Я боюсь. Ни жизни, ни смерти, ни пустоты, но открытия того, что меня никогда и не было. Дэниел Киз «Цветы для Элджернона»
***
У Кости бешено-бешено стучит сердце. Так бешено, будто он пробежал километров десять (а то и больше) без остановки или списал на важном экзамене. В тишине комнаты, нарушаемой непозволительно громким стуком сердца, Кучаеву кажется, что он буквально чувствует, как оно ударяется о грудную клетку. Парень даже пару раз прикладывает руку к груди, чтобы убедиться, что там нет дыры. Он не может сомкнуть глаз всю ночь, хотя прекрасно понимает, что утром будет выглядеть хуже обычного: помятым, уставшим, жалким. Две прошлые ночи тоже не были успешными в плане сна: в сумме Костя спал от силы часов шесть, но Сашке утверждал, что ему «абсолютно прекрасно». Он правда пытался немного отдохнуть, даже ложился раньше обычного и не копался в телефоне, лёжа в постели, но сон предательски не шёл: Кучаев слишком много думал о предстоящем. Каком предстоящем, наверное, говорить не стоит. Костя всё ждал, когда Головин наконец подойдёт к нему и сознается: «Расслабься, Кучай, тебя разыграли. Страница левая. Кому ты со своей камерой сдался?». Однако тот не подходил, а, напротив, загадочно лыбился и не упускал шанс сказать что-нибудь совершенно глупое: «А ты автограф у Чалова возьмёшь? А селфи сделаешь? Попроси его на своей футболке ЦСКА расписаться, а я её потом на «Авито» выставлю!». Кучаев отвечал неприлично, а красные пятна на его щеках долго не остывали. На самом деле, ничего страшного в автографе или глупом селфи не было. Фёдор Чалов — довольно известный и талантливый футболист, с которым фотографируются и дети, и парни, и девушки, и взрослые мужики. Совершенно ничего страшного для обычного человека — сделать фото со своим кумиром, но Кучаев обычным не являлся. Костя, лишь представляя эту картину в голове, почему-то медленно сгорал со стыда, невольно сравнивая себя с негласным объектом собственных восхищений. Он также представлял, как жалко будет выглядеть со стороны, когда притащится сегодня к стадиону со своими костылями и камерой в рюкзаке. Уже видел, как Лера и Федя будут неловко переглядываться между собой, отвечать дежурными фразами, а несколько часов съёмок станут похожи на персональную пытку неловкостью для всех. А вдруг Костя неудачно поставит ногу и упадёт? А вдруг у него не получится фотографировать, опираясь о канадки, как он делал ранее, и его вежливо попросят уйти? А вдруг он не сможет подобрать ракурс? Этих «а вдруг» было так много, что, в конце концов, Костя сбился со счёта и мысленно стал готовить себя к ещё одному худшему дню, убеждаясь, что судьба — та ещё злодейка. Порой лучше не иметь надежды вообще, чем разочароваться в том, во что верил всю жизнь. Кучаев знает, что он старше Чалова всего на месяц, но никчёмнее сразу на несколько лет, и это, по сути, является главной разницей между ними. Фёдор в свои двадцать один добился всего: у него девушка, друзья, поклонники, он занимается любимым делом, получая за это немалые деньги, является капитаном в своей команде и берёт от жизни, наверное, всё. У Чалова впереди блестящее и яркое будущее. А что Костя? В жизни Кости нет ничего постоянного, кроме канадок, без которых он даже не может нормально передвигаться. Он сидит на шее у своего единственного друга, нигде не учится и понятия не имеет, что дальше. У Кучаева есть камера и огромное желание творить, но кому это нужно в современном мире? Он иногда проводит фотосессии за копейки, потому что совесть не позволяет брать больше (пускай Головин и настаивает, что Костя имеет на это право), да и вообще считает, что платить большие деньги просто за то, что он помогает людям запечатлить кадры их жизни, — глупо. Парень искренне удивляется, почему на его неэстетичный профиль подписываются, почему оставляют положительные комментарии, почему пишут повторно. Таких как он, как ракушек в море, — тысячи. Однако Костя, видимо, забывает, что людям не нужны сотни одинаковых морских раковин. Они выбирают лишь одну, чтобы навсегда забрать