Дети Баларат

      1.       Дипломатический скандал с сыном Роуркенов ещё не успел завершиться, как разверзается новый.       Тейран просчитал многое, но не всё. Двемеры, которых многие считают равнодушными к личным судьбам, всё равно не любят разбрасываться генофондом.       Бтанда был не так уже плох; но увы, он был после Ринцада и всех интриг Ирет. Бесконечная череда тяжб и взаимных подозрений обещает быть тяжёлой для Когоруна.       Сунгта достигает возраста передачи права наследия, но праздник не получается. Чародеи и воины Когоруна обычно всегда следуют за Консулом и его волей, но сейчас многие семьи, особенно те, что имеют связи с двемерами, перестают понимать, почему Тейран не желает обуздать свою дочь - да хотя бы сделать жрицей, раз уж все её мужья почему-то преждевременно попадают в объятья смерти.       Сунгта даёт им ответы - и многие из слышавших его слова становятся на сторону Полудвемера.       “Тейран слабеет, - говорит Сунгта. - Вы помните хотя бы одного Консула, что правил больше двухсот лет?”, и молодые, те, кто не привык разбираться, кивают.       “Мой отец испытывает вину перед детьми Баларат, - говорит Сунгта. - Он не одумается. Когоруну нужен Консул, который не привязан к прошлым ошибкам и не зациклен на войне с Телванни” - и все полукровки, все те, кто потерял родных в борьбе с Коричневым Домом, соглашаются.       “Клан превыше всего”, - говорит Сунгта, и ему верят те, кто хотят: в основном воины. Он дрался с ними плечом к плечу; боевые маги, которые больше придерживаются Морвина, считают его заслуги преувеличенными. Но Сунгта, сидящий в таверне с теми, с кем до этого проливал кровь, дерущийся с ними на самой “горящей земле”, лично тренирующий отряды… по крайней мере часть Чёрных Шалков выберет его с чистой совестью.       Тейран и без того назначит его преемником через несколько дней; но все видят, насколько Сунгта не хочет после этого ждать ни единой минуты.       Гораздо меньше меров знает, куда Сунгта пропадает раз в несколько недель - о существовании круга, посвященного Дагону, где воины пьют особое зелье, чтобы не чувствовать боли, и рубятся, пока есть силы - или жизнь. Войти может любой, но кто вошел, должен участвовать. Сунгта не всегда побеждает, но дерётся и с кимерами, и с двемерами, и с недскими рабами, если кто-то решает выставить их; дерется с экзотическими противниками - пару раз в Круг попадали йокуданцы или альтмеры. Выдавливая жизнь собственными руками, он ощущает её биение - и то, что существует. Сунгта ненавидит магию и всё, что убивает на расстоянии.       2.       Накануне церемонии Полудвемер приходит на женскую половину.       - Ты избегаешь меня, сестра, - говорит он, когда служанки в панике выбегают из зала, переделанного Ирет под библиотеку и кабинет.       - Как и ты всех нас. Ты давно не открывал сердца, Сунгта, если у тебя оно осталось.       Ирет всё ещё в трауре - белые одежды и обрезанные волосы идут ей.       Украшений нет, кроме длинной серебряной цепи с амулетом, что выделяется на белом платье алым мерцанием.       Сунгта, как всегда, одет просто и по-военному - так, чтобы можно было в любой момент надеть доспех и вскочить в седло - а может, и остановить предательскую руку.       - Многое мне известно о том, что происходит в Цитадели; потому прежде, чем понять, кем мы окажемся друг другу завтра, я хочу узнать, кто мы сейчас.       - ТЫ всегда был умнее, чем показывал. Но я всего лишь Дикая Невеста, - усмехается Ирет.       - Ты всего лишь хочешь играть по своим правилам… как и все мы. Когда я получу право решать, я буду вынужден велеть нашему брату удалиться из Когоруна. Возможно, на материк. Морвин хороший маг разрушения, а я намерен предпринять несколько больших походов.       - Тогда ты не получишь этого права.       - Да-а? И как же ты мне помешаешь, сестрица? И главное, зачем? Ты сможешь отправиться с ним. Подальше от любопытных глаз и всей этой… - Сунгта обводит помещение широким жестом, - ...истинно кимерской глупости. Я видел, на что ты способна. На что вообще способны женщины.       - Жаждешь устроить всё по двемерскому образцу? Братец, ты еще не кимер и уже не двемер. Ты нечто среднее. Ты видел кожу, но не внутренности; ты понятия не имеешь, куда движется Народ Шахт. Твои решения поверхностны, а планы гибельны. Дом Дагот имеет много недостатков; наши чародеи сильны, как Телванни, и распущены, как салиачи, наши воины дерутся не хуже покинутого нами Редоран и суеверны, как йокуданцы, а наши лекари опасно близки к тому, чтобы ходить в Некром, словно на прогулку. Но мы всё ещё верим Велоту, а не безумию Архитекторов.       - Мне нет дела до метафизики жрецов. Поддержишь ты меня или нет, Ирет Темери?       - Нет, Сунгта. Более того - берегись меня.       - Я услышал твои слова.       Они кланяются друг другу; Ирет подходит, чтобы посмотреть на него близко.       Всё могло бы сложиться иначе. Или нет? В твёрдых чертах сына Мзивут нет сострадания, и это хорошо. Если она проиграет, то умрет быстро. Сунгта обнимает её - держит долго, потом уходит.       Амулет на груди Ирет больше не светится - чары разряжены.       Ей немного горько от того, насколько Сунгта, оказывается, ещё не понимает, что происходит.       3.       Ворин приходит к сестре спросить кое-что о готовящейся церемонии и застаёт Морвина на её половине.       Морвин, наверное, здесь уже давно: обнимает Ирет со спины и что-то шепчет на ухо, покусывая серьгу. Сестра смеётся - она полуодета в то, в чём спит, белое платье ещё лежит на специальном столе, украшений не хватает. Сквозь тонкую алую ткань просвечивает тело - и видит Боэта, как оно хорошо, как темны острые кончики грудей и изящно-тонки татуировки, как вылеплены руки и ноги - и насколько на своём месте смотрятся ладони Морвина, гуляющие поверх шёлка и поверх золотистой кожи.       Это… недолжно видеть...       Едва заглянув в комнату, Ворин хочет уйти, но что-то приковывает его к месту.       - Зайди, Ворин. Ты ничему уже не помешаешь.       Улыбаясь, Ирет манит его подойти, и он, ругая себя, подходит - стараясь не оказаться близко.       Видит, как брат гладит её по талии и груди, согревает дыханием и прикусывает кожу на шее - Ирет теперь всегда носит широкие ошейники, чтобы не  было видно следов, но сейчас ничего нет, и заметны тёмные пятна, почти чёрные. Ворин видит, как Ирет потирается о Морвина ягодицами, бёдрами, недвусмысленно изгибается, распаляет. Видит, как Морвин задирает подол тонкого одеяния и проникает внутрь её тела пальцами, от чего сестра улыбается голодно, кусает губы, смотрит вопросительно на него самого...       Сглотнув внезапно появившийся в горле комок, Ворин делает шаг назад. Он пришёл поговорить о серьёзных вещах, в том числе о предложении, что ему сделал Сунгта, но теперь…       Наверное, нужно продолжить играть в игру, которая всем теперь известна и называется “не видеть близнецов”? Эндаса, например, не замечать проще - он и сам под ноги не лезет.       А эти двое…       - Я зайду позже.       - Останься, брат.       Видя, о чём Ворин думает, Ирет хмурится и Зовёт его. Ирет никогда не пользовалась Зовом - пользовался Тейран, пользовался Сунгта. Что Ирет вообще умеет... все знали, но как-то забывали помнить.       И Ворин останавливается. А потом подходит вплотную. Он сопротивляется Зову, но пока что примериваясь.       - Зачем?       