражительным и хмурым. Благо, у него сегодня не было встречи с МакГаффином, который увидел бы его в прескверном настроении. О мыслях с участием возлюбленного стало приятно, но головной боли это не умаляло. В его голове был раздражающий, колючий ком, который не глушился никакими лекарствами. – Люциус? – позвал его Чарльз. – Сынок? – Да? – Отнеси эти документы Агнесс, я спешу, у меня встреча, – попросил его Чарльз, передавая папку. – Да, отец, – ответил Люциус исчезающей спине Вагнера. На пути к кабинету экономки ему повстречалась уставшая Джовита с пустым подносом. Она, по обыкновению, бурчала себе под нос ругательства. Люциус мысленно закатил глаза, удивляясь некоторым индивидам и их неумению держать язык за зубами. Он постучал в дверь, дожидаясь зычного: «Войдите» от хозяйки кабинета. Люциус приоткрыл дверь и замер на пороге, ощущая, как головная боль улетучивается, преобразуясь в яростно-красный поток жажды смерти. Их экономка, Агнесс Морган, пульсировала темно-красным светом, превращаясь в огромную массу окровавленной плоти. «Только не снова». Он же убил совсем недавно, почему это снова повторялось? Почему он снова видит эти алые всплески? Он не мог убить её, не сейчас, не здесь. Люциусу хотелось придерживаться минимума по убийствам в собственном доме. – Да, мастер Люциус? – притворно радушно спросила она. Вагнер безмолвно протянул ей бумаги, которые просил передать Чарльз и удалился, чтобы избавиться от удушающего красного в своих глазах. Навязчивые мысли крутились в его голове, навевая дремы о могуществе. Почему жажда проснулась так скоро? «Очевидно, она грешна, Люциус». Даже если и так, он не мог позволить себе ещё одно убийство в доме так скоро. Ему была жизненно необходима охота. И чем скорее, тем лучше. Возможно, он сможет перекрыть жажду грешной души обильной жатвой. Ему необходим план. МакГаффин в это время терпел всплеск эмоций мистера Вагнера, который, к несчастью, являлся отцом его любовника. – Это нелепица! – воскликнул Чарльз. – Всё это были несчастные случаи! – Которые привели к смерти, – спокойно подытожил Джек. – Я не был бы уверен в их случайности. За пару месяцев две жертвы в вашем доме и один пропавший без вести, есть версия о злонамеренности. – Что думает Кимбл по поводу ваших… домыслов? – неприязненно спросил Вагнер. – Понимая, что опасность грозит вашей семье, он со мной согласился, – сквозь зубы произнес детектив. – Отлично, – прорычал Чарльз. – Ставьте своих соглядатаев! Джек попрощался, чувствуя тихий гнев от упрямства Вагнера и его высокомерия. Какими же разными были отец и сын, в самом деле. Горячечная уверенность Чарльза не шла ни в какое сравнение с холодной властностью Люциуса. Детектив очень хотел сейчас встретить Люциуса, увидеть его улыбку, чтобы успокоиться. Пройдя пару комнат, он не нашел ни в одной из Люциуса, только нарвался на недоуменные взгляды прислуги. Он сможет удивить Люциуса завтра, когда наступит его смена дежурить в Данте-Маноре. Сейчас же он должен доложить Кимблу о проделанной работе, не плодя лишних слухов в особняке. Люциус открыл карту их региона, выискивая для своих кровавых целей небольшие городки. Он смотрел на раскиданные точки, оценивая свои возможности и шансы. Ему не нужен был крупный город для жатвы. Необходим кучный пункт, до которого он мог долететь и вернуться домой максимум за сутки. В идеале полдня, чтобы никто ничего не заподозрил. Ещё было бы лучше, чтобы всё это произошло максимально подальше от Уинтер-Хилла. Люциус недовольно фыркнул, выискивая идеальные варианты. Почему нет какой-нибудь газеты для антихристов и демонов, где были бы вакантные города для зачистки? Люциусу стало бы в разы проще жить. Наметив на ранее утро свой квест, Люциус стал обдумывать причину своего отсутствия для домашних. Он не осилит тотальный контроль разума над столькими людьми, поэтому придется выдумать правдоподобную отмазку. Заручиться чьей-то