домой. Когда звонит будильник, Кучаев даже не дёргается. Он переводит взгляд на телефон, но не находит сил его отключить, поэтому просто наблюдает за тем, как тот заливается, жужжит, пытаясь разбудить хозяина, и медленно сползает с тумбочки. Косте даже становится интересно, сколько времени понадобится, чтобы он упал. Но узнать, к сожалению, ему так и не удаётся, потому что недовольный и взъерошенный Сашка возникает в дверях комнаты, сонно потирая глаза и проклиная всех, кто причастен к созданию будильника. Кучаев как-то безразлично кидает на Головина замученный взгляд и опять возвращает его в сторону телефона, всем своим видом показывая, что отключать он его не собирается. Саша думает, что ещё спит, потому что вся эта картина маслом выглядит как минимум странно. — Кучай, вот скажи, ты адекватный человек или нет? Ты вот специально надо мной издеваешься, да? Это из-за чёртовой кружки, да?! — Головин отключает дурацкий будильник, но Костя по-прежнему никак не реагирует. Он просто смотрит прямо перед собой, не фокусируя взгляд ни на каких конкретных предметах, и не чувствует ничего, кроме ужасной усталости, которая сковывает его по рукам и ногам. Однако усталость возникает не из-за недостатка сна, а из-за тяжкого груза на душе. Костя, наверное, и рад был бы объяснить своё состояние Саше или Игорю Владимировичу, который как бы является его лечащим врачом и должен знать, хотел бы попросить о помощи, но… Но он даже не может объяснить, что не так. Что его тревожит? Что вообще происходит в голове? Костя ничего о себе не знает, и это его пугает. — Кучай, ну ты чего? Случилось что? — обеспокоенно спрашивает Головин, садясь на край постели. Он смотрит на друга с братской теплотой и заботой и старается не показывать, как сильно за него переживает, чтобы не злить лишний раз, ведь жалость для Кучаева — самое гнусное оскорбление. Костя и не догадывается, что Саша практически каждый день звонит Акинфееву и спрашивает, как проходит восстановление друга. Естественно, Головин знает про инцидент, случившийся два дня назад, и понимает, как на самом деле важен тот прогресс, которой Кучаев отказывается воспринимать. Костя громко вздыхает. — Нет. Я просто… — парень и не знает, что «просто», но в любом случае договорить не успевает, потому что Сашка решает взять ситуацию в свои руки. — Погоди-погоди! Только не говори, что ты серьёзно так из-за сегодняшней съёмки переживаешь?! — в глазах Головина загораются озорные огоньки, а на губах появляется довольная-довольная улыбка. Кажется, он даже забывает про будильник! А Косте вдруг становится очень жарко, и к щекам предательски приливает кровь. Он закрывает лицо руками, прекрасно понимая, что спалился, и теперь Саша видит его насквозь, и бубнит что-то неразборчивое, предвкушая, какое шоу сейчас будет. Головин же по-другому не умеет. — Как ми-ило! Наш Костенька волнуется из-за встречи с кумиром! — лыбится Сашка во все тридцать два, а после лезет к другу с объятьями, буквально ложась на него. Дурак. — Да не в этом дело! Прекрати! — Костя пытается освободиться от нежелательных касаний и отталкивает Головина в сторону, из-за чего тот скатывается и занимает законное место на постели между стеной и Костей. Кучаев от слова «кумир» весь съёживается, и чувство никчёмности подступает к горлу. Как объяснить Головину, что тут дело совсем не в кумирах, а в том, какой позор его ожидает при знакомстве с известным человеком. Мало того, что он инвалид, так ещё и запинаться будет при каждом слове, как конченный болван. А ещё Костя ужасно безответственный. На него вообще нельзя рассчитывать: у него не настолько профессиональная камера, он долго морочится с ракурсом, позами, светом и своими дурацкими костылями, днями не может обработать фото, а ещё безумно нервничает и теряется, что лишь больше усугубляет ситуацию. Кучаеву просто жаль, что люди зря время потратят, встретившись с ним. Саша замолкает, понимая, что шутки здесь ни к чему. Он рассматривает профиль друга: его выразительные скулы, подрагивающие ресницы и тёмные круги под