Знакомство

— Ты ведь тот самый "безупречный" киллер — Ода Сакуноске, верно? Эти слова все ещё звенели в тишине комнаты и эхом разносились в голове мужчины, но их все сильнее вытеснял вопрос: откуда? О его прошлом не должен был знать никто, а те, кто по каким-то причинам его ещё помнили благоразумно держали рот на замке, ну или им помогала в этом некогда заплаченная сумма денег. В последние пару лет его имя точно нигде не всплывало, Ода жил мирной жизнью, тогда откуда о нем знал подросток? Конечно, он уже успел как-то догадаться о его работе киллером в прошлом. Но это было не удивительно, ведь Дадзай видел пистолеты, да и, наверняка, Оду выдали какие-то незначительные и мало кому заметные детали, это ведь Осаму. Вот только Сакуноске удивляло вовсе не это. Киллеров в этой стране было огромное количество. Но вряд ли кто-то ещё из них мог похвастаться прозвищем "безупречный". И то, что Дадзай назвал его именно так, вряд ли было случайностью. — Одасаку, да ты даже дышать перестал! Я шучу!.. Довольно весело высказывать идеи, к которым я несерьёзно отношусь, — люди сразу же начинают волноваться. Это моё развлечение, — произнёс Дазай с легкомысленным выражением на лице, увидев с каким отстраненным взглядом на него смотрел Ода. Такой бывает, когда кажется, что под тобою рушится земля, хотя, ступая на неё, ты был уверен, что она достаточно крепкая и обязательно выдержит твой вес. Сейчас подросток пытался перевести все в шутку, вот только Оду эти слова не провели. Наоборот, мужчина вдруг кое-что осознал. Догадка больно кольнула его где-то в груди. Подросток не мог знать о нем столько просто так, а то, что он все это время прикрывался какой-то личной наблюдательностью, вдруг показалось мужчине красивым обманом, ведь человек не способен ни на что подобное. Сейчас все выглядело как заранее спланированный кем-то спектакль. И вариант оставался только один. — Ты лжешь, Дадзай. Говори, зачем я тебе понадобился или же кто посмел тебя послать. Я больше не занимаюсь этой грязной работой, и мне казалось, что об этом давно уже всем известно. Глаза Осаму округлились от этих слов. Было видно, что он ожидал любого ответа или выпада на все им сказанное, вот только не этого. Его губы вдруг отчего-то дрогнули, и он прыснул в кулак. Ода молча за ним наблюдал. Просмеявшись, Дадзай подпер щеку рукой и весело заговорил, объясняя: — А я думал, что это тебя легендарного послали за мной! Как видишь мы друг друга неправильно поняли. Бывает же! — Хочешь сказать, тебя не посылали ко мне? — Нет, Одасаку. — И все, что ты успел сказать обо мне, чистой воды твои личные наблюдения? — скептически произнёс Ода, смотря в глаза подростка. И ему было искренне жаль, что он не знал, где в его словах сейчас была правда, а где ложь. — Да. — теряя все веселье в голосе, произнёс Дадзай. — И с чего я должен сейчас тебе верить? — Потому что сейчас я искренен, Одасаку. Ода сложил руки на груди. Только за последний час ситуаций, в которых действия Дадзая казались ему двойственными, было больше того предела, который должен был существовать для таких неординарных людей, как он. — Если ты так искренен, не расскажешь ли, откуда тогда тебе обо мне столько известно? — Я представляю, как все это выглядит сейчас для тебя... — Дадзай шмыгнул носом, и потрепал свои волосы, — вот только все, что я сказал до этого, действительно, результат моих наблюдений. И только. Если захотеть, то так сможет каждый, нужно только иногда включать свои мозги. — И где же у меня в комнате ты нашёл слово "безупречный". Не помню, чтобы обклеивал им стены или писал его у себя на лбу. Губы Дадзая сжались в тонкую полоску. Он словно придумывал достойную ложь, вот только таким людям, как он, время для этого было не нужно. Подросток, скорее, решал, что в этой ситуации можно сказать, а что нет. Его палец, скользивший все это время по краю кружки, очерчивая её контур, внезапно замер. И, не поднимая взгляд, парень произнес: — Разведка нашей организации одна из лучших в этом городе, и в её недрах хранятся материалы о стольких интересующих её людях, что тебе и не снилось, Одасаку. Конечно, они все засекречены, но мне разрешали их листать. Прочитал я их немало, просто от скуки, а у меня, понимаешь ли очень хорошая память... — подросток наконец глянул на мужчину, и его взгляд был полон восхищения, — А у тебя очень запоминающееся досье. — И все же. Город огромный. Даже знать не хочу, сколько в нем моих однофамильцев. Дадзай вздохнул. — Это конечно так. Но сколько из них имеют беспристрастный взгляд убийцы и, — парень глянул туда, где была кабура, — носят с собой затертые от частного использования пистолеты? Я же не сразу с бухты барахты поставил тебя перед фактом, что ты и есть тот самый безупречный. Сначала, когда ты представился, вероятность этого была процентов 30.  