поддержкой для отсутствия он не может, разве что подговорить или шантажировать Фабиуса, но тогда придется многое объяснять и во многом участвовать. Люциус же хотел максимально отдалиться от оккультизма, а собрания маленького клуба его деда будут мешать ему. Околдовать кого-то, внедрить мысль, что Люциус был с этим человеком? Кого выбрать и куда его упрятать, чтобы никто не заподозрил подвоха? Слишком много спонтанных переменных в его плане. Самый надежный план – самый простой. Он поставит перед фактом или вовсе ничего не скажет, чтобы не нужно было придумывать ложь, а если спросят в лоб, то банально сотрет память о вопросе и своем отсутствии. Своей не лучшей, но истинной, частью он предвкушал это приключение. Демоническая часть взывала к крови, которая вскоре прольется. Он жаждал размять свои силы, раскинуть путы своей власти и мощи, погрузить людей в хаос и ужас смерти. Всегда было «но». Чем-то тоже горячим, не таким кровожадным, билась мысль о Джеке, который, конечно, не осознавая этого, удерживал Вагнера от буйства. Если бы не Джек, он не противился отцу… Он бы и не допустил мысли, что есть другой путь, помимо ипостаси антихриста. Люциус продолжал бы убивать без шанса на другую судьбу. Не было бы мучительного противостояния между правильным, стремлением убивать, и неправильным, желанием остановиться. Иногда выбора не было, Люциус это понимал, поэтому собирался на охоту. Утро было свежим и прохладным, бодрило для предстоящих свершений. Под хруст костей Вагнер трансформировался в изящную черную птицу, взлетая к облакам. Его ждал долгий полет. На лице МакГаффина цвела шаловливая улыбка. Разумеется, когда рядом были люди, он старался держаться серьезно и официально, не высказывая легкомысленного настроя. Но раз через раз у него проскальзывало игривое выражение. Он планировал удивить Люциуса, выловить в его же доме. Может, выйдет подловить его на чем-то «любопытном». Ожидание подогревало его пыл, нетерпение гнало его быстрее на встречу. Тем сильнее было его разочарование, когда он не обнаружил в Данте-Маноре Люциуса. Спрашивать напрямую у кого-либо было подозрительно. Поэтому пришлось добывать информацию хитростью, ведя долгие беседы с горничными, чтобы вопрос о Люциусе не выглядел странным. – Оооо, – протянула Джовита, – мастер Люциус такой красавчик! Не сравниться с мистером Томом, конечно… Джек был не согласен с ней, но своё мнение решил оставить при себе. В любом случае, он нашел золотую жилу сплетен этого особняка. – Я сегодня, кстати, его не видел, – подметил детектив. – Мистера Тома? – спросила горничная, и Джек ментально глубоко вздохнул. – Он работает в своей мастерской. – Я имел в виде младшего Вагнера, – скрестив руки на груди, сказал Джек. Джовита хитро улыбнулась и прошептала: – Он сегодня необычно рано встал. Я видела, как он ушел через гараж. Хотела бы я знать, куда он направился. А МакГаффину-то как хотелось! Весь день его преследовало неприятное тошнотворное чувство, на которое он не имел права. Они с Люциусом взрослые люди со своими планами и времяпровождением. У каждого из них было личное время. К тому же они не договаривались сегодня встречаться, поэтому претензий быть не могло… Но они были. Может быть, это его профессиональное чутье или внезапно обострившееся чувство собственничества, но он ощущал подвох. Люциус не мог уйти просто так куда-либо. Почему тайно? Почему так рано? Почему не предупредил? Сказал бы он после? Скажет ли он ему? Имел ли детектив вообще право допрашивать его? Личные дела Вагнера его не должны касаться, но неприятный червячок сомнений грыз душу. Он хотел быть причастным к любым делам Люциуса, хотел знать, где тот находился, хотел быть частью его мира полностью. Он бы и не беспокоился так сильно об этом, если бы Люциус вернулся к вечеру. Семья и прислуга не замечали отсутствия Люциуса, в отличие от детектива. Было достаточно поздно, чтобы начать беспокоиться