Губы твои сладки, как мёд,
Взгляд твой - обсидиановый кинжал в груди моей,
В груди моей бьётся сердце, но оно - твоё,
Мы связаны так тесно, что это больно
И я проникаю в тебя просто потому, что дышу
Башня Шиши - хорошо укрепленное место в скалах. Никто, кроме приставленного к ней гарнизона, не появлялся здесь со времени заточения матери Эндаса, которая, по слухам, предрекла Тейрану скорую смерть, а Дому Дагот - погибель. Такую архитектуру - простую, но добротную - называют теперь “велотийской”. Башни и крепости возникают по всему острову, знаменуя укрепление позиций кимеров. Поднимаясь по ступеням и предъявляя верительную грамоту от отца, Ворин про себя отмечает, что охраны маловато. Если вдруг башня понадобится двемерам… то они, скорее всего, её получат. Зато кочевников можно не опасаться, а Редоран поселились достаточно далеко отсюда. Ворин минует несколько этажей по круговой лестнице - та идёт вдоль внутренней стены, пересекает залу стражи, снова круто уходит вверх. Ступеньки узкие, перил либо нет, либо можно только держаться за стену. Связывающие чары, которыми напитаны здесь даже камни, вызывают лёгкую головную боль. Каково находиться в таком месте постоянно?.. Стражи выглядят необщительными и настороженными. Конечно, они знают, кто такой Ворин, да и его одежды, сопровождение, манеры и аура не вызывают сомнений. И всё же… охраняя Ирет-отступницу, они привыкли быть начеку. В первые же дни она подчинила себе раба-истопника, создала вокруг него иллюзию так, что он стал похож на Тейрана, и весь план провалился просто потому, что среди гарнизона оказался слепец-оружейник - шаги у лже-Консула показались ему что-то не особенно убедительными, как и количество магии. Дверь открывается специальным заклятьем - выйти может только тот, кто недавно вошёл. Чтобы распечатать её иначе, придётся потрудиться куда тщательнее. Ворин смог бы… но не будет. Ирет сидит у очага. Читает книгу. Единственная рабыня, что ей оставили, девушка-айлейдка со шрамами через всё лицо, кланяется; выходит в спальню. На ней слишком много тряпок, как для рабыни. - Надо же. Ты находишь время для того, чтобы поинтересоваться любопытным экземпляром, - Ирет даже не удостаивает брата взглядом, но откладывает книгу. Видно, что живот у неё и правда округлился. Простое алое платье и белые повязки на запястьях. - Я не считаю, что отец прав, заключив тебя здесь. - Он мог меня убить. Я открыто ударила его. Любой скажет, что я виновна. Ворин переводит тему; болтает обо всяких глупостях. - О чём ты пришел говорить? Что узнать? - прерывает его Ирет. - Сунгта собирает в горах верных себе меров. Заключил сделку с кланом Афлут. Скорее всего, атакует через несколько недель. - И что же я здесь могу сделать? Они молчат какое-то время. Сам воздух в башне Шиши густой, время в нём застревает, как муха-сборщица в янтарной смоле. Можно было бы поговорить обо многом, но в Доме Дагот ни у кого нет привычки тратить слова напрасно. Чёрный Шалк поселился около Красной Башни, около вулкана, на дне которого спит Тайна, но если поймать настоящего шалка-жука, его панцирь даже среди раскалённой лавы будет слегка прохладным. - Почему, Ворин? - О чём ты? Ирет кажется, что каждое слово - сломанная стелянная игла. - Почему ОН не приходит? Отец так удерживает его? Ворин, я… Ирет злится на себя. Кому-кому, а Ворину она больше не верит. Но иной связи с внешним миром может не быть теперь еще долго. - Морвин готовит своё тело к передаче ур-Дагота. Когда бы это потом ни случилось, первые посвящения лучше делать в его возрасте. - Иногда мне хочется выбраться отсюда и растерзать его, чтобы не чувствовать больше