Однако она была и я наблюдал, просто из интереса, и постепенно вероятность увеличилась до 75. Всё просто и понятно, Одасаку. "А мне ничего непонятно!" — кричал внутренний голос Оды. Это было слишком сложно, но одновременно до смешного просто. Сейчас слова Дадзая казались правдой и действительно доказывали, что это все просто колоссальная работа мозга, связавшая в едино все подмеченные детали и некогда прочитанную биографию. Однако.. Ода завёл руку в волосы. Однако, выбрать из всех возможных вероятностей истинную вот так легко, словно решил задачку по математике —нереально. Это уже уровень не обычного человека, и тем более не пятнадцати летнего парня. — А вот я разочарован! — вдруг воскликнул с обидой Дадзай, отклоняясь на стуле назад и балансируя на двух его ножках. Ода перевёл на него удивлённый взгляд, возвращаясь из своих раздумий. Он уже было хотел открыть рот, чтобы спросить, но на верху неожиданно что-то зашумело, словно кто-то проник в дом. Ода мгновенно поднялся со своего места, направляясь к лестнице. Только незваных гостей ему не хватало в такой момент. Сосредоточенный на том, чтобы поменьше шуметь, он краем уха услышал, как на кухне что-то с грохотом упало, а затем и чертыхания Дадзая. Видно тот все же потерял равновесие и грохнулся на пол. Подходя к двери своего кабинета, Ода достал пистолет и прислушался. Где-то в стороне от него слышались странные звуки. Сакуноске с ноги открыл дверь, и вбежал в помещение, осматривая каждый угол. Виновник, потревоживший и без того хрупкое спокойствие, которое сейчас только могло оставаться в этом доме, обнаружился у окна, запутавшимся в сорванной зановеске. Ода опустил пистолет, с облегчением выдыхая ударивший в голову адреналин и ругая себя за то, что утром забыл закрыть окно. Он уже вооброзил себе, что его вычислили и пришли по его душу, а это оказалась всего лишь птица, так неудачно влетевшая в самый неподходящий момент. А звуки исходили от взмахов её крыльев, когда та пыталась взлететь. Ода подошёл к ней, опускаясь на корточки и пытаясь отделить её от тонкой материи зановесок. Когда Дадзай поднялся по лестнице и вошёл в комнату, Ода уже выпускал неожиданную гостью на свободу. Подросток шёл, потирая ушибленное место, и с интересом смотрел по сторонам. — Сильно ударился? — спросил Ода, не оборачиваясь, все ещё наблюдая за тем, как удалялся вдаль силуэт. — Ерунда. Что это был за шум? — Дадзай наклонился, поднимая с пола один из смятых листков и разворачивая. — Птица залетела. — Я так понимаю, это твой кабинет? — Нет , Дадзай. — Ода повернулся лицом к подростку. — Это не просто кабинет, а то место, куда я всегда хочу вернуться. Дадзай подошёл к рабочему столу и уселся на стул, положив голову на столешницу. Видимо стоять для него сейчас было слишком трудно. На его лице снова появилось выражение, словно подростком сейчас был не он, а Ода, и парень по-учительски добродушно произнес: — Найти такое место — по истине, роскошь, Одасаку. — а в следующую секунду его взгляд потерял всякий свет, — А для меня повсюду одна лишь грязь и скука. Бескрайние и бездонные просторы, которые не удаётся заполнить ничем. Не представляя, что на это можно ответить, Ода решил перевести тему. —  Так чем ты был разочарован? На лицо парня вернулось детское выражение, и он театрально надувшись, произнес: — Я уж думал, сам Ода Сакуноске пришёл за мной, возобновив свою карьеру ради моего убийства, что ты вернулся к своим чёрным делам...Эх... Не повезло. — в его взгляде было столько обиды, однако спустя секунду они сменилась щенячьими, умоляющими глазами, — Хотя, может, ты все же сделаешь ради меня исключение? — вдохновленно произнёс Дадзай, —Только, пожалуйста, чтоб сразу, без боли. — подросток скривился. — Ненавижу боль. — Ты что хочешь умереть? — скорее констатировал, чем спросил Ода. — Да. Холодный и уверенный ответ заставил что-то в душе Сакуноске сжаться. — Почему? — Смысла. Я не вижу в жизни её смысла. — Смысл в самой жизни. Я тебе как-то уже об этом говорил. — Возможно это и в самом деле так. Для таких людей как ты. — с кислым выражением лица пробурчал Дадзай. —Если любишь жизнь и не хочешь умирать, то получается, что смысл и прямо в жизни. Вот только, — голос подростка