Пределы ненависти

«Безумие — это запасной выход…» Джокер

Паркер ощущал, что с ним что-то происходит, и это «что-то» явно не слишком хорошее. Будто-то нечто чужеродное появилось не только в его груди, но и в голове. И речь шла даже не о переводчике или о всякой другой модификации, всё было куда «мудрёнее», как бы выразился Лидс. Мелкие и такие ядовитые мысли появились у него, как ему показалось, внезапно, они не были конкретно направлены на Старка или тех же Мстителей, они просто были. И подобно раковым клеткам, те самые «мысли» не только мучали, но и медленно, целенаправленно поражали его юношеский мозг. Паркер стал часто улыбаться, безрадостно, криво и натянуто. А ещё был смех. Он разрывал грудную клетку, душил и вынуждал сгибаться мальчишку пополам. Так смеются лишь психи и одинокие люди. И тот звук, тихое хихиканье с резкими скачками вверх, звучало куда хуже, чем нелепый победоносный хохот киношных злодеев. Этот самый смех был закономерной реакцией на постоянное напряжение, с которым Паук столкнулся в своей безуспешной попытке найти в своём заключении хоть что-то позитивное. Питер Паркер никогда не отличался угрюмостью, а тоска, съедающая его изнутри, порой мучала его изощрённее Проксимы. И порой ему всё же удавалось убедить себя, что его, так называемое «времяпрепровождение» ни что иное, как поездка в лагерь. А так как, из-за стеснённых средств, в лагерях он никогда не бывал, то он дал волю фантазии. Как и в лагере, у него была комната, правда жил он в одиночестве, также был весьма расплывчатый распорядок дня, а также «обучение-общение». И, вдоволь насладившись самообманом, мальчишка быстро решил, что лагеря это не его. И, даже если вообразить, что когда-нибудь мистер Старк захотел бы оплатить ему поездку в любой (в самый дорогой и престижный) научный лагерь, то он, пожалуй, отказался бы. А ещё юный Мститель понял, что сходит с ума, не так как наигранно, как герои фильмов (с визгом и припадками), а по-настоящему. Нервозность и хроническая тревожность сделали его параноиком, он утратил не только способность спать, но если и засыпал, то плавал во тьме, такие необходимые сны о Земле растворились в его бесконечных думах, как морская пена на берегу. И это было самым несправедливым, но пожаловаться он никому не мог, ведь жизнь безжалостна и справедливости в ней нет. Главным признаком собственного безумия юноша окрестил «растерянность». Он вкладывал в это понятие куда больше, чем просто мутность сознание и спутанность мыслей. Питер в прямом смысле потерял часть себя, когда не смог вспомнить название фильма, из которого на язык так легко легла шутка. Это не было столь болезненно, как раздробленная ключица или сломанная нога, это был лишь «лёгкий» дискомфорт с привкусом гнилого яблока. Но эта, казалось бы, ерунда, стала для Паркера трагедией. Его сердце пропустило удар, ведь если он забыл такую мелочь, то у него нет никаких гарантий, что он в дальнейшем не забудет что-то по-настоящему важное. Этот простой вывод заставил его онеметь от ужаса и замолчать на пару дней. Он перестал покидать свою тюремную камеру. Питер, как одержимый, записывал названия всех своих любимых фильмов, номера комиксов, дни Рождения Неда, Мэй и мистера Старка, также даты смерти его родителей и дяди Бена, формулу паутины, или просто забавные фразочки, что он когда-то слышал. Он быстро утратил всякую связь с реальностью, постепенно с бумаги перешёл на стены. Выцарапывая адреса своих любимых «Паучьих» мест в Куинсе, номера автобусов, он даже под потолком процарапал номер своего читательского билета, что был просрочен уже как два месяца. Он творил всё это, лишь бы не забыть, но так не могло продолжаться. У Питера не было необходимости оборачиваться, он и без этого знал, что Вечный титан Танос стоит позади. Как ни странно, страха мальчишка не испытывал, за время, проведённое здесь, он понял, что гигант не имеет привычки наказывать сам. Тот предпочитал сваливать всю грязную работу на своих «детей».Тем более, если он собирался убить его, то непременно сделал бы это уже давно, а значит, страх — это пустая трата сил.  — Я забываю, — прекратив ковырять пол, хриплым, поразившим его самого, шёпотом выдохнул мальчишка. Он не до конца понимал, действительно ли ждёт ответа, и хочет ли его вообще. — По-настоящему важные вещи не забываются, — просто ответил титан. И этот сдержанный, непривычный ответ не взбесил Паркера, а напротив, успокоил. Даже если это и была насмешка над его слабостью, Питеру действительно полегчало. Он и вправду поверил, что он ни за что на свете не забудет ни Мей, ни Старка, ни Землю, ни кто он такой…