этой пустоты. Чтобы точно знать, что его нет рядом и больше не будет. - Мефала учит нас, что убийство есть истинное милосердие. Любовь - самое безжалостное… состояние. - Ты-то что знаешь о нём? - Каким бы ни был наш Дом, мы его дети, - грустно улыбается Ворин. - Мне очень жаль. Ради будущего всех нас Морвину лучше не отвлекаться от той настройки, что отец даёт ему. Ты знаешь сама, как важна безупречная инициация на этом этапе. Сорвавшись, он испортит всё. - Всё уже испорчено! - фыркает Ирет. - Вы все… знали бы вы, что знаю я. Эта тварь здесь внутри - не мер. Её тонкие пальцы с хищными, не подпиленными длинными когтями постукивают по натянутой на животе ткани. Может быть, Ирет ещё не успела перешить платья. Придется делать это самой - вряд ли айлейдка умеет хорошо шить. - Почему? - Я чувствую его желания. Я вижу его сны. Это проклятое существо. Ворин, обещай мне… нет, не так. Поклянись мне. - В чём? - Если я умру родами, ты заберешь его. Изучишь. И если нужно, уничтожишь. Я прошу тебя, поклянись мне кровью. Ты, Ворин, я знаю, не нарушаешь слова, если уж кто-то выколотил его из тебя! Ворин достаёт кинжал и проводит себе по ладони, произнося формулу. Что-то происходит с Ирет при запахе меди; она меняется в лице, подходит, вылизывает алые капли, пытается языком и зубами расширить рану. Ворин берёт её за волосы и силой приподнимает сестре голову, поворачивает к свету, падающему из окна. В глазах у неё - тьма Обливиона, и даже Ворин не может сказать, от кого из близнецов сейчас больше веет Чармой, от Морвина, что сутки за сутками проводит в изнурительных ритуалах, или от Ирет… в чьём чреве формируется нечто, по всей видимости, не являющееся даже близким подобием нормального ребёнка. Ворин сидит с ней, пока Ирет не приходит в себя. Доводит до постели, помогает лечь, тихо-тихо шепчет слова, которые не приходили на ум десятки лет - старые, забытые слова утешения в печали. Уходя, он вспоминает, что видел рабыню, что прячется от него за ширмами, раньше. Её подарил Ирет Роуркен… и шрамов у айлейдки не было. Наоборот, Ринцад ещё снабдил подарок комплиментом, что у прекраснейшей драгоценности и оправа должна быть под стать. Шрамы свежие. И не только на лице. Девушка неспроста носит длинные одежды. 2. Как правило, отыскать Печать, если он того не хочет, крайне сложно. Как правило, если Ворин Дагот хочет кого-то найти, он доводит дело до конца, и даже специфические способности младшего брата оказываются бессильны. Эндас облюбовал себе гробницу одного из пресёкшихся родов Дагот - маленькую и довольно пыльную, за пределами Цитадели - в которую никто не ходит. Там всего две комнаты, одна для молитвы и даров, вторая - непосредственно с Пределом Праха, и Ворин сперва отдаёт предкам должное - а потом резко выбрасывает руку с посохом влево. Эндас шипит, потирая плечо, и с недовольным видом становится более _заметным_. - Признаю, тебе это удаётся всё лучше. Молчание. - Ты у меня в долгу, - говорит Ворин. - Лучше никому из вас не быть у меня в долгу. Даже тебе. Послушай; не буду терять времени. Завтра… или послезавтра, это неведомо, но в самое кратчайшее время… будь в Когоруне, и не упускай меня и Морвина из виду. Когда я дам сигнал, ты используешь свои чары на нашем отце - и будешь держать его так крепко, как только сможешь. Эндас косится на брата. Ему страшно. - Нет. - Что? Ворин даже озадачен. Он не слышал, чтобы Эндас разговаривал так прямо. Чтобы он вообще, гм… разговаривал. - Не хочу. Справляйтесь сами. Я не пойду против ур-Дагота, - терпеливо поясняет младший свою мысль. - И гадать не проси. - Я могу быть очень недобрым, Эндас. Подумай хорошенько. Тебе