стал спокойным, без каких либо примесей эмоций, — Одасаку, что тогда делать тем людям, которые не хотят жить и мечтают о смерти? Разве получается для них смысл не в ней? — Это ненормально, Дадзай. Подросток залился звонким смехом и, раскинув руки в стороны, наклонился в сторону Оды. В его глазах искрилось неподдельное детское веселье, однако, когда он заговорил, голос оказался как никогда серьезен: — А во мне разве есть что-то нормальное, Одасаку? — Есть. — спокойно произнёс Ода, уверенно смотря прямо в глаза подростка. — То, что ты человек. Дадзай так и застыл на месте и как показалось мужчине даже на мгновенье пропустил вдох. Плечи с раскинутыми в разные стороны руками неуверенно и медленно опустились. Его лицо все ещё излучало веселье, однако улыбка до этого озорная и широкая, меркла, уступая свое место аккуратной и простой, заключавшей в себе как будто благодарность за эти слова, неверие в них и какую-то старую боль. Дадзаю было удивительно услышать эти слова от человека, которому он всего за день доставил столько хлопот, несколько раз пытался убить и постоянно вводил в заблуждение, балансируя на его доверии из крайности врага в крайность друга. И после всего этого Осаму для него все ещё оставался человеком?.. Когда другие назвали бы его уже монстром, демоном, бесчеловечным исчадьем ада, как делали всего после часа общения с ним? Дадзай уже и сам забыл, что его могли называть как-то по другому, нежели воплощение тьмы или протеже Мори. Вот только Ода увидел в нем что-то другое, нежели остальные, того Дадзая, который был за этой стеной из масок отрешенности, жестокости и безумия. Сакуноске словно ураганом разбросал их в разные стороны, не зацикливаясь на них, сумев заметить в их центре простого мальчишку. Обычного человека. Того, кого Дадзай и сам перестал в себе видеть. Неожиданно подросток понял для себя и кое-что ещё. Он всегда читал людей, как открытые книги, и с Одасаку это конечно тоже часто получалось, вот только мужчина все равно оставался для него по-настоящему интересным. Было в нем что-то, чего Дадзай понять не мог, но очень хотел. Ему впервые было так интересно с кем-то разговаривать, ему было интересно чье-то мнение. Каждый раз в ожидании ответа Оды, его непредсказуемых мыслей по какому-либо вопросу, сердце Дадзая ускоряло свой ритм в нетерпеливом ожидании. И это было так чудесно, слушать человека, с которым можно было говорить обо всем: важном и глупом, прошлом и будущем, жестоком и милосердном. И несмотря на твою личную точку зрения: ошибочную ли или истинную — тебя выслушают, поймут, поправят, если не согласны, а главное — примут. А разве не это так важно для каждого из нас? Разве не все мечтают о том, чтобы нас приняли такими, какими мы есть — побитыми, израненными, где-то неправильными и уродливыми — приняли без осуждения? И разве Дадзай не всегда ждал именно такого человека? Что-то в груди подростка тепло кольнуло его в районе сердца и мальчишка, все ещё не отрывая взгляда от глаз Оды, произвольно коснулся того места. Надежду внутри себя он давно и без колебаний убил за ненадобностью. Он не хотел отвлекаться из-за нее на мысли, что кто-нибудь ему обязательно поможет, не строил ложных ожиданий, предпочитая все делать сам и помогать себе своими же навыками. Надежда бесформенной и бездыханной лежала где-то в самом дальнем уголке его сознания, там, где хранились самые бесполезные факты, которые вряд ли когда-то пригодятся в жизни, но они зачем-то есть. Дадзай предпочитал туда не заглядывать за ненадобностью, и надежда пылилась там, постепенно сливаясь с темнотой того места. Парень уже было решил, что от неё и вовсе ничего не осталось за все эти годы. Ему казалось, что она давно мертва. Вот только общение с Одасаку заставило её от чего-то шевельнуться. Ещё тогда, когда Дадзай отчего-то вдруг понадеялся, что его смогут переубедить в своей точке зрения. Но сейчас она словно воспряла, стряхнув с себя многолетнюю пыль и засияв. Она заставляла подростка надеяться, что Одасаку сможет стать ему другом. Тем, кого Осаму так давно искал. Возможно, это было ужасно глупо, но от этих мыслей было тепло, они ласкали душу, от них хотелось искренне улыбаться. С Одой Дадзай почувствовал себя вдруг по-настоящему живым. Парень хотел, чтобы это ощущение его никогда не покидало, однако в тоже время рассудок приказывал затолкать его обратно, туда, где оно хранились многие годы. Потому что для него была одна очень простая и жестокая истина: все, чем он дорожил рано или поздно, неведомыми