Опилки

***

«Немного о погоде. В столице ожидается жаркая неделя. Высокая влажность, до плюс двадцати девяти…» — бубнило радио. «Сейчас бы на море, — тоскливо подумала Очако, одним глазом посматривая на молчащий телефон, — или хотя бы в бассейн… Поплавать вместе, отдохнуть…» Весь салон заполняли запахи перечной мяты и сладковатого дыма — пахло типично нервным Кацуки. На его запястье напоминанием поблескивали часы, гоняя по салону солнечные зайчики. За окном, в поднимающемся от асфальта горячем мареве, медленно проплывали далекие дорожные ограждения и неторопливо ползли разноцветные машины, напоминая этим ленивых жуков. Нервничал не только Кацуки. Они уже и так чертовски опаздывали, и Очако теоретически готова была превратить их в аэромобиль, лишь бы все это поскорее закончилось. К сожалению, закон бы им такого не простил, а геройские маячки подло молчали — нечем было оправдать безрассудное использование причуд в их официальный выходной. Потянувшись к панели, Очако сделала радио громче. Заодно понизила температуру на кондиционере, достала из бардачка клубничный чупа-чупс и, развернув его, аккуратно убрала обертку в карман джинсовых шорт. Путь обещал быть долгим, а внезапно образовавшаяся из-за ремонта дороги пробка даже не думала рассасываться. — Бесишь, — недовольно прорычал Кацуки, косясь на нее. Для ситуации, в которой они застряли исключительно по его вине, он и так молчал уже необычно долго. Очако хмыкнула и нарочито громко перекатила конфету между зубами. — Ты меня тоже, — сообщила она добродушно. — Следи за дорогой, пожалуйста, нам эту машину еще возвращать. — Да какая разница? Мы и так уже все просрали, можно выходить и идти пешком, эта ебучая пробка тянется до самого съезда! — Кацуки ткнул в навигатор на панели с такой яростью, что устройство качнулось вместе с креплением. — Ничего, — философски сказала Очако, откидываясь на подголовник и прикрывая глаза. — Деку все равно обязательно нас дождется. Сначала официальная встреча — журналисты, полиция и другие герои, как обычно, так что время есть. Поблагодарим его, как следует. — Еще бы он не дождался. Я убью его, если свалит куда-нибудь до нашего приезда. Ненавижу, блять, опаздывать! Очако улыбнулась с закрытыми глазами. Ворчание Кацуки не напрягало, а даже успокаивало — он почти всегда таким был, за исключением редких моментов, и она уже давно умела видеть сквозь его колючки. По Личной Шкале Злости Бакуго Кацуки, вдохновенно прочувствованной Очако еще в первые полгода совместной жизни, он еще даже не перешел в красный спектр. Значит, переживать за машину и окружающих было пока рано. Деку должен был вернуться в Японию с минуты на минуту, и встречали его со всей положенной герою оглаской и помпой: помощники, фанаты и СМИ. Даже какой-то политик обещал присутствовать. Все-таки, не каждый день кому-то в Японии присваивался статус международного героя, так что сразу по прилете в аэропорт у Деку вряд ли нашлось бы на них время, и сейчас это было скорее плюсом. Пока он отсутствовал, Очако с Кацуки полтора месяца наслаждались исключительно обществом друг друга и, если честно, успели порядком надоесть. Если не достать до крайности. Без Деку дома — впервые за кучу времени, — оба чувствовали себя не в своей тарелке, а это не слишком хорошо сказывалось на их характерах, и, боже, Очако никогда не чувствовала себя более сварливой женой, чем в последние дни. Ей это совсем не нравилось. Тихо вздохнув, Очако повертелась в кресле и снова взглянула на телефон. Она безумно соскучилась, и даже работа, которой без первого героя в стране стало чуть больше, не помогала переключиться с противных липких мыслей. В голову непременно лезли сотни несчастных случаев, таинственные могущественные злодеи, падающие самолеты и, почему-то, клишированные голубоглазые блондинки из голливудских боевиков — на десерт. У блондинок в ее воображении непременно образовывались гротескно пышные формы, прическа под каре, потрясающая причуда и тяга к крепким выражениям, и Очако обеспокоенно разгоняла эти образы, списывая их на собственную мнительность. Хорошо, что Кацуки не мог заглянуть к ней в голову. Она еще не готова была выслушивать издевки от того, кто однажды чуть не спалил общественный туалет, потому что Деку, на его взгляд, слишком вежливо разговаривал с сайдкиком. Не ему было ее судить. Ей просто не хватало Деку. Солнечных улыбок, веснушек и болтовни ни о чем по утрам, растрепанной кудрявой макушки на подушке и сонных объятий со спины с тихим: «Сделаешь и на нас кофе, пожалуйста?» Сладких нежностей и неслучайных прикосновений, заботы и поцелуев в нос; вопросов, которые мог задать только он, и внимания ко всякой ерунде. И без зловещего бормотания по вечерам, когда Деку разбирал и по привычке записывал что-то важное в бесконечные шуршащие блокноты, тоже было как-то тихо. Не хватало их с Кацуки глупой и совершенно старческой супружеской ругани, препирательств по