глазами, говорящие о бессонной ночи, и лишь тяжело вздыхает. Головин знает, что глупо пытаться вернуть прошлое, но ему порой так не хватает старого Кости, счастливого, безбашенного, здорового, с которым их судьба случайно свела в метро, а разъединить так и не смогла. Но Саша также знает, что того Кости уже не существует: он остался лежать где-то там, на перекрёстке в день аварии. Головин не знает, что сказать, но понимает, что Кучаеву слова сейчас жизненно необходимы. С какой стороны подобраться? В чём суть проблемы? Как доказать сломанному человеку, что жизнь порой возможно даже по осколкам склеить? — Как думаешь, Леру действительно заинтересовали мои фотографии? — неожиданно спрашивает Костя, по-прежнему смотря в потолок, а Сашка понимает, что это его шанс. Пора действовать. — Я просто… не верю во всё это, понимаешь? Сейчас этих фотографов на каждом шагу, а она пишет мне. Разве не странно? Возможно, это фейк? — Но мы ведь вместе проверили: Чалов на неё подписан, — резко отрезает Головин. Кучаев мычит в ответ. — Да, точно, но… Где тогда подвох? — не успокаивается парень. «А подвоха и нет, Кучайка. Дурак ты просто и пессимист. Опять загоняешься, а я не знаю, как из тебя это выбить. Ну ничего, справимся», — думает про себя Саша, усмехается собственным мыслям, но вслух начинает говорить совершенно иное. Естественно, он ведь не зря на журфак пошёл. — Ладно, ты прав, — Головин резко садится и смотрит на друга максимально серьёзным взглядом. — Я должен сказать, пока не стало слишком поздно… Костян, я не думаю, что это развод, но… Кое-что действительно не так. Костя сглатывает подступивший к горлу комок и чувствует, как несчастное сердце падает, ударяясь о стенки тела. Он думал, что боится, что происходящее с ним окажется правдой, но на деле негласно молился, чтобы это не стало ложью. Кучаев убеждал себя, что не заслуживает подобного, но — боже! — как ему хотелось поверить в то, что жизнь бывает и справедлива. Он готовил себя к подобной развилке событий, но оказался в полнейшей растерянности теперь, когда Головин, стыдливо опустив взгляд, произносил то, о чём он желал. Кучаев смотрит прямо перед собой, не моргая, потому что боится, что слёзы польют рекой при неверном движении. Он как на минном поле. — Мне кажется, это писала не Лера, а сам Федя, — продолжает Саша после минутной паузы. Костя вдруг вздрагивает весь и всё-таки находит силы посмотреть на друга. — Зачем ему это? — хрипло спрашивает он, и тут Головин окончательно вспыхивает. — Как зачем?! — вскрикивает Саша и упирается руками в колени, будто он сейчас говорит очевидные вещи. Черти в его глазах устраивают настоящую пляску, предвкушая дальнейшую реакцию друга, но Костя слишком сосредоточен на своих мыслях, чтобы учуять подвох. — Ты вообще чем думаешь? Ты понимаешь, что лайкаешь все фотки его девушки и — внимание! — оставляешь сердечки в комментариях! Конечно, это чистая за-са-да! Вот ты сейчас приедешь к стадиону, а там Чалов со своими дружками тебя поджидают. Позовёт он там всяких Магнуссонов, Сигурдссонов и прочую нечисть, и… — Головин ударяет кулаком о свою ладонь, но уже не сдерживает смех, видя тихую ярость в глазах Кучаева и его пунцовые щёки, — накостыляют они тебе хорошенько, дорогой мой Косте… Но договорить Саше не удаётся, потому что расплата за грехи наступает мгновенно. Подушка прилетает прямо в лицо шутнику, и начинается настоящая возня. — Ты совсем больной, а?! Идиот, как я тебя, блин, ненавижу! Сволочь! — вне себя от злости восклицает Костя, выражаясь, конечно, и в более грубой форме, но основной посыл остаётся тем же. Головин ржёт во весь голос, и Кучаев тоже недолго держит себя в образе обиженного мальчика. Они ещё какое-то время в шутку пихаются и дерутся подушками, а затем Костя и сам начинает громко смеяться, хлопает себя по лбу и забывает обо всём на свете. Ему вдруг становится легко и радостно, усталость и хроническая тоска, испугавшись, прячутся куда-то в угол, и Костя чувствует себя таким… настоящим что ли? Он ни о чём не думает и просто ловит беззаботный смех