путями исчезало, жизнь просто отбирала эти вещи или же людей. Вот только сейчас все эти мысли своим светом застилала упрямая надежда, вдохновленно повторяя такие простые, но по-настоящему желанные слова: А что, если в этот раз все будет по другому? И как же в них хотелось верить тому обычному человеку, совсем ещё подростку, которого сумел разглядеть Ода. Осознав, что тишина длится уже неприлично долго, подросток мотнул головой, отгоняя все эти мысли, и заставил себя перевести тему. Он вдруг вспомнил о листке, поднятом с пола, и перевёл взгляд на строчки на его поверхности. "— Люди всю жизнь ищут спасения. Но осознают это лишь на пороге смерти». —задумчиво прочитал вслух Дадзай. — Что это, Одасаку? Ода подошёл к подростку, забирая бумажку, снова комкая и бросая в мусорку. — Пытался придумать достойный конец для этой фразы. Сказано было тоном, который явно говорил, что продолжать эту тему мужчина не намерен. Дадзаю было интересно, вот только дальше расспрашивать он не стал, что было удивительно даже ему. У всех существовало то, о чем говорить не хотелось. Парень ещё раз внимательно осмотрел комнату, запоминая расположение предметов, просто на всякий случай и читая корешки многочисленных книг. В комнате, несмотря на лёгкий беспорядок, царила какая-то гармония, в ней чувствовался уют, обычно существующий в доме, который любят всей душой. Даже воздух здесь казался особенным, совмещавшим в себе сладкий запах книг, лёгкой пыли, кружившей облаками в лучах солнца, и прохладой, исходившей из открытого настежь большого окна. У Дадзая никогда не было такого дома, лишь холодная квартира, с огромными пустыми комнатами, в которых подросток появлялся лишь пару раз в неделю днем и иногда ночью, чтобы поспать. Там было мало личных вещей, не было беспорядка, даже просто пыли, потому что убирали всегда за него другие люди. Всегда чистые и пустые комнаты. Стерильные комнаты. И находиться там чаще, чем бывал подросток не хотелось. Душа не лежала к этому месту. Оно было просто безразлично и Дадзай всегда считал, что это вполне нормально, вот только сейчас это убеждение вдруг показалось ему не таким уж и правильным. Ода в это время ходил по комнате подбирая остальные бумажки, не долетевшие до мусорки. — Одасаку, а можно мне принять душ? — вопрос стал неожиданность для мужчины. Он удивлённо перевёл на подростка взгляд. Мужчина как-то сам забыл предложить за всеми этими разговорами. Нехорошо получилось. — Конечно . Ванна на первом этаже, найдёшь? Подросток энергично закивал головой. — Полотенце там же, на верёвке. Бери любое. Дадзай живо подскочил и уже через секунду его топот раздался на лестнице. "И откуда у него только столько энергии?" — подумал Ода, вдруг снова вспоминая, что вообще-то подросток был ранен и причём серьёзно, вот только его поведение заставляло все время забывать об этом факте. Он вёл себя так, будто был здоровее здорового человека, но насколько его хватит, если он будет продолжать в том же духе? Влетев в небольшую ванную, Осаму с наслаждением скинул грязную одежду, с удручением понимая, что потом придётся облачиться в неё же, бросил быстрый  взгляд на себя в зеркало и застыл. На бинтах были только маленькие капли просачивающийся из раны крови, хотя они должны были быть полностью залиты ею. Осаму быстро размотал новые бинты. Под ними оказался ровный узкий разрез, его края были плотно и аккуратно стянуты хирургической нитью. Дадзай аккуратно провел по нему рукой. Сделано хорошо, даже профессионально, вот только зря. Осаму не заморачиваясь над тем, чем вдруг был вызван этот странный порыв, поискал взглядом маникюрные ножницы и принялся кромсать нить, хладнокровно выуживая её остатки. Из вновь открывшейся раны посачилась кровь. Убрав мусор от некогда бывшей нити, Дадзай с наслаждением встал под струи горячей воды. Ответ на свой вопрос Ода получил, через пол часа. Мужчина уже успел сделать себе кофе и удобно устроиться за столом, читая недавно начатую книгу, когда Осаму ввалился в помещение. Обычно вода должна бодрить и придавать сил, вот только в его случае явно произошёл обратный эффект. Ода вдруг заметил под глазами Дадзая проступившие тени, а кожа словно посерела, да и настроение подростка куда-то улетучилось, хотя он сейчас и улыбался. Он прошёл к креслу в углу комнаты и повалился на него, сцеживая тяжёлый вздох словно от подкатившей боли сквозь зубы. — Ты не против, если я посплю? — пробормотал он из последних сил, но ответа не дождался, провалившись в холодный, тёмный и беспамятный сон.