Сестра обнимает его за шею. Трётся щекой о щёку, грудью о грудь - так, что можно почувствовать отвердевшие соски, целует - мягко, изучающе - в челюсть.       Ворин аккуратный, собранный, затянутый в алое под самый подбородок.       Все знают, что посвящение плоти он прошёл в срок и без проблем - наверняка, сварил нужные зелья сам.       - Не уходи хотя бы один раз. Будь с нами. Ты сын Дикой Ведьмы тоже.       - Я не желаю быть ограниченным этим.       - Ты всё равно чувствуешь.       Ирет зажата между ними. Морвин ласкает её внутри, но потом вынимает пальцы, влажные, кладёт ей на бёдра под тканью платья. Ирет извивается между обоими. Обнимает Ворина. Перемещает его ладони на свои груди. Заставляет сжать их, почувствовать, приласкать, но Ворин отдёргивает руки.       Он зол.       Ирет тоже - но она желает научиться принимать происходящее.       - Останьтесь оба сегодня. Нам нужно держаться друг друга. Нам стоит знать друг друга. Ты ничего не решишь, закрываясь от всего мира.       Осторожно согревает дыханием Ворину шею. Никогда не пробовала на вкус его кожу; никогда не касалась его так. Ворин пытается бороться, надо же. Из всех троих он, наверное, сильнее, но сейчас это не важно. Ирет Зовёт его снова, давит, гневаясь на сопротивление, упрашивает, ластится.       Развязывает ему кушак, тянет мантию с плеч. Морвина она знает, Ворина - нет. Безумно, отчаянно хочет узнать его вместе, хоть раз дать настоящую волю тому, что происходит слишком давно. Скользит вниз, становится на колени, распуская Ворину тесёмки на штанах. Всегда есть средство отрезать большую часть сомнений.       Ворин хочет поднять её за плечи; ему жарко и знобко одновременно. Он никогда не позволял себе думать об Ирет ТАК, потому что всегда умел избегать даже ментальных опасностей. Встречаться с Морвином глазами не хочется, но приходится - тот грустно улыбается. Тянется вперёд, целует Ворина в губы, в то время как язык и рот Ирет находят его член.       Морвин знает, зачем сестра делает всё это, хотя первая была против. Но Ворин должен выбрать сам. И Ворин тяжело и глухо всхлипывает, впуская в себя эту горькую милость - поддаться и ощутить удовольствие, которое ни с чем иным не сравнимо. Он тоже любопытен больше, чем осторожен - нужно знать, с чем борешься...       Всех троих чем дальше, тем больше ведёт; Ирет просто не может долго находиться внизу, но успевает достаточно - поднимаясь, оборачивается лицом уже к Морвину, страстно целуя, передавая лёгкий флёр вкуса. Ворин нарочно чуть груб, гладит ей грудь под одеждой, вдыхает аромат волос. Смотрит на Морвина темно. Тот улыбается снова и спускает с сестры платье вниз, что-то разорвав в нём при этом, оставляя обнажённой. Убирает Воринову ладонь, жадно приникает ртом к тёмному соску Ирет, чувствует в волосах пальцы брата. Ирет откидывает голову, смотря на них диковато.       Скорее всего, вот это - не повторится, и она наслаждается каждым мигом. Они трое снова вместе. Им стоит держаться друг друга.        Ворин вдруг закрывает лицо руками и отступает на шаг.       - Нет.       Звучит это страшно, как пощёчина самому себе, и это она и есть.       Звонкая. Безжалостная.       Шаг.       Ещё один.       Морвин смотрит понимающе. Но для него избавления нет. Он выбрал так сам и хочет продолжать этот выбор.       Уходит Ворин не оглядываясь, зная, что Ирет плачет, ненавидя себя, ненавидя их обоих, Когорун, но больше всего - собственную кровь.       В своих покоях он пользуется чарами  и тяжелейшим зельем мгновенного сна, чтобы не сметь касаться себя.        Ощущение беды нависает над ним, словно лапа двемерского паука - остро отточенная, разящая без промаха.       