друга, смешивающийся с его собственным. Однако где-то на подкорке сознания парень делает вывод: ради моментов счастья, пускай и недолгих, действительно стоит жить. Наконец Саша выпутывается из паутины Костиной постели под предлогом того, что без кофе он загнётся. Однако у дверей, где Кучаев в случае чего настигнет его не так быстро, Головин останавливается и вновь возвращается к недавнему разговору: — Знаешь, а я по-прежнему не считаю, что это развод. Костя смеётся и закатывает глаза. — Сань, если ты опять начинаешь, я кину чем-нибудь потяжелее, — предупреждает Кучаев, мельком кидая взгляд на костыли. Головин тоже улыбается, но отрицательно крутит головой. — Нет, я серьёзно. Я думаю, что твои фотографии действительно цепляют, потому что для тебя это не просто работа и щелчок камеры, а… что-то большее. Это чувствуется при каждом снимке, поэтому люди к тебе и тянутся. Просто поверь в себя, ладно? Хотя бы попытайся, — Головин уже выходит в коридор, как вдруг вспоминает, что сказал не всё: — А ещё я безумно счастлив, что ты познакомишься со своим любимым футболистом. Только постарайся не отбивать у него девушку, ладно? — легко смеётся Саша, а Костя весь теряется и краснеет, сам не зная, от чего конкретно: похвалы или упоминания Чалова. Фёдор ему, конечно, нравится: он очень перспективный игрок, хороший капитан и нападающий. Однако Костя также восхищается остальными игроками ЦСКА: Арнор неплох, Дивеев, Обляков, Ефремов… Чуть меньше, наверное, но восхищается ведь! — Он не мой любимый, — бубнит Кучаев, хмурясь, но Головин его прекрасно слышит и возможность свою не упускает. — Ну на счёт любимого не знаю, но… Он определённо футболист. Саша ныряет в коридор быстрее, чем Костя успевает сообразить и начать кричать на всю квартиру неприличные высказывания.***
Сидя в вагоне метро, с рюкзаком за спиной и костылями в руках, Кучаев думает, что до сих пор спит. Или, быть может, он умер несколько дней назад, и теперь его призрак способен путешествовать по миру и делать всё, что заблагорассудится. Мир кажется нереальным, каким-то картонным, постановочным и неправдоподобным, когда он выходит на станции ЦСКА, поднимается вверх по эскалатору и видит издалека башню ВЭБ Арены. Они с Сашей были на нескольких матчах недавно завершившегося сезона, но Костя всё равно чувствует себя потерянно, но вместе с тем возбуждённо и радостно. Он пытается представить, что сейчас действительно будет на поле, ступит по тому самому газону, где игроки любимой команды проводят матчи, тренируются, забивают голы, но не может и дело тут не в плохом воображении. Этот день кажется чем-то из ряда фантастики, и Косте страшно: он ведь не герой подросткового романа. И тут происходит то, чего он боялся изначально. Дышать становится тяжелее, паника усиливается, руки дрожат, потому что ноги не слушаются. Косте кажется, что каждый шаг отдаётся невыносимой болью, но одновременно он понимает, что ничего не изменилось. Кучаев ковыляет в сторону стадиона, наверное, раза в два медленнее обычного: постоянно кряхтит, закусывает губы и еле передвигает левой ногой. Думать о том, как он выглядит со стороны, и вовсе противно: как дряхлый, отживший своё старик. Если бы его захотели ограбить или избить, то сделали бы это в два счёта, а он бы и не сопротивлялся. Кучаев знает, что он — лёгкая добыча для тех, кто хочет набить карман или потешить самолюбие. А ему всего двадцать один… Парень останавливается, прислоняется к какому-то столбу и шумно дышит. Прохладный ветер обдувает со всех сторон, и Костя благодарен, что погода в Москве столь непостоянная, хотя ему, как метеозависимому, порой приходится не сладко. По сравнению с прошлыми душными днями, сегодняшний июльский кажется холодным. Солнце пробивается сквозь облака крайне редко, температура опустилась практически на десять градусов и ветер свистит с самого утра. Хорошо, что Саша посоветовал взять кофту. Возможно, будет дождь.«Всё хорошо. Надо просто успокоиться и немного отдохнуть. Мне не о чем переживать. Всё пройдёт отлично. Я могу ходить, и я буду».
