Дети Баларат

      Ворину восемнадцать зим.       Ворин не любит тратить время на охоты или праздные состязания ради состязаний.       Он достаточно хорошо показал себя в реальных сражениях, чтобы ничего себе или другим не доказывать.       Его волнуют другие вещи - например, библиотека дяди, в которую он не может попасть, или странное поведение Тейрана, который совершенно замкнулся после того, как разделался с Темери и запер свою новую жену в башне Шиши. Ворин думал - закончится война, отца немного отпустит. Он снова начнет разговаривать, рассказывать вещи…       Но нет. Тейран занят либо делами Дома - скучными, но необходимыми экономическими и магическими проблемами, координацией агентурной сети, приёмом послов от других домов, дискуссиями с жрецами-архитекторами Двемер, которых нанял для строительства; либо личными магическими экспериментами и медитациями.       Сунгта, что учится у Ралоса, Мастера Всех Оружий, хватается перед всеми своими победами - здесь отразил нападение недружественных кочевников, там укротил бандитов, решивших ограбить шахту…       Морвин, что избрал главным наставником Одроса, Господина Стихий и Связей, постепенно обретает славу искусного мага и изощрённого изобретателя - ухитряется призывать несколько даэдра сразу или полный комплект даэдрической брони и оружия, или устраивает такой дождь и грозу, что присутствующим при демонстрации двемерам становится неуютно.       Ворин тих и никогда не показывает всего, что умеет. Его прочат в жрецы. Самое лучшее, что он может сделать при двух старших братьях - это и правда посвятить себя Боэте или Мефале. Дом Дагот традиционно отдаёт большее предпочтение Прядильщице и Отцу Заговоров. Азура слишком непредсказуем и капризен. Его выбирают те, кто привык опираться на то, что не является одним или другим, но промежутком.       Только вот Ворин не верит, что поклонение что-то даст. Можно совершать какие угодно обряды, но даэдра - лишь элементы сложного устройства мира. Если задумываться, ему ближе всех Боэта.       Ворину восемнадцать.       Его главный наставник, Гилвот, относится к Ворину холодно. Старик Турейнул, старейшина клана Турейнул, по традиции не имеющий личного имени, тем более. Они, словно сговорившись, не дают Ворину ни капли лишней информации за пределами ежедневных занятий - потому он привыкает разбирать каждое слово на составляющие, а те, в свою очередь, анализировать трижды.       Настоящий подарок достаётся Ворину в ночь, когда Гилвот удаляется на церемонию посвящения Морвина и Ирет в таинство наследия.       

* * *

      - Тебе не стоит знать, где растут корни вещей. Рано.       Голос Сханты твёрд и ровен.       Жена Гилвота никогда не говорит пустых слов. Для двемерки стать жрицей Мефалы - странный выбор. Потому Ворин Дагот приходит к тётке часто, особенно часто - вернувшись из своего первого настоящего военного похода; но всё не не настолько, насколько хочет.       Сханта живёт в Когоруне уже пятый десяток лет, а на свете - куда более.       - Я искал во многих книгах, сэра. Я искал очень хорошо. Не откажите мне в беседе, - Ворин склоняется перед ней, чуть ли не ударясь головой об пол.       Он выучил, как обескуражить двемеров - кимерская порывистость способна привести в недоумение даже лучших из них. Сханта не исключение. Она одевается очень просто, полностью приняв уклад дома мужа, не позволяет себе отходить от правил, занимается снабжением Крепости, а также исцелением, подменяя Гилвота, когда тот занят обязанностями жреца. Но она всё равно остаётся двемеркой.       “Учиться у женщины”, - фыркнули бы иные, но Ворин давно усвоил, что у знаний редко бывают совсем уж дурные источники.       Гилвот делится только тем, что считает нужным, а его жена… с ней редко общаются так, как её ум этого достоин…       - Не откажите, госпожа, - смиренно повторяет свою просьбу Ворин.       