Каким ты видишь небо над своей головой?
Может быть, ты видишь его глубоким?
Какой ты видишь воду в своих ладонях?
Может быть, ты видишь её чистой?
Не осталось ни чистой воды, ни чистого неба -
Мы вспороли грудь земли
Мы вырвали у неё кости, высушили плоть пеплом -
Вот он, застит небо, вот он, растворён в источниках
Мы оденемся в шкуру этого мира
И будем пить из его сухих вен.
Сунгта никогда не знал своей матери - и считал, что в этом нет проблемы. Большая часть двемеров не ведает своих родителей. Он уже достиг совершеннолетия и имел лицо, когда его отец, Тейран Дагот, взял новую жену, кимерку Баларат - и Сунгта не видел в этом проблемы тоже. Когда Баларат предала клан Дагот и Тейран женился снова, Сунгта получил голос в совете - и не менял своего мнения касательно проблем. Он ошибался. Неприятностей в итоге получилось четыре, все разного сорта - и все впивались Сунгте в бока, как копья, которые ставят в ловушке на алита. Не то, чтобы он ненавидел своих трёх братьев и сестру: больше всего под небом и на земле Сунгта из Дома Дагот, Сутгта мца-Мзивут из почтенного рода Стунгтц, имеющего право на личных потомков, на самом деле ненавидит кимеров. Кимеров, которые поклоняются даэдра. Кимеров, которым постоянно мало. Кимеров, которые обожают всё мистическое, неоднозначное, текучее, чрезмерное, свободны в нравах, где не стоит, и налагают запреты там, где не следует. Кимеров, которые распространяются повсюду, как саранча в Алик’ре, и выпивают до дна любые тайны других народов, как никс-гончая высасывает растворённые кислотой внутренности своей добычи. Кимеров, которыми ему, скорее всего, придётся управлять, когда отец закончит свой путь - а что Тейран не вечен, ясно любому. Консул Тейран огромен, силён, полон магии, полон Чармы, подчинён ур-Даготу, хранит какую-то свою тайну, безжалостен - и стареет так же, как и все меры. Может, даже быстрее. Напряжение и интенсивность жизни не добавляют никому свежести и покоя. Сунгта размышляет о том, как займёт его место, и сама душа двемера-полукровки мрачнеет. Он не уверен, что связанный с этим ритуал не окажется очередной кимерской ловушкой, отравляющей разум, а двемер - никто без ясности ума. С детства он воспитывается на два дома, слушает наставников из цитадели Стунгтц - и из крепости Когорун. Одних слушает, других выслушивает, а слышит - как перешёптываются за его спиной и там, и сям. Взбираясь по скалам (куда ловчее многих велоти), или охотясь на никс-волов (куда эффективнее, если использовать арбалет, а не лук), или применяя магические ловушки (безо всякой чепухи из Обливиона, лишь на силе стихий) - он убеждается в мысли, что неспроста судьба сделала именно его старшим сыном. Именно он сможет дать дому Дагот истинный шанс - упорядочиться, прийти к пониманию высших вещей. Очиститься от шелухи ложных воззрений. Возвыситься. Сражаясь по правую руку от отца, защищая свои земли, захватывая новые, Сунгта понимает, как именно он усилит и укрепит Когорун, как именно Чёрный Шалк сперва сожрёт весь Велотиид, а затем, может быть, и впопьётся жвалами в шею тем полчищам чужеземцев, что хозяйничают на кимерских землях континента. О, Сунгта знает, чего хочет. Прежде всего он хочет, чтобы кимеры перестали быть дикарями, вечно жаждущими тёмной крови, но увы, его собственный отец - словно воплощение подобной напасти. Потому Сунгта знает и то, что сделает, но ещё не время. Морвин всегда идёт за ним по пятам. Нет более непохожих существ даже внешне, хотя оба и от одного корня. Морвин - воплощение кимерской магии, велотийской недосказанности, цивилизованного дикарства, острого разума, не желающего идти против не менее смертоносного чувства. Сунгта - разум и расчёт, дисциплина и трезвость, умело играющая в обратное. С Морвином что-то словно всегда немного не так - он говорит одно, улыбается немного иначе, делает третье - а приводит всё к четвертому. Он умеет призывать даэдра и управлять электричеством, и даже соглашается помогать с погодными опытами, но понять, чего он хочет, невозможно. Сунгте всё время кажется, что Морвин не верит ни