Отдышавшись, Костя продолжает идти. На этот раз ему значительно легче.***
Кучаев приходит к назначенному месту чуть раньше времени. Понимая это, он всё равно несколько раз пролистывает сообщения Леры в директе, проверяет дату, точное московское время в интернете (вдруг Сашка прикола ради переставил время?) и отправляет Головину короткое сообщение, ведь тот просил держать в курсе и писать в случае чего.Всё ОК. Я на месте. Жду их
Ответ приходит практически мгновенно: Не забудь про автографы. Будем делать бизнес, детка ;) Губы Кости расплываются в улыбке. Он чувствует поддержку Саши даже на расстоянии, и, как ни странно, это помогает. Головин сперва даже хотел поехать с ним. Они оба адекватно понимали, что помощь может потребоваться, но Кучаев решительно отказался. Ему хотелось хоть чуть-чуть соответствовать своему возрасту, а не выглядеть беспомощным ребёнком в глазах сегодняшних «моделей». От скуки Костя листает ленту инсты, пару раз включает фронталку, чтобы убедиться, что по-прежнему не красавец, и наконец замечает на другом конце улицы двух людей, подозрительно похожих на…ЧЁРТ. ОНИ ИДУТ. ЧТО МНЕ ДЕЛАТЬ
САНЯЯ
Мне стрёмнострёмнострёмно блять
Я пиздец какое ссыкло. Саня приезжай СРОЧНоО
ТАК. СОБРАЛСЯ ЖИВО БЕЗ ПАНИКИ, яСнО?! ВСЁ БУДЕТ ХОРОШО Вдохнул, булки напряг и ВПЕРЁД ВПЕРЁД ЦСКА МОСКВААА Кучаев понимает, что сообщения Саши не имеют никакого смысла, когда Фёдор и Лера, которые держатся за руки и выглядят совершенно счастливыми, остановливаются перед ним на расстоянии вытянутой руки, а он выглядит как какой-то идиот с безумной улыбкой, растрёпанными от ветра волосами и незаменимыми друзьями в виде костылей по бокам. Ладно, никаких исландцев на горизонте нет и на этом спасибо, как говорится. — Привет. Ты Костя, да? — без каких-либо прелюдий здоровается девушка и обнажает ровные белые зубы, но больше всего Костя радуется тому, что она смотрит ему в глаза, казалось, не замечая то, что люди обычно видят в первую очередь. Её голос спокоен и нежен, от чего горе-фотографу становится чуть легче. Он оглядывает её быстро, не позволяя задержаться дольше, и сразу понимает: она невероятно красива, но красота эта не цепляет, чтобы помнить её чуть дольше, чем мгновенное пролистывание ленты в Instagram. Неудивительно, что Костя забывает, как и когда оставляет ей комментарии. Ему просто нравятся фото, но через две минуты он не может вспомнит ни локации, ни позы, ни композиции. — Да-да, это я, привет, — выдавливает из себя Кучаев, делая попытку улыбнуться более-менее адекватно, но ему кажется, что движения его губ неестественны и некрасивы, а слова фальшивы. — Я Лера. Ну, а Чала представлять не стоит, да? Ты ведь тоже за армейцев болеешь, если я не ошибаюсь, — лёгко смеётся она, переводя взгляд на своего возлюбленного. Здесь Кучаеву уже не сбежать. И только теперь Костя решается взглянуть на него. Все эти недолгие секунды неловкого знакомства он старался максимально сосредоточиться на девушке, боясь встретиться взглядом с Чаловым, потому что это было чем-то нереальным. Кучаев десятки раз видел игру Феди на поле, на стадионе безошибочно находил его фигуру, хотя на дальних местах довольно сложно различить бегающих по полю футболистов, разглядывал его фотографии, но вживую, так близко — ни разу. Косте казалось это невозможным. Сегодня утром он убеждал себя, что эта съёмка — розыгрыш, а Фёдор — плод его воображения, а теперь это прекрасное воображение стоит рядом. Настоящее. — Да ну, Лер, прекрати. Это же элементарное приветствие, мне не сложно, — как-то раздражённо отмахивается Чалов. Однако раздражительность сменяется чем-то другим, когда он смотрит на Кучаева. Футболист протягивает парню руку, его губы дрожат в улыбке. — Федя. — Костя. Кучаев задерживает дыхание, чтобы сердце не выпрыгнуло из груди, и, оторвав ладонь от костелылей, быстро пожимает руку в ответ, опираясь на правый костыль, чтобы не потерять равновесие. Его испуганный взгляд встречается с изучающим взглядом Фёдора, и происходит то, чего он больше всего боялся. Косте хочется превратиться в пыль и разлететься по ветру, лишь бы не чувствовать себя столь отвратительным и жалким в этот момент. Федя опускает взгляд и быстро возвращает его наверх, но мгновения более, чем достаточно, чтобы сделать выводы. Чалов смотрит на его костыли и усмехается. Он определённо-точно считает Костю ничтожеством.