лучше не усугублять положение, в котором ты находишься; Тейран ничего в нём не изменит, а мы можем. - Что именно? Запрёте в Башне? Проклятая Башня! Я не хочу никого убивать или помогать тебе. - Почему ты думаешь, что я собираюсь сделать нечто подобное? - Кто, если не ты? Уйди, прошу тебя. Оставь меня с моими мертвецами - они хотя бы не лгут! Или мне сейчас вспороть себе вены и обнять тебя, а? Ворин смотрит на него так, словно ему отказал во взаимодействии стул или нож. Потом фыркает, смеётся. Присаживается с Эндасом рядом. - Вот как, у тебя, оказывается, тоже есть зубы. Ничего, я переживу то, что говорю с тобой открыто. Ладно. Раз не хочешь помочь мне, тогда просто будь здесь… пару дней. Это ты можешь сделать? - Где захочу, там и окажусь, - отодвигается Эндас. - Вот и славно. Не нужно тебе видеть, что будет. Уходя, Ворин ударяет посохом в углу зала раз, другой - пробивает каменную стену сверху и снизу, и из потолка начинает бежать тоненькая струйка воды, тут же стекая в дыру в полу. - Раз уж решил здесь жить, то хотя бы приучись делать это с комфортом. Эндас не провожает его. Сидит, обняв колени, смотрит на воду. Он знает, куда отправится и где действительно нужен. 3. Двемеры - единый народ, но не единое государство. Полисы - сложная система взаимных подчинений, торговых и заводских союзов, военных и родовых коалиций… даже кимерам с их клановой системой иногда сложно понять, по какому именно принципу объединяются двемеры, а главное зачем. Их философия странна, действия нелогичны, мотивации никак не объяснимы. Даже неды подчас кажутся более близкими и понятными, хотя неды, воистину, всего лишь немногим лучше волосатых обезьян. Двемеры воинского клана Афлут, недовольные смертью Бтунды, кимеры-полукровки, изгои, отщепенцы, и просто верные старшему сыну Консула, собираются под знамя Сунгты. Он выбирает своим личным знаком механического центуриона - о, это и правда подходящая форма - и под знамёна с маской встают меры. Слишком мало. Уничижительно мало. Сунгта знает Когорун; он не хочет разрушать Алую Цитадель, лишь вернуть то, что ему принадлежит по праву, и когда он приходит под стены крепости, то ищет сперва переговоров. О, он знает как атаковать так, чтобы не повторить глупейший провал клана Роуркен - но в душе не хочет делать этого. Алая Цитадель сильна, пока все знают, что в её стенах нет трещин - что сделается, если никс-падальщики начнут растаскивать по частям её плоть и кости в момент уязвимости? Сунгта ждёт появления Тейрана, но к нему выходит только Морвин в сопровождении пары телохранителей. Ездовой никс-вол с подкованными педипальпами переступает изящно и словно красуется - хотя это всего лишь насекомое. Морвин вполне может теперь решать вещи от лица всего Дома. Его глаза - уже не алые, а заполненные чернотой - достаточно ясно дают понять, что трансформация почти завершилась. Сунгта даже рад. Вся история ур-Дагота кажется ему отвратительной; он надеялся закончить её на себе. - Я - старший в линии, Морвин. Каким бы ни было моё осквернение, оно временно. Ты не можешь переходить мне дороги. Я пришел в Когорун с миром! - Тогда зачем привёл мятежников? - О, разве стоит оскорблять так честных меров? Они недовольны некоторыми вещами. Хотят ответов. - Что ж, слышу твои слова. И вызываю тебя на суд силы, брат. Решим это дело лично… негоже тратить чужие жизни там, где речь идёт об их будущем благополучии. - Тогда бой будет на моих условиях. - Как пожелаешь. - Поединок пройдёт не в Когоруне. Я выбираю Валенварион. Десять солдат от каждой стороны. Тебе, отец… я разрешаю присутстовать, - с глумливой улыбкой заявляет Сунгта. Тейран прекрасно осведомлен о том, что происходит рядом с его родственниками - и в их душах в том числе. 