Завтра что-то случится - и Ворин решает действовать так, как будет выгодно ему. Морвин и Ирет имели право голоса. Но потеряли, не сумев проявить… стойкость?       Он знает, что лукавит сердцем, что ноша близнецов тяжелее его собственной, но не желает придумывать никому оправданий. Того, что он знает о Доме Дагот, достаточно, чтобы понимать: Чёрный Шалк безжалостен, кровь его - яд, но яд может стать и лекарством, если знать, как обернуть его на пользу. Истинный лекарь не должен сомневаться, отрезая гнилую плоть.       3.       Ирет сидит рядом с отцом, наблюдая за церемонией.       Она не шевелится, ничего не делает: весь круг Чармы знает, что она просто женщина, к тому же в опале. Всё, что делает Ирет - смотрит на кого угодно, кроме Сунгты.       Тот подходит к жрецу, что имеет право Овеществлять-Слова.       Дом Дагот состоит из нескольких кланов и сословий; жрецы же сами по себе делятся на внутренний и внешний круг. Девять и девять; и к каждому ещё один.       Сейчас, на рассвете, на площадке крепости Когорун, посвященные Внутренних тайн с Консулом и его детьми во главе сидят полукругом; посвященные внешних тайн стоят кольцом вокруг Сунгты, что должен умереть как военачальник и старший сын - и стать следующим ур-Даготом, начавшим перенимать силу.       Все жрецы - в алом и медном, и на лицах их маски. Овеществляющий-Слова делает несколько порезов на коже Полудвемера - это ритуальные раны, что должны стать последними в его жизни, полученными без отмщения.       Все знают, что это Одрос. Он последнее время становится наиболее очевидным кандидатом на роль следующего верховного жреца; Утол уже очень стар и болен, да и рост...       Ирет не шевелится, и смотрит скучающе куда-то на скалы вдали.       Одрос продолжает ритуал, обрывая с Сунгты одежду, что больше не достойна преемника. Обрезает ему волосы. Потом отступает, давая подойти к чаше с водой для омовения...       Полудвемер делает шаг вперед, и ещё шаг.       Мир дрожит вокруг него, как дрожит вода - и рука Ирет, прикрытая тканью.       Мир дрожит огнями Круга Дагона - лица-маски жрецов неверны, маски-лица жрецов искажаются и плывут, и становятся лицами противников. Сунгта любит “свалку” тоже, это шанс даже не думать - просто бить, бить, пока не кончатся силы…       Все ахают, когда Полудвемер вдруг разворачивается и обрушивает на Одроса тяжёлый удар слева - тот блокирует на рефлексе, но всё равно отлетает на камни. Подскочивший - кажется, Ралос, не понять - пытается подсечь, спеленать чарами, вывернуть - но встречает сопротивление. Боевые чары стекают по Сунгте, как масло по металлу.       За несколько минут почти все жрецы обездвижены - Морвин злится, но Тейран поднимает руку в удерживающем жесте, и внутренний Круг - Гилвот, Утол, Турейнулы и прочие - не двигаются.       Жрецов внешнего круга девять, но откуда-то берется десятая фигура в маске. Сунгта, словно Бык Юга, бросается на нового противника - тот уворачивается от него, словно танцует. Проходится колесом, ударяет, перекрывая кровоток в левой руке, отскакивает, уворачивается...       Сунгта бесится. В какой-то момент подлавливает его в очередном прыжке и от души заезжает в челюсть, сшибая маску - и разбивая в кровь лицо под ней. Острым краем та проходится меру по скуле и лбу - алые брызги так и летят.       Не совсем понимая, как это случилось, Сунгта стоит, измаранный в крови Проклятого.       Эндас пинает отлетевшую маску и хохочет: его все видят. Смотрят на него. Забавно, правда? Десятого посвященного во Внешних нет! Нет-есть-нет; стоит ли считать Проклятого? Мефала говорит: да, Шеогорат сказал бы: смотря какого из них; Боэта говорит - нет, Азура… уходит в Сумрак.        