за него. Тучи стянулись над крохотным городком, поэтому жители не увидели зловещую тень, нависшую над их головами. Люциус плавно спускался, готовясь вернуться в своё истинное обличие. Огненное кольцо сомкнулось вокруг города, пресекая попытки к бегству. Часть жителей сгорела заживо, другим повезло меньше – они попались Люциусу на глаза. Вагнер давно не испытывал такого трепещущего удовольствия от хруста шей, оторванных голов, обожженных, изувеченных тел. Он мог не скрываться, в его планы не входило оставлять кого-то в живых. Огонь, такой привычный, такой родной, ластился к ребенку дьявола, признавая своим хозяином. Глаза от использования силы налились алым, заполняя склеру и радужку. Демонический облик проскальзывал на поверхность, стирая всё человеческое. Он был в своей привычной стихии. Смерть вилась вокруг него темными всполохами, пожирая души насильственно убитых. Люциус смотрел в заплаканные глаза женщины, качающей безвольное тело своего дитя, и не испытывал ни грамма жалости. С его стороны будет милосерднее лишить её жизни, избавить от мирской боли. «Нет ничего милосердного». Она в любом случае окунется в адские муки после того, как он убьет её. Мирские грехи будут терзать её в обители его отца. Ему не стоит пытаться оправдать себя, даже мысленно, перед укоризненным взглядом Джека. Люциус сжал ладонь в кулак, поднимая задыхающуюся женщину в воздухе. Секунда за секундой она теряла жизнь, её пульсацию ощущал Люциус в своей руке. Город горел, точнее, догорал, когда последняя жертва упала перед Люциусом со смотрящим в вечность взглядом. Его охота была окончена, и небо взывало к нему, чтобы он вернулся домой. Он был взбудоражен полученным количеством сил, но и одновременно вымотался. Усталость брала своё, но, превозмогая её, он умудрился обратиться в ворона и взлететь. Чем темнее становилось, тем сильнее была нервозность МакГаффина. Когда время перевалило за полночь, он начал злиться. На себя, за дурные мысли, на Люциуса, за такой внезапный уход, на Вагнеров, которым было наплевать, где их сын. «Он мог попасть в неприятности», – накручивал себя Джек. «А ещё мог быть с кем-то другим». Он не наблюдал какого-то интереса Люциуса к другим людям, помимо самого Джека. Или же он не замечал, увлеченный своими переживаниями в отношении Люциуса. Юная Морган строила глазки Вагнеру, но тот, как МакГаффин сам убедился, был не по этой части. К тому же Люциус не был способен на такую низменность, как измена. Он был слишком честен не только с окружающими, но и с самим собой. Если бы он остыл к Джеку, то сказал, не мучая ни себя, ни его. Так ведь? Джек не должен так думать. Люциус никогда не вызывал сомнений ни в своих чувствах к нему, ни в намерениях в их отношениях. Люциус никогда не подводил его, всегда открытый и отзывчивый. Но противные мысли так и лезли в голову. Это неправильно. Ужасно думать так о Люциусе, у которого могли быть обычные дела. «Да, обычное дело с раннего утра и до… Сколько сейчас? Полтретьего ночи». Сигареты сменялись одна за другой, удерживая пост у рта детектива. Джек опасался, что пачка кончится к утру, и нечем будет глушить своё недовольство. Он расположился во внутреннем дворике, бесконечно куря, наблюдая за дымом и своими мрачными думами. Медленно светало, и Джек пытался припомнить, когда в последний раз смотрел на рассвет. «Кажется, выпускной?». Воздух холодил его разгоряченную голову, набитую хламом из переживаний. Резкий хлопок прервал поток самобичевания и навязчивых мыслей. Джек метко стрельнул окурок в небольшую клумбу и схватился за оружие. Прицелившись и тихо ступая, он направился к небольшому сараю. Резво повернув за угол, он заметил статную фигуру у запертых ворот. Джек замер. Черные невообразимо растрепанные волосы, потертый, измятый костюм и шокированные черные зеркала, смотрящие в дуло. Детективу на мгновение показалось, что в любимых глазах горело пламя, но то был блик