3. Морвин никогда не использует посохи и не очень любит клинки. Оружие, с которым он не расстаётся - зачарованная пятихвостая плеть с лезвиями на концах плетеных шнуров. Каждое напитано чарами по-своему, и нет никого, кто мог бы столь искусно владеть подобной вещью и не повредить самому себе. Сунгта желает, чтобы магия не была использована, и Морвин готов к этому. Сунгта желает, чтобы Морвин обходился без помощи ур-Дагота, и Тейран, как ни странно, и правда убирает контроль. Плато на крыше крепости Валенварион, бывшей когда-то оплотом клана Темери, спешно расчищено. Десятеро солдат Сунгты; десятеро - Когоруна формируют нужный по обычаю круг. Кроме них присутствуют Тейран, Гилвот, Одрос и двое братьев Бтанды. Морвин кажется слишком незащищённым и лёгким - никс-гончая против центуриона. На Сунгте тяжёлые эбонитовые латы, в его руках булава, которой он прекрасно умеет орудовать. Броня Морвина - кость, ткань, чары - да собственная ловкость. Один крепкий удар - и наверное, исход будет ясен. Полудвемер уверен в победе, потому действует твёрдо - старается спровоцировать Морвина и достать в момент неустойчивого равновесия. Тот кружит рядом. Плеть задевает Сунгту несколько раз, но лезвия лишь скользят по доспехам, не оставляя на них даже приличных царапин. Морвин уворачивается и изматывает противника - хотя всем известно, насколько вынослив Полудвемер. Все это знают. И все изумляются тому, как быстро он начинает уставать. - Что ты сделал со мной? - хрипит Сунгта. - Магия не была использована! - нервничает один из Афлут. - По крайней мере та, что известна! Удар; ещё манёвр, ещё удар. Но Морвину теперь достаточно просто отходить в сторону. Он ждёт. Ждёт, когда булава уткнется в нанесенный ветром песок и крошку раздробленного облицовочного камня. Тогда он может подойти и снять с Сунгты шлем. - Ты запретил магию, но ничего не говорил о яде, - запустив когти в черные остриженные волосы, Морвин поднимает голову брата так, чтобы смотреть ему в глаза, - Для Чёрного Шалка это естественное оружие. - Ты отравишь себя сам. Морвин грустно усмехается, потом сжимает кулак - из наруча выскакивает лезвие, входя Полудвемеру в горло. Его воины бросаются к своему предводителю, но всё уже кончено. Сбитый символ на башне Валенвариона - разбитое Солнце - тускло сияет в лучах заката. Луны в этот день опасно близко друг к другу. Копьё прошивает наплечник и входит Морвину в плечо; левая рука повисает, но Морвин прекрасно владеет обоими. Он пережигает древко, зная, что времени выдёргивать наконечник нет; с разворота сдирает плетью шлем и лицо одному противнику и угощает огнём другого. Магией нельзя было пользоваться лишь на поединке с Сунгтой. - Кто ещё желает вмешаться?! - рычит Морвин, припадая на колено, чтобы отдышаться… и сделать вид, что ему хуже, чем есть. Молчание. Ворин спускается со ступеней. Подходит. Помогает брату подняться, накидывая едва заметную вуаль отсекающих чар - разум Морвина, сконцентрированный на поединке, отсоединенный временно от ур-Дагота, ещё самостоятелен какие-то мгновенья. - Насколько ты можешь сражаться дальше? - интересуется Ворин, когда брат оказывается на ногах и рядом с ним. - Сколько потребуется… Ирет, - выдыхает Морвин. - Ворин, что мы наделали! Что я... - Должны наделать ещё больше. Сейчас. Пока ты в себе. Прикрой глаза. Морвин кивает и оборачивается к отцу, закрывая лицо локтем здоровой руки. Ворин создаёт ослепительную вспышку - солдаты на какое-то время оказываются дезориентированы; накидывает сеть на Гилвота и Одроса. Обычно, чтобы