единому его слову - ни единому жесту, а больше всего не верит в маску, которую Сунгта носит. Они едут на охоту вместе - загонять никс-волов. Хорошая возможность поговорить, да только не получается разговора. В каждый момент, как Сунгта использует свои уловки, Морвин обходит его магией. Дикий никс-вол - опасный противник. Помимо того, что он может ударить педипальпами или отхватить кусок мяса мандибулами, это грозное членистоногое брызжет на значительные расстояния кипящим ядом и способно совершать длиннейшие прыжки. Сунгта, выбравший раз и навсегда в качестве ездового животного кагути, предпочитает догонять жертву, петлять между длинных ног и поражать в брюхо. Легкий и проворный Морвин, лучший никс-наездник Когоруна, словно специально отстаёт… заставляет своего вола прыгнуть вперед, подмять под себя противника, соскакивает тому на спину, применяет чары. Несколько минут, и дикий вол уже укрощён - танцует и перебирает ногами, не в силах сопротивляться чародею. Морвин хлопает его по панцирю, заставляет поклониться, запустив обнажённую руку куда-то в дыру в хитине, потом направляет вола вперёд. Его собственный покорно тащится следом. Найдя третьего, Морвин видит, что это самец; что-то там нажимает в извилинах у вола, на котором едет, и спрыгивает на землю, наблюдая, как два гиганта, издавая тихий визг, сходятся насмерть, окутанные специфическим запахом гормонов, ответственных за территориальные метки и вражду. Морвин же вытирает руку от зелёной крови и наблюдает. Он не забывает ни единой насмешки, ни единого промаха, и полудвемер чувствует себя неуютно с братом, который улыбается так широко при виде жестокости, так красив и похож на свою предательницу-мать. Тяжело признавать, когда кто-то превосходит тебя в хитрости. Глядя на корчащихся на земле никс-волов, убивших друг друга, и на Морвина, который подходит выдернуть их жвала в качестве трофея, Сунгта видит своего будущего врага. Всё, что он ненавидит в кимерах, воплотилось в Морвине. Тот же смеётся - в этот день на нём не мантия, а доспехи из кости, ладно подогнанные, а в волосах сверкают зачарованные алые камни и подвески. Орудует Морвин не посохом, а зачарованным кнутом с довольно длинными плетями, на кончике каждой из которых шарик. Он обращается с этим оружием мастерски. Подходит отряд сопровождения, отставший во время погони. Морвин награждает всех почти любовными взглядами, но такая уж у него манера. Воины боготворят его, а Сунгту - нет, хотя и у двемера есть последователи, в основном такие же метисы. Двор расколется, рано или поздно. После свержения клана Темери и закрепившего это ритуала крупных противников у дома Дагот почти не осталось. Север принадлежит им - и внутренние проблемы Дома начинают становиться важнее внешних. Морвин забирает кинжал у кого-то из воинов, скидывает камзол и рубаху. Отделяет пластины от панциря павшего никс-вола. Сунгта не желает ему помогать - просто стоит да наблюдает, сложив на груди руки. Морвин действует ловко - всовывает лезвие под выросты, надавливает, одновременно поворачивая, чтобы панцирь отделился сам. Пахнет своеобразно - внутренности никс-тварей издают горько-едкий запах, а соки их организма очень часто вызывают у недов ожоги и аллергию, потому так приятно облачаться во что-то подобное. Хотя дом Дагот использует в основном кость и эбонит для своих доспехов, отдельные элементы хитина иногда нужны. Маги одеваются легче - это правило, но не закон. Сейчас дело в трофее. Яд растекся кругом; Морвин, перемазанный в никс-крови, полуголый, поднимает над головой вырезанную стрекательную железу вола, и все вопят от радости - а на точёном лице сына Баларат расцветает наконец настоящая улыбка. Солнце играет на потеках кислоты, на оберегающих от неё багровых гхартоках. Даже Сунгта не удерживается, хлопает в ладоши несколько раз. Морвин хорош. Весьма. Для кимера... Когда-нибудь придётся от него избавиться. Сунгта не верит в то, что насекомых можно приручить. Выдрессировать - да; управлять механически, грубо, как устройством - безусловно. Но не добиться привязанности и послушания.