уличного фонаря, не иначе. – Джек? – Люциус? Они позвали друг друга одновременно, сохраняя уникальную синхронность при внезапных встречах, как и в день приезда Люциуса. Вместе с облегчением МакГаффин почувствовал желание допросить Люциуса с пристрастием. Растрепанный, кажется, перелазил высокую изгородь, измятый и уставший, он вызывал всё больше вопросов к своему досугу этим днем. – Люциус? Где ты пропадал? – спросил детектив, убирая оружие в кобуру. Вагнер замешкался с ответом, и это не осталось без внимания МакГаффина. Внутри всё заскребло от того, что недавние мысли могли оказаться правдой. Если бы ничего не было, то нечего было бы скрывать. Он бы сразу ответил, так ведь? Но Люциус замешкался, словно была какая-то тайна, на них-то у детектива был нюх. Джек замер натянутой напряженной струной, готовый сорваться в любую секунду. МакГаффин впервые видел настолько ошалевшего Люциуса, словно Джек поймал его действительно на чем-то горячем и позорном. Молчание парня только усугубляло и без того напряженную ситуацию. Люциус же в эту минуту отчаянно пытался что-то придумать. Правду, по очевидным причинам, он не рассматривал. «Милый, я был на охоте. Подпалил город, отправил всех жителей в ад. Слава Сатане!». Необходимо было придумать убедительную ложь, в которую он бы сам поверил. Вагнер не заготавливал никаких весомых отговорок, думая, что щелчком пальцев сотрет память всякому спросившему, но Джек не был «всяким». Люциус не мог использовать свои силы, пачкать ими своего любимого детектива. Откуда он вообще здесь взялся на его голову? – Я гулял, – медленно сказал парень, приближаясь. – А ты откуда здесь? Люциус наблюдал, как Джек хмурился на его слова. Кажется, он что-то сказал не так. Он что-то подозревал, может, что-то случилось, пока его не было? И буквально через пару минут тягостного молчания МакГаффин устало вздохнул и потер веки. Джек узрел. За секунду, за те крохотные мгновения лжи, он увидел его. В конце концов, он смог различить в черных зеркалах прячущегося от мира Люциуса Вагнера. Он больше не видел своё отражение, не ощущал того мистического воздействия, которое на него оказывал парень. Что-то изменилось этим утром, что-то, навсегда исчезло и из их отношений, и из самого МакГаффина. Его чувства не изменились, конечно, но он стал иначе смотреть на Люциуса. Все те качества, которые он наблюдал, но не придавал им значения, обрели остроту и какую-то гротескность. Возможно, виной этому разочарование и накрученность за прошедший день, но Люциус стал в его глазах в разы жестче и опаснее. Где раньше он видел любовь к планированию, он наблюдал холодный расчет. Игривость и ужимки преобразовались в средства манипулирования. А в любимом тихом ласковом голосе слышались железные нотки. И самое страшное – он видел его ложь. Возможно, он стал ходячим полиграфом для одного конкретного человека, но это не отменяло внезапного озарения. Он читал лживое тело Люциуса, словно слышал его мысли, и это расстраивало и угнетало. Он надеялся, что ошибался, что недосып играет с ним злые шутки. Иллюзии в их отношениях рушились, оголяя одного из партнеров в не лучшем для него свете. Промелькнувшие в мгновения ока мысли заставили усомниться Джека в стоявшем перед ним человеке, но почти сразу же он вспомнил кривую улыбку Люциуса в его авто в прошлый уикенд, вечно мерзнущие руки, которые он грел об него, алый румянец, когда они занимались любовью и множество других мелочей, которыми он дорожил. Люциус не изменился, Джек лишь иначе стал воспринимать его из-за появившейся тайны. Что бы ни сказал ему сейчас парень, это не будет правдой. Тот что-то утаивал, и МакГаффин должен был узнать что именно. Это было важно не только для их отношений, но и лично для Джека. Он вздохнул, потирая глаза, принимая открывшуюся реальность в её неприглядных красках. Пожалеет ли он? Вероятно. Но больше он будет сожалеть, если потеряет