***
— Il fait froid aujourd'hui, mais la chaleur de ton corps me réchauffe*, — проговорила тихо крепостная, сильнее прижимаясь к Григорию. Паныч расплылся в улыбке и погладил Китти по русым волосам. Они оба лежали на медвежьей шкуре, возле камина и смотрели на потрескивающий огонь. На улице смеркалось, метель не отдавала позиции и все еще во всю праздновала на улице, заметая все вокруг. — Тебе не обязательно говорить на французском, когда мы вдвоем, — сказал Григ, вкрадчиво. У них был четкий уговор: на тему своих встреч в спальне, сладострастные признания и робкие любовные фразы в присутсвии слуг они произносят только на французском. Челядь не понимает этот изящный язык, что было как никогда на руку Григорию. — Французский это язык любви, страсти и… похоти, — Китти привстала и посмотрела в глаза своего господина. Его потрепанный, полный спокойствия вид улыбнул Катерину и она оседала его бедра. Григу это понравилось. Каждый раз выходя из подвала, полного непристойных игрушек, Китти была полностью без сил, зачастую настолько, что и ходить не могла. Но именно эти их занятия любовью раскрепостили девушку. Она открыто говорила о том, чего от него хочет. Эти три месяца стали для них обоих роковыми. Китти пала перед Григорием на колени, во всех возможных смыслах, а Григорий стал рабом собственной крепостной. Он дал ей все привилегии, кои может иметь современная молодая панночка. А она дает ему свою ласку. Ее губы бродят по шее Червинского, сладостно шепчут: «Я твоя, а ты мой». Ах эти губы! Он готов продать все свои богатства лишь бы ощутить их на своих чреслах. Но ее никогда не приходится долго умолять… Она умная девочка и знает, как сделать своему господину приятно. — Нет ничего приятней, чем быть покорной слугой моего пана. Пан Червинский, — припала Китти к губам Грига, — Ты мой. Мой господин, мой мужчина, мой любовник и мой наставник. Она прерывисто дышала от нарастающего волнения и возбуждения. Григ сверлил ее глазами, как зверь, готовый к броску. — Моя Китти… — Нет, молчи. Молчи… — Катя добралась до веревки на его брюках и быстро расправилась с ней. Григ по-хозяйски взял ее за бедра. Почувствовав всю его длину в себе, Катя закусила губу и проскулила. Григорий не спешил, он наблюдал, как глаза ее закрываются в момент того самого первого проникновения, как все ее тело покрывается мурашками и просит его. Она двигала бедрами сама, но его руки, сильные и властные лежали на ее бедрах. В голове Кати снова послышался свист плети и ее кожи. Сегодня в подвале, Григ выжал из нее все соки. Тут чудаковатый прибор, на который положил глаз пан, какое-то время назад оказалась самой настоящей имитацией мужчины. Но даже это не заменит ей Червинского. С последним рывком, Катя ухватилась за медвежью шкуру, лежащую на полу и буквально свалилась всем телом на пана. Она снова была истощена до предела. Григорий снял ее с себя и накрыл пледом. Но с пола он вставать не спешил. То, что они вдвоем провели время у камина, вальяжно попивая вино и поедая яства, что сама Китти и готовила все утро сегодня, вызывало у Григория чувство уюта. — Ты завтра едешь на бал? — спросила Катя, переворачиваясь на бок и глядя на широкую спину Григория, сидящего боком возле нее, и подкидывающего дров в камин. — Да, — коротко ответил тот. Катя вздохнула и улыбнулась. — Значит так, как только я уезжаю с Григорием на бал, ты уже должна быть у меня Поняла? Ярина тебя подготовит. На балу все будут в масках, так что Григорий Петрович тебя узнать не должен. Главное: ни с кем не разговаривай, особенно с Григорием или с Николаем Дорошенко, тебя тут же рассекретят, — Христина маячила по своей спальне. На кровати уже лежало кроваво красное платье, которое заказала для крепостной сама Христина. — Как меня пропустят? Христина усмехнувшись, молча подошла к кофейному столику и взяла неприметный конверт. Пару секунд повертев его в руках, она все же отдала его Кате. — Ольга Платоновна была кое-чем обязана мне… Это приглашение. Покажешь его при входе. — Я даже не знаю, как мне отблагодарить тебя за щедрость. — Сочтемся, — Христина многозначно посмотрела на подругу.***