Эндас давно знает, что может остановить брата чарами крови, почти не напрягая сил. Первый раз он сделал это ещё ребенком, а сейчас уже вырос и окреп.       Просто кто-то подложил маску и одеяние посвященного у места, где Эндас обычно спит...       Просто когда все дерутся, почему бы не поучаствовать?..       А что будет - какое ему дело!       Эндас сперва снова проходится колесом вокруг Сунгты - откровенно демонстрируя ловкость и гибкость, а еще то, что, несмотря на разбитый нос и прочее, повреждений нет (ах, кого это заботит!). Эндас привык быть разменной монетой в чужой игре - сиблинги перебрасываются им, как мячом, покупают и продают друг друга. Что ж. Кое-что он знает и о них, но может молчать или кричать во всё горло - мертвые говорят с живыми лишь по особенным случаям… А вот Сунгта явно проиграл.       И чем больше он приходит в себя, тем лучше понимает, во что “вляпался”: кровь Эндаса на его руках и праздничном одеянии. Испачканный подобным образом, любой кимер, будь он самим Консулом, должен удалиться от мира для ритуалов очищения сроком на половину года, а то и больше, и пройти испытания в храме Мефалы, чтобы понять, отчего судьба так отметила его.       Ирет улыбается из-под тонкого покрывала на своём лице: полгода - очень много. Слишком много.       Когда Сунгта вернется, все его сторонники будут знать о нем такое, что он позавидует Эндасу, и не важно, что Ирет вложит им в головы - а что было на самом деле...       - Нет.       Сунгта просто отказывается принимать, что его может одолеть глупейший обычай.       Он всё-таки высвобождает собственный магический канал - разбрасывает стражу, что пытается заключить его в особый кокон из щитовых и сдерживающих чар.       Впадает в бешенство - то самое, которое всё пытался выставить игрой, но так заигрался, что забыл о настоящем источнике. Ирет сама не подозревала, что именно пробудила.       Даже в амоке Полудвемер достаточно соображает, чтобы опознать сестру как источник неприятностей. Эндас - пешка, которая всё сделает за внимание и доброе слово. А Ирет - достойная дочь своей матери. Сунгта бросается к ней - только вот Ирет оказывается быстрее и скручивает его по рукам и ногам огненными плетями.       Сунгта применяет щит - который трещит по швам.       Тейран сидит, не двигаясь, и точно так же сидят Морвин, Ворин и все приближённые - кто-то далеко не по своей воле.       Поединок между Ирет и Полудвемером заканчивается довольно быстро - Сунгта тратит все силы на щитовые чары и даже не может найти сил для контратаки. Ирет просто выжимает из него всё до капли, заставляя защищаться. Он никогда не был настолько хорошим магом. Она никогда не демонстрировала при нём всей силы.       На площадку врывается двемерский ездовой анимункул - за рулём один из оруженосцев Сунгты; полудвемер вскакивает в седло - и конструкция удаляется, угрожающе ощетинишвись арбалетами.       - Почему ты не остановишь его? - шипит Ирет.       - Потому что в этом нет необходимости. Мой старший сын себя показал, - бесстрастно произносит Тейран.       И наконец поднимается с трона, спускается вниз. Жрецы уже пришли в себя - тех, кому слишком досталось, обходит Гилвот. Никто не понимает Тейрана - но никому и не нужно его понимать. Ур-Дагот делает то, что должен делать.       - Морвин, подойди сюда, - произносит Консул, и Морвин встаёт, спускается, подходит. Происходит то, на что он не надеялся - думал, придется выгрызать зубами, вертеться, ждать расплаты...       Холодный обруч ритуального венца ложится Морвину на лоб, словно и должен быть там, и Дом Дагот склоняется перед новым утверждённым наследником. Чёрный Шалк выбрал следующего в цепочке. Ур-Дагот начнёт готовить его к приёму силы.       Цикл движется дальше.