Люциуса. – Гулял? – устало вздохнул Джек. – Целые сутки? Я беспокоился. Люциус виновато опустил глаза, и Джек почувствовал исходящую от него искренность. В чем обвинить Люциуса он не мог, так это в его отношении к нему. И детективу от этого было труднее злиться на него. – Извини, Джек, – сказал Люциус. – Тебя я хотел бы беспокоить в самую последнюю очередь. «Правда», – промелькнуло в сознании детектива. – Так, ты гулял? – повторил Джек, замирая от волнения. – Один? – Да, – растеряно сказал Люциус. – Если бы я был не один, то было бы известно, где я. Ты ведь поэтому здесь? Заявили о пропаже? Джек покачал головой на его предположения, чувствуя, что Люциус честен. Вагнер был один, и у детектива отлегло на сердце. Значит, никого не было, и он всё накрутил в своей голове до безумной нервозности и паранойи. Но что-то всё-таки было, это не относилось ни к их отношениям, ни к Джеку, но это касалось Люциуса. А всё, что касалось Люциуса, имело для Джека особый приоритет. – Нет, – вслух сказал МакГаффин, – я на дежурстве. Ты, видимо, ещё не в курсе, но всю неделю у вас дома будет дежурить полиция. – Ты хотел удивить меня, – проронил Люциус озарившую его догадку. – А меня не было. Если бы я знал… Чёрт. Джек приподнял брови, он никогда не слышал ругательств из уст Люциуса, особенно таким горьким тоном. – Пойдем внутрь? – предложил Джек, откладывая анализ поступков Люциуса на потом. Они устроились в бильярдной на диване. Джек, омраченный тайной Вагнера, и Люциус в самых расстроенных чувствах. Внутри парня потряхивало, но он отличался стальной выдержкой, поэтому сидел спокойно, но с очень печальным выражением лица. Люциус очень боялся потери детектива. Его главная слабость, его якорь, его персональный свет в человеческом мире. Он не представлял, что случится, если МакГаффин узнает правду о нем, как сильно разобьется его сердце и насколько глубоко из-за этого мир утонет в крови. Люциус старался не думать об этом, выстраивая их взаимопонимание по максимуму. Ему не хотелось из-за одного прокола отдаляться от Джека. Он осторожно прикоснулся к руке Джека. Не ощущая сопротивления, он переплел их пальцы. Почувствовав крепкую хватку, он повернулся лицом к детективу. – Джек, – прошептал он, лаская большим пальцем грубую кожу, – я не хотел волновать тебя, и ты это знаешь. Будет звучать по-детски, но я больше не буду. Буду предупреждать тебя. – Не хочу ограничивать тебя, – пробурчал детектив, расслабляясь от прохладной руки. – Глупо, всё это. Я же не говорю, в каких барах сижу. Надумал ещё всякого. Дурак я старый! Джеку вспомнилось, как Люциус простил ему тот выпад после смерти Фримена, и ему стало совестно за недоверие. Он такой болван! Что за мысли ему лезли в голову? Изменяющий Люциус, что за нонсенс. – Джек? – позвал его Люциус, смотря на него тоскливыми глазами. Было что-то невероятно отчаянное в его взгляде, от чего детектив не смог внятно отозваться, только что-то промычал. – Будь со мной, – тихо сказал он, сжимая его руку. – Я и так с тобой, – ответил ему Джек, наклоняя голову для поцелуя. Люциус увернулся от желанных губ, избегая поцелуя. Если он коснется этих губ, то забудется, потеряет связь с реальностью, утонет в чувствах. Люциусу нужно было сказать то, что вертелось на языке уже давно. Дать клятву, даже не Джеку, а скорее самому себе. Он скинул помятый жилет и оседлал колени МакГаффина. – Не так, – горячо прошептал он, приближаясь, но не целуя. – Быть с тобой завтра и вчера, каждую мысль, Джек. МакГаффин недоуменно смотрел в блестящие глаза Люциуса, говорящего невероятно безумные, но откликающиеся в нем слова. Фразы были несуразны и торопливы, но они были так похожи на то, о чем думал сам детектив. – Смотреть в вечность и прыгать в пустоту, – продолжал быстро шептать Вагнер. – Бороться с миром и прятаться от него. Не вечно, Джек. А только сейчас. Каждый мимолетный «сейчас», пока мы живы… Джек прервал его речь нежным