восстановить зрение, требуется около минуты; сеть не расплести быстрее, чем через сорок секунд. Тейран встречает первый удар в своей обычной манере - выставляя щит Безмолвия и вытягивая чары; ломая разум и возвращая над ним контроль. Морвин теперь - в какой-то мере его часть, и потому удар ослабляет самого Тейрана; он понимает это, меняет тактику, мощным ментальным посылом заставляя разум сына ощущать столь великую боль, что для иного не остается места. Сам он способен терпеть эхо подобного без потери внимания. Морвин падает в песок; связь, которой он думал воспользоваться, теперь душит его. - С тобой я разберусь позже, - произносит, не разлепляя губ, Тейран-ур-Дагот, и разворачивается к Ворину, который старается поразить его огненными атаками. Ур-Дагот высасывает магию, мысли и чувства. Выколачивает из реальности всё её наполнение, оставляя только ветхие иллюзии, сон во сне. Ворин даёт этой силе пройти сквозь себя и взять то, что ей хочется; только вот у него нечего брать. Ворин слушал, и смотрел, и учился; Ворин наблюдал за математической любовной лирикой двемеров, и говорил с Нчунаком, и читал записи, которые запрещено даже упоминать внутри своего ума. Он даёт силе ур-Дагота выпить то, что принадлежит к узнаваемости - и ур-Дагот отвращает от него своё лицо, считая более неинтересным… Жалкий Ворин, слишком умный и самонадеянный, оказался даже слабее, чем он предполагал... В момент, когда Тейран задерживается... В момент, когда Тейран считает, что Ворин пуст... В момент, когда ур-Дагот отвлекается, решив, что душа мятежника выпита до дна, и обращает внимание на Морвина, корчащегося на земле, Ворин обретает наполнение и цвет. Он не умеет прятаться, как Эндас, или бить напрямую, как Сунгта, или плести чары, как Морвин. Он умеет молчать, терпеть и ждать; изо всех них он самый лучший охотник, потому что никто не видел его охотящимся до сих пор - настолько осторожна была его жертва. Подобные умения стоили ему неизмеримо дорого - но он становится Пустотой, и Пустота сильнее любого иного оружия. Тейран тут же понимает ошибку, но проигрывает доли секунды с контр-атакой; Ворин оборачивается зеркалом в момент удара, и Тейран выпивает сам себя за секунду, а ур-Дагот, лишаясь сосуда, устремляется туда, куда все последние месяцы ему был проложен путь. Морвин кричит, впитывая эту чудовищную силу; о, Ворин не сомневается, что это боль ещё большая, чем иллюзорные пытки Тейрана. Поединок так быстр и настолько смертелен, что никто, кроме Гилвота, наконец сбросившего сеть, вообще не понимает, что произошло. Солдаты кое-как приходят в себя. Тейран лежит без дыхания; его чёрные прежде волосы седы, а лицо, принадлежавшее в начале боя меру средних лет, стремительно иссыхает. Ворин берет кинжал, вгоняет отцу в грудь, потом подходит к Сунгте - и вкладывает ему в руку. Никто не препятствует ему. Морвин, пошатываясь, пытается встать. Ворин подбирает отцовский посох, передаёт ему. Ждёт, пока брат поднимется на ноги. Ждёт, пока тот сможет открыть глаза - теперь полностью чёрные. Ждёт, пока ур-Дагот займёт своё место и временно сгинет. - Да здравстует Консул, - произносит Ворин, склоняясь перед Морвином. Воины, окружающие их, помедлив мгновение, переглядываются - и склоняют колени. Дом Дагот молча признаёт новый сосуд своего бессменного вождя: ур-Дагот сменил лицо. Да здравствует Морвин, Консул Дагот… пусть все и догадываются, кто теперь всегда будет за его спиной. Морвин безразлично принимает почести, ища глазами своего никс-вола. В Башню Шиши и окрестности нельзя открыть портала - можно лишь всеми возможными способами ускорить ездовых животных...