Сханта усмехается.       Она сухая и тонкокостная, как птица. Бледнокожая - её предки-двемеры жили исключительно под землей, что всегда говорит о высоком роде. Да, она и правда соскучилась по хорошим вопросам. И видит, что муж, как всегда, прав.       Ворин - сын своего отца и наиболее вероятный кандидат.       - Что же ты хочешь знать? - спрашивает она, оставляя счета, которые проверяла, и садится на циновку у очага.       - Что есть Чарма. Проповеди не содержат ничего, кроме искусно нанизанных слов. Но я вижу, что происходит с отцом и вижу, как.       - Ты же спрашиваешь не ради себя?       - Я не желаю занимать обсидианового трона. Но кто-то из нас будет вынужден.       - И ты хочешь знать, за какие ниточки станешь дёргать, - смеётся Сханта. - Я вижу тебя, Ворин из клана Дагот-Чарма. Забавно, что именно ты спрашиваешь меня. Всей правды я тебе не скажу, но знай, что все истории цикличны, пока кто-то не опускает меч и не наполняет их несуществованием…       Жрица берёт пригорошню сушёных листьев, бросает их в пламя. Личные её покои выглядят нежилыми - много тяжёлой резной мебели, да мало вещей. Сханта никогда не распускает волос, нося что-то вроде тюрбана, но длинные серьги и накладки из бронзы словно их заменяют.       Ворин слышал обрывок слуха, что замуж за кимера её выдали не случайно. А ещё - что она изуродована взрывом, и у нее и правда нет ни волос, ни части ушей... и что она бесплодна по приказу Тейрана, как и Гилвот. Вот обо всём этом спрашивать как-то не хочется.       Курения, между тем, начинают пахнуть всё более навязчиво.       Ворин принюхивается, морщится. Благовония не из тех, что туманят разум, скорее наоборот, призваны его прочистить, но Ворин не особенно любит подобные стимуляторы.       Сханта начинает рассказывать.       Она - ни в коем случае не хранитель Истории, это обязанность клана Турейнул из дома Дагот.       Но Мефала знает, что некоторые вещи должны попасть на свои места в обход положенных обычаев, потому что только это и двигает жизнь вперед.       - Давным-давно дом Дагот был всего лишь одним из малых домов Редоран. Родовым делом Даготов - кланов Чарма, Турейнул, Одрос и еще нескольких - являлось исцеление. Несколько семей, связанных общими браками и профессией, отправились вместе со всеми за Святым Велотом. Учились на ходу. Главой Дагот тогда был особенный мер из клана Чарма; его имя Соине, а сыном его стал Войрен. Твоё имя - лишь форма его имени.       - Надо же.       - Переклички формы иногда могут быть обманом, а могут и не быть. Слушай дальше. Соине молился Мефале, поскольку малый дом Дагот был непрочен, но его посещали и иные видения, и их он боялся. Сын же его открыл душу голосам извне, и те явили свою волю. Он убил своего отца, как говорил голос, требовавший принести в жертву самое дорогое, что было у него и у всего клана.       Соине умер, и главой дома Дагот стал Войрен. Редоран спросили его, не зная о причинах смерти Соине: где прах твоего отца? Кланы тогда кочевали и им негде было хоронить мертвецов так, как делаем сейчас мы, мумифицируя останки, хотя во времена больших стоянок для правителей делали исключения. Что-то всегда оставалось, хотя бы пепел или кости.       Войрен же отвечал резко, сказав, что не видит смысла носить с собою отжившее. Ашхан Редоран вызвал его на бой и проиграл. Войрен показал всем его сердце и сказал, что отныне будет сам главой своего дома, и с тех пор Чёрный Шалк больше не подчинялся Красному. Отныне эти дома кочевали хоть и вместе, но порознь. Велот, что был ещё жив, да будет благословлено его имя, не вмешивался, велев дому Редоран отойти и не преследовать отступников: союз был слишком нужен и тем, и другим, несмотря на противоречия.       Ты видел шалков в пустоши. Как ты их опишешь?       - Красный шалк больше размером, - отвечает Ворин. - Он не имеет яда, но имеет мощные челюсти, что способны лишить мера ноги или руки. Чёрный шалк меньше, но ядовит. Его укус может вызвать паралич, рвоту, галлюцинации. Из этого яда делают лекарства и наркотики.       Всё верно.       Что ж.       Редоран много сражались с двемерами и салиачи, и их воинам требовалось хорошее лечение. Даготы же отличались тем, что могли врачевать любые раны - а к тем, что оказывались тяжелы, искали лекарство, пока не находили. В этих же поисках Даготы первыми и сблизились с другими расами, в основном двемери. Остальные кимеры считали их лжецами, неверующими глупцами, запертыми в своей гордыне.       Войрен из клана Чарма Дагот понимал, что двемерский способ мышления достаточно эффективен. Он стал втираться в доверие их знатным персонам, сумел даже подстроить спасение жизни одного из военачальников, исцелив того от странной хвори, затем удачно выдал замуж своих дочерей и женился сам - и когда дом Редоран опомнился, Войрен оказался зятем нескольких воевод Народа Шахт, представлявших для кимеров прямую угрозу.       Он восходил упорно и последовательно.       Ни та, ни другая сторона не были в восторге от Войрена, но не могли и списать со счетов. В конечном счете один из воевод сказал: вот, на Вварденфелле есть крепость, что после нескольких нападений айлейдов, которые не смогли пробиться на остров, стоит в разрухе. Гарнизон там мал, числится она принадлежащей знатной женщине по имени Корада; брат её был там воеводой, но умер от ран. Возьми её в жёны и поселись со своим кланом в тех землях.       И Войрен сделал так.       Сханта прерывается, чтобы подбросить ещё благовоний.       Ворин слушает её, не перебивая. Звезды, видные в окно, всё ещё на безопасных местах - Гилвот не вернется долго.        Обустроившись и поняв, что земля Вварденфелла хороша, Войрен решил, что пора упрочить своё магическое могущество.       Совершив все приготовления к призыву и нанеся на тело тридцать и один знак, в лавовых пещерах Корад-Дура он позволил ядовитому черному шалку укусить себя. Видения, что молчали со времени кровавой жертвы, пришли к нему снова, но не Прядильщица была их источником на самом деле, а Чарма, что есть дыхание Ужаса.       - Знаешь ли ты, что станет с твоей душой в посмертии, отцеубийца? - спросил его Демон Неблагого Знания.       -  Её разорвут на части во гневе, но я поступил так, как ты велел мне.       - Что ж, я могу помочь тебе избежать кары, но тогда между нами будет сделка.       Войрен согласился.       - Чтобы переродиться, ты должен забрать себе тело другого существа. Лучше тебе использовать собственного внука.       - Почему не сына?       - Вы, смертные, жалки, и не умеете контролировать себя достаточно при соитии. Что же. Сперва ты закрепишь своё сознание в новом теле при зачатии, потом закрепишь при рождении, и в возрасте обретения имени ты сможешь переместить сознание и душу из своего проклятого тела в его, ещё юное и не отмеченное никакими печатями. Вы, кимеры, прячете трупы по гробницам или сжигаете, привязав душу предка к предмету; можно консервировать и душу, и воспоминания. Глупость терять подобное.       -  Как же я сумею защитить такого ребенка?       - Я дам тебе заклинание. Призовёшь женщину рода кин, и она выносит нужное дитя; потомства от меров и кин не может быть, но так вы перемешаете свою кровь. Кто ныне родится от тебя, всех ты посвятишь мне. Я же дарую вам Песнь, тон который станет для вас единым, как едины в своем звуке двемеры, но иначе.       И Войрен понял, что проклят отныне дважды, но не смог противиться и упал в горячке, ибо укус черного шалка - яд.       И он пробыл в болезни семь недель, а когда очнулся, знал мысли и дела каждого, кто един с ним по крови.       