поцелуем. Люциус хотел вырваться, чтобы договорить, но МакГаффин непривычно крепко удерживал его, не давая отодвинуться ни на миллиметр. «И смерть не разлучит нас, – мысленно добавил Люциус, забываясь в родных объятиях, – я её отгоню». Поцелуи становились томнее, и Люциус позволил себе расслабиться. Желание Джека упиралось ему в пах, и это успокаивало его взвинченные нервы. Ладони МакГаффина нежно гладили его спину, спускаясь к ягодицам. – Я хочу тебя, Люциус, – прошептал Джек. – Чувствуешь? В ответ Люциус коснулся его члена, вставшего под брюками. Он ещё как чувствовал. Джек влажным языком прошелся по шее Люциуса, вызывая у того сладкую дрожь по всему телу. Ступни подогнулись от медленно расходящейся истомы, и, если бы Джек не держал его за талию, он бы упал назад, непременно ударяясь копчиком. Но руки МакГаффина были крепки, удерживая его на месте, не собираясь отпускать, кажется, никогда. От таких мыслей голова Люциуса шла кругом. Он поддался пахом вперед, трясь об эрекцию возлюбленного. Тот низко простонал, стараясь быть тише, но из-за активного Люциуса это было проблематично. Люциус приподнялся на коленях, опираясь на плечи детектива, наблюдающего за ним. Парень расстегнул ремень, намереваясь стянуть мешающие брюки. МакГаффин вместо помощи в раздевании лишь дразнил его член мимолетными касаниями. Люциус, в конце концов, привычно поддался в чужую руку, изгибаясь и снимая с себя, наконец, мешающуюся одежду. Держась за надежное плечо детектива одной рукой, Люциус широко расставил ноги и стал разрабатывать себя. Он, прикусив губу и не отрывая взгляда от помутневших от страсти глаз Джека, проникал в себя пальцами, растягивая проход. Его тихие постанывания от аккуратных движений заводили МакГаффина. Люциуса же возбуждало покорное наблюдение Джека за ним, который не касался себя, ожидая, когда Люциус закончит. – Джек, – просяще простонал Люциус, вынимая пальцы. Тот подхватил его за бедра, медленно насаживая на свой член. Люциус глубоко вздохнул, ощущая, как толстый пенис проникал в него, потирая горячие стенки анального отверстия. – Будь со мной, Люциус, – сказал Джек, и Люциуса бросило в жар от его слов, копирующих его собственные. Вагнер от волнения и подкатившей слабости уперся руками об спинку дивана, сжимая грубую кожу. Лишь бы не оставить следов или случайно не прожечь. Джек, нарушая их привычный порядок, входил неспешно, крайне медленно, не давая Люциусу ускорить движения. Люциус нетерпеливо вздыхал, целуя влажную шею Джека, прося продолжать. МакГаффин массируя ягодицы, раздвигая их пошире, не останавливал своего медленно проникновения, от которого его любовник сходил с ума, покрывая его лицо мимолетными поцелуями и шепча так умоляюще о продолжении, что он был готов сдаться. Но его сердце жаждало этого нежного, мучительного, неторопливого изучения. Внутри Люциуса было горячо и тесно, чего он обычно не замечал. Они очень быстро заводились и трахались, как умалишенные, стремясь друг к другу с бешеной скоростью. Детектив всегда удивлялся болевому порогу и регенерации Вагнера, которого не особо волновало недомогание. Сейчас же Джек хотел почувствовать каждый дюйм сжимающей его плоти, скользить в ней настолько плавно и неспешно, чтобы прочувствовать каждый бугорок. Но самое занимательное и пикантное в этом терпеливом деле – сам Люциус. Он бесстыдно терся, просил, шептал, уговаривал его, Джека МакГаффина, о жестком, быстром, сильном сексе, в котором им обоим будет хорошо. Он искушал его, и искушал бессовестно, шепча о заветном, уговаривая ускориться. МакГаффин был устойчив к искушающим заверениям Люциуса и реагировал на них разве что крепким стояком. Он плавно скользил, держа Люциуса достаточно крепко, чтобы он не сорвался в бешеный ритм, который очень любил. Джек задевал простату, от которой Люциус заходился в звонких стонах, которые глушил, покусывая шею и плечо МакГаффина. Детектив хотел