поводу и без, и шумных примирений после, в которые не впечатленную всем этим Очако втягивали совершенно незаметно, в какой бы части дома она ни была. Даже запах, и тот будто пропал. Поймав себя на вдумчивом обнюхивании пледа с Всемогущим, Очако поняла, что начинает потихоньку сходить с ума. Спасали только разговоры по телефону — урывками, короткие и усталые, во время которых говорила она, а Кацуки просто пристраивался рядом и слушал, редко вставляя комментарии и делая вид, что листает новостную ленту. Не хватало всего Деку, как может не хватать важной детали в самом центре мозаики. Без нее еще угадывалась картинка и сюжет, но это уже было совсем не то — не доставало целостности, портилась эстетика. Когда Очако окончательно соскучилась, то так и сказала — вечером, когда они ужинали после нудного разбирательства с идейным пироманом-любителем и устроенными им пожарами. Кацуки тогда чиркнул вилкой по тарелке, прищурился и угрюмо промолчал, хотя обычно начинал доказывать, что они и без Деку отлично справляются. Отказывался врать — это в нем Очако особенно любила. Весь вечер после этого он подсовывал ей какие-то случайные видео и даже остался, когда она включила в гостиной любимый сериал, испортив своими язвительными комментариями весь просмотр. С представлениями о заботе у Кацуки всегда были проблемы. На что Очако точно не смогла бы пожаловаться, так это на отсутствие секса. Она подозревала, что Кацуки так скучает — и, судя по упрямой упертости, не меньше нее. Но стоило им остаться в постели вдвоем, как он волшебным образом перестал грубить, начал осторожничать и вообще вел себя странно, будто боялся расслабиться. Очако слишком привыкла к его жесткости, которую всегда компенсировал Деку, к болезненно приятной остроте и напору, и это оказалось неожиданным — вот так осознать, насколько им лучше втроем. Насколько они друг друга дополняют, даже тут. Особенно — тут. Пару дней назад Очако проснулась под утро от того, что Кацуки хмуро бубнил ей в шею что-то о «задроте», крепко прижимая к себе поперек живота. Сопение быстро превратилось в невнятное нежное ворчание, а утренний сон — в утренний же ленивый секс. Это было мило и очень доверчиво, хотя потом он и открестился, назвав Очако фантазеркой, приписывающей ему свои выдумки. Все-таки, Кацуки скучал сильнее, чем готов был показать даже ей. И, в итоге, это ожидаемо сказалось на поездке. — Мы бы не опоздали, если бы поехали на метро, — сказала Очако, подпирая рукой щеку. — Но кое-кто захотел непременно взять машину, потому что… кстати, напомни, почему? Кацуки до скрипа сжал пальцами руль. — Мне так удобнее. Терпеть не могу толкучку в сраном общественном транспорте. — Ох, правда? — притворно удивилась Очако. — А я-то думала, все потому, что у Деку тяжелые чемоданы, он наверняка устал и накупил кучу всего, а везти это в руках через город неудобно. Думала, ты, как обычно, знаешь все лучше всех, заранее обо всем позаботился и все учел, а теперь злишься, потому что что-то пошло не по плану и уже выглядит не так круто, как задумывалось… У Кацуки покраснели скулы, он стиснул зубы и уставился на номер машины спереди, яростно напрягшись. Стрелочка по шкале ярости из желтого спектра переместилась в оранжевый. Очако подняла брови. — Заткнись, — тихо сказал он. — Не понимаю, как Деку вообще тебя терпит. Широко улыбнувшись, Очако подвинулась ближе. Положила голову на обтянутое рубашкой горячее плечо, потерлась щекой и довольно сообщила в почти алое ухо: — Потому что он меня любит. И ты тоже. Это судьба. Кацуки на это смешно фыркнул, напоминая кипящий чайник, и нервно постучал пальцами по рулю. Она весело продолжила: — И тебя он любит, несмотря на ужасный характер, так что обязательно оценит все твои старания. Он же умница. Дождется. — Очако воинственно хмыкнула. — И, надеюсь, он достаточно соскучился, чтобы придумывать отмазки, потому что я собираюсь прорваться в первые ряды, растолкать всех фанаток и забрать его самого на сувениры. А ты мне в этом поможешь! Кацуки недобро оскалился — хоть в чем-то их кровожадные желания сходились, — и в этот момент их телефоны наконец-то завибрировали — синхронно. Очако первой схватила свой и взглянула на экран. На нем высветились два сообщения — одно из них, видимо, было отправлено еще до отлета, но не успело дойти, и содержало короткое: «Ужасно торопился, чуть не забыл документы! Очень скучаю, скоро увидимся!», а второе жизнеутверждающе продолжило: «Прилетел! Тут жарко! Вы где? Хочу скорее увидеться!» Машина странно дрогнула, проехав несколько сантиметров, и Очако покосилась на Кацуки. Тот пялился в телефон так зло и беспомощно, что она не выдержала и хихикнула. Признавать свои ошибки ему было непросто, но точно полезно. Глубоко вдохнув и шумно выдохнув, Кацуки на мгновение прикрыл глаза, а потом вдруг повернулся к ней с совершенно диким выражением лица и спросил: — Эй, круглолицая, как насчет поднять нас в воздух?