Жена его, будучи двемеркой, могла скрывать свои мысли, а те были злые - она не любила мужа и желала ему смерти. Когда же дочери и снохи оказались в тягости, Войрен отвёл их в Кора-Дур и принес в жертву, вернувшись через некоторое время с младенцами, выглядящими наполовину как даэдра, с когтями и клыками. Тогда жена его и вовсе отвратила ум свой от Войрена Дагота.       Месяцами она поила Консула отравленным зельем, но стоило тому умереть, как старший из его сыновей умер также, а внук, возрастом наречения имени, вдруг сделался словно копией деда, и быстро взял власть в свои руки, умный не по годам. Дом Дагот под его влиянием поднялся и стал спорить с домом Телванни. Корада дождалась его возвышения и отравила тоже, не дав подготовить нового тела. Войрен же занял первое, что нашёл, войдя в умирающего кравчего и все равно проведя нужные ритуалы. Корада, поняв, что бессильна бороться, бежала обратно в город-завод семейства Роуркен, откуда была родом, но там быстро погибла от неведомой болезни, не сумев сказать ни слова.       Ур-Дагот, первый Дагот, перевоплощался с тех пор много раз. Но традиция изменилась. Больше нет необходимости переносить сознание в ребёнка - Войрен уже не сохранил своей изначальной личности, лишь сумму информации - и камертон общей Песни.       Получив это знание-волю, Консул всегда меняется.       Даготы в родстве с двемери, и с кин, и с порождениями Херма Моры, но в первую очередь они есть клан Чарма, что держит вокруг себя все другие.       Гордись, что происходишь из него - и будь в ответе за то, что должен делать.       Ворин впитывает каждое слово.       Что-то здесь кажется ему в корне неверным.       Что-то - пробирает до холодного пота.       - Скажи… поэтому отец словно тает?       - О, он справляется хорошо. Пройдут годы прежде, чем он и правда ослабеет.       - Сколько Консул сможет прожить?       - Столько, сколько ему удастся удерживать баланс.       Ворин не соображает, какие ещё вопросы задать.       Он молча кланяется и уходит, преисполненный страха, потому что полученное знание может быть лишь историей действительно проклятого рода.       Ворин находит Эндаса, сына пророчицы, ставшего недавно неприкасаемым, за пределами Крепости.       Тот пытается научить никс-гончую издавать звуки по команде, и встречает Ворина с радостью - еще не привык к тому, что теперь с ним недозволено разговаривать.       Ворину плевать - никто не видит, и ладно. Можно специальные чары использовать, чтобы удостовериться, что слежки нет.       Идти к Морвину отчего-то не хочется - он последнее время ударился в настоящее соревнование с Сунгтой, кто большая заноза, потому ну его ко всем дреморам.       Ворин слышал нечто полезное о том, что может получить от младшего. Эндас теперь - живая Печать, а значит, посвящен Азуре, властительнице пророчеств и переходов, а ещё Мефале, как той, что затягивает все швы и прорехи.       - Хочешь, я покажу тебе кое-что, что ты теперь умеешь? - интересуется он у Эндаса, и тот согласно кивает.       - Тебе же не говорили, что ты можешь теперь смотреть в чужое завтра? - задаёт он второй вопрос, беря брата за руку с браслетом.       Эндас озадаченно таращится на него.       - Скажи мне, что такое Чарма? - задаёт Ворин третий вопрос.       Глаза Эндаса странным образом округляются, он начинает кашлять. Ворин ощущает, как изменяется, ломается его аура, и ликует - да, да, информация была правильной, способ работает! Эндас какое-то время привыкает к состоянию между-лунья, а потом говорит тускло, чужим голосом, глотая звуки:       - Чарма есть дыхание ЛРХН, ШРМТ есть дыхание Ужаса. Отец ваш призывает вас вонзить когти в его плоть. Отец ваш знает то, что случится, поскольку эхо идёт во все стороны времени.       Эндас бормочет что-то ещё, но ему слишком сложно.       Ворин ждёт, когда тот придёт в себя, благодарит и уходит.       Никс-гончая долго скрипит и визжит ему вслед.       Плата за пророчество - касание и нечистота спросившего на много дней. Но такую малость Ворин готов вытерпеть.