знать наверняка чувствительное местечко Люциуса, чтобы сразу доставлять ему наибольшее удовольствие. Люциус уже задыхался от восторга и накатывающего на него оргазма, когда Джек резко ускорился, подгоняя свой экстаз к пику. В панорамные окна лился ранний утренний свет. Люциус лежал сверху на детективе, так как диван не позволял им развалиться рядом друг с дружкой, в отличие от постели МакГаффина. Джек ласково перебирал темные волосы Люциуса, пока тот, прижавшись щекой к его груди, слушал мерное успокаивающее постукивание. – Только не засыпай, – предупредил его Джек, почесывая за ушком. – Мы не дома. – Угу, – сонно пробормотал Люциус, поднимая голову от самой, по его мнению, удобной подушки. – Соблазн велик, ты так меня вымотал. Я так устал, а ты такой теплый. – Нужно вставать, – сказал Джек, беспокоясь об обитателях Данте-Манора, – не хотел бы я, чтобы нас застукали. – Пару минут назад тебя это не беспокоило, – сказал Люциус, продолжая лежать на детективе. – А ведь я просил ускориться. – Там другое было, – смущенно пробормотал Джек. Люциус хитро прищурился, ехидно угукая. – Мне понравилось. Секс, а не то, что было «до», – сказал Люциус, поглаживая покусанное плечо Джека. – Ты был так устойчив к моим «чарам», очень возбуждает. Фраза Люциуса про «было до» вернула МакГаффина в реальность, отрезвляя его от послеоргазменной неги. Он посмотрел на расслабленного Люциуса, размышляя, а нужно ли ему вообще портить их отношения копанием в тайнах Люциуса. Может, Люциус позднее сам расскажет о том, что скрывает? «Нет, МакГаффин, – оборвал себя Джек, – если он не сказал сразу, то он будет молчать об этом весь остаток жизни». Люциус чмокнул его в нос, пытаясь вывести из раздумий, в которые любил уходить постоянно анализирующий детектив. Джек мягко улыбнулся ему и перехватил теплые губы, вовлекая в мягкий поцелуй. Он принял очень тяжелое и судьбоносное решение. Расставаться не хотелось, но и выставлять свои отношения намерений не было. Люциус исчез на одной из лестниц, оставляя Джека дежурить на своем посту, пока на смену не приедет Терренс. Джек закурил, обдумывая, что он будет делать с Люциусом и его тайной. В свободное время следить за любовником и его передвижениями? Он не хотел вторгаться в личное поле Люциуса, но его продолжала беспокоить такая отлучка. Вагнер успокаивал себя, направляясь к себе в комнату. Он был рад, что ему удалось усыпить бдительность Джека и занять его другим делом, а не ссориться. С другой стороны его огорчало вранье Джеку, он бы не хотел этого, но и правды сказать не было ни сил, ни храбрости, хотя в его случае, скорее глупости. Его упекут либо в особое отделение больницы, либо в тюрьму за откровения. Джек будет сопровождать под конвоем. Что ему, черт возьми, делать? Он не мог не убивать, иначе он умрет, по словам его отца. Тот мог врать, но проверять Люциусу это не хотелось. Он не хотел вредить или каким либо образом влиять на МакГаффина, потому что любил его и ценил за ту возможность нормальной жизни, к которой могли привести их отношения. Он не хотел отказываться от Джека, но и не мог перестать быть тем, кто он есть. У Люциуса внезапно закружилась голова от нахлынувшего яркого алого света. В другом коридоре прошла экономка Агнесс, сияния которой не исчезло даже после вчерашнего кровопролития. Данное открытие привело Люциуса в ступор. Где-то на периферии сознания маячила ярость, которую Люциусу ни в коем случае нельзя было проявлять. Он отправился к черту на куличики, зачистил целый город, устал от обильного применения сил, чуть не поссорился с любимым, а греховность этой женщины продолжала манить его. Правду говорил ему Люцифер о недооценённости обжорства как греха. Вроде мелочь, но какая въедливая. Видимо, выбора у него не было. Наблюдая за Джовитой, несущей перекус в кабинет экономки, у Люциуса появилась идея. Осталось добыть немного яда, и он почувствует себя на порядок лучше.