Упавшая комета

Затем Кобзарь, ни слова не сказав, подскочил на месте и ринулся ко входной двери домика фермерской семьи. Постучал, потупился под строгим взглядом хозяйки, словно подросток, которого застали за правонарушением, и сообщил: - Не сочтите за грубость, но, кажется, ваша приёмная дочь мертва. Леди было не так просто провести; постукивая скалкой по ладони другой руки и грозно нахмурившись, она проводила самой Смерти допрос, иногда коря её и оскорблённо повизгивая. - Откуда тебе, негодяй, вообще известно, что Санда - моя приёмная дочь? - лицо женщины приобрело яркий помидорный окрас. - Признавайся, ты к ней по ночам лазал? А сейчас, небось, того, похитил и нагло заливает бедной пожилой даме. Если бы только "бедная пожилая дама" знала, с кем разговаривает в таком тоне... Домохозяйке, как оказалось, и дела-то не было до бедной девушки. Она просто использовала её как дополнительную рабочую силу, только и всего. Кобзарь уже приготовился дать ей отпор, разразившись не менее гневной тирадой, но сдержался. Лишь презрительно махнул на неё рукой и в один прыжок оказался рядом с Теодором. - Тьфу ты, - отплёвывался он. - У некоторых людей моральных принципов меньше, чем у монстров. В порыве возмущения музыкант схватил Теодора за руку и быстро-быстро потянул к полям, мол, "давай уйдём как можно дальше от этого чёртового дома". - Санда, - всхлипнул Теодор, когда они ушли на достаточное расстояние. - Санда ведь умерла! - Санда просто уснула. А мы спели ей колыбельную, Тео, - Кобзарь отпустил его руку и переминался с ноги на ногу. - Она видит сладкие-сладкие сны в Полночи. А там, знаешь ли, недурно, я уж постарался. - Да плевать на эту Полночь! Санда не здесь, и это всё, что меня заботит, - парень еле сдерживал слёзы. Резко отвернулся от своего пёстрого собеседника и улёгся спиной на свежескошенную траву. - Я хочу увидеть её. Хочу... увидеть. По лицу Кобзаря скользнула тень улыбки. Музыкант опустился на колени рядом с Теодором и аккуратно выудил что-то маленькое из кармана. Послышался характерный звук, будто Кобзарь резким движением отодрал приличный моток скотча с катушки, и его эхом разнесло над бескрайними полями. Теодор с удивлением ощутил на щеке, той, что с рубцом, холодное и слегка влажное прикосновение. Когда Смерть убрала руки, Теодор приложил к тому месту свою ладонь. - Что..? - не понял он. - Это пластыри, - прыснул Кобзарь. - Мне кажется, они и твоим ранам помогут. Не только физическим, но и душевным. - и, немного подумав, закончил: - Особенно детские, разноцветные. С бабочками и цветочками. Парень ясно, как солнечный день, ощутил, как зарделся. - Ты что, налепил на мою, кхм, рожу цветные пластыри? - Именно так, - ничуть не смутился тот. Теодор, изогнув одну бровь, приподнялся на локтях и, окончательно принимая вертикальное положение, уселся по-турецки, так же, как музыкант. - Смотри, - просиял Кобзарь, протягивая Теодору обе ладони тыльной стороной. Кожа виднелась лишь кое-где, большую часть успешно покрывали пластыри. - Разве не мило? Теодор оставил этот вопрос без ответа, очень надеясь на то, что он риторический. Кобзарь вновь взметнул эти же ладони к лицу парня и ухватил того за щёки, повторяя кистями контуры его лица. - Мальчик мой, я поведаю тебе секрет, - сказал он, пристально глядя в глаза растерянного Теодора. - Санда не следила за сердцем, и оттого завяла, подобно цветку. И это не метафора: у неё развивался серьёзный порок сердца, и она это знала, но решила не подавать виду. Пожалуйста, не повторяй чужих ошибок, не увлекайся скорбью, иначе твоё сердце, поглощённое грустью, рано или поздно остановится. - Но у меня же нет порока сердца? Тем более, я теперь бессмертный. - Право, - кивнул Кобзарь. - Но то была уже метафора, - и подмигнул, отпустив Теодора. Ливиану вдруг осенило: - Скажи, а ты, - задохнулся он. - Ты следишь за сердцем? Оно ведь сейчас не в кобзе! Ты не кричал от боли, значит, мелодия Любви ещё льётся из моей души... - Ты делаешь большие успехи, такой понятливый, - хихикнул Кобзарь прикрыв рот рукой. - Ох, божечки, - осенило вдруг и его. Музыкант подскочил на месте и закричал что есть мочи, сложив ладони рупором: - У МЕНЯ ЕСТЬ СЕРДЦЕ! Его слова подхватил ветер и разнёс на далёкие километры, по полям и их долинам. Кобзарь звонко расхохотался, так, словно пытался этим смехом обнять весь мир, и плюхнулся на землю рядом с Теодором. Устремив взгляд двух звёзд в высокое небо, прошептал: - Я могу любить. - Ты можешь любить, - тупо повторил Теодор. - И всё это благодаря тебе. Ты волшебник, Теодор Ливиану. - сказало обыкновенному парню самое волшебное существо на свете.