«Ложись спать сегодня в своей комнате и без меня.» Эти слова так четко до сих пор слышались в голове крепостной Вербицкой, что стало жутко не по себе. Он приведет женщину. Или поедет в бордель. Не столь важно где эта женщина будет с ним, но сам факт, что она будет. Это терзало Катю. Она сидела у зеркала с полными слез глазами, медленно расчесывая русые кудри. Он не может ее предать! Не посмеет! Вошедшая Ярина, тяжело выдохнула и подошла к Кате сзади. — Вы еще не готовы, пани… — Какая я пани… Мы с тобой равны, — сухо промолвила Китти, — Христина Алексеевна уже уехали? — Только что. Вместе с паном Червинским. В этот миг, в голове Кати созрела предательски ужасная мысль. А что если Григорий проведет эту ночь в постели с Христиной? Она хороша собой, кокетлива… Совершенно не такая, как Катя. Может это зацепит его, она пленит его сердце и станет вскоре Кристиной Червинской, даже невзирая на дружбу с крепостной, и тем более уж на брак с Натали Александровной.***
Григорий помог Христине спуститься с кареты, подав ей руку. Внутри особняка уже до всю гудела музыка и танцевали гости. Чей-то громкий женский смех доносился даже на улицу. Показав швейцару свои приглашения, они вошли. Христина была словно сама зима. Пусть и без белого платья, но ее походка, манера держать ровно спину и тонкие равнодушно сжатые в узкую полоску губы сделали из нее неприступную леди из высших кругов, коей она никогда не являлась. Бирюзовое платье Христины, с золотой вышивкой, пышными рукавами и оборкой на почти открытых плечах. Даже туго затянутый корсет не смог скрыть пышную налитую грудь. Григорий весь в черном, как и подобает мужчине, даже его маска была скромно черной, без излишеств, чего нельзя сказать от маске Христину, которая имела несколько перьев в тон платью — последний писк моды. — На этом наши пути расходятся? — тихо сказал Григорий, как только они вошли в зал. Пары кружились в вальсе. Кажется, Поповская и Червинский немного опоздали. — Ни в коем случае, — сказала Христина, сильнее сжав руку Григория, — Ваше ранение не спасет Вас от моей компании в этот вечер. Пока наши лица скрывают маски, мы можем поговорить по душам. Я безумно хочу узнать о Вас как можно больше и, возможно, стать хорошими друзьями. Ухмылку Григория нельзя была развидеть под маской, но Поповская точно знала — он улыбается. — Маски… Что мешает Вам говорить со мной искренне и без них? — спросил Григорий, отводя Христину подальше от танцующих пар. — Я не вижу Ваших эмоций. А это значит, что даже если кажусь Вам смешной, я этого не узнаю. — К чему весь этот маскарад? Где под масками страдальческих гримас скрываются глупцы, что давно уж позабыли о своей человечности… о том, что они могли бы быть искренними. Они так рьяно рвутся к страданиям и боли, не потому, что им сделали больно когда-то. Причина до скрежета зубами прозаична и проста: страдания и боль нынче в моде. — Так значит, мое желание это лишь очередное повиновение моде? Жаль, что Вы до сих пор так ничего не поняли… Христина взяла у проходящего мимо слуги бокал шампанского себе и Григорию. Благо, маски позволяли пить и есть. — Я давно все понял. Вы кокетничаете со мной. Жаль Вас расстраивать, но я предан своей любимой женщине. — Это вы сейчас о супруге или о любовнице? — ехидно спросила Христина, повернувшись лицом к Григорию. Под черной маской точно скрывался гнев. — Вы оскорбляете меня, — холодно промолвил компаньон пани Поповской — А вы оскорбляете чувства своей жены, — парировала Христина, сделав небольшой глоток, — Я ни в коем случае не лезу в Вашу постель и не собираюсь учить морали. Все изменяют. Без исключения. Я лишь… из любопытства хотела проверить Вашу реакцию. Да, вы истинный кавалер, не подающий виду. Браво. — Я удовлетворил Вас? Рад. Христина хмыкнула и глазами начала искать Николая. Среди толпы одинаковых на внешний вид одеяния мужчин тяжело было заметить мужчину, из-под маски которого выглядывала та самая родная родинка на лице. Он здесь. На минуту она обрадовалась, но в тот же миг ее одолела тоска. Вскоре, все должно закончиться. — Христина Алексеевна, — заговорил вдруг Григорий, — Предлагаю больше никогда не затрагивать эту тему. — Согласна, — отрешенно проговорила Христина, — Я ценю Вас, как делового человека и помещика. Таких клиентов как Вы не сыскать на всем белом свете. Николя пригласил на танец какую-то блондинку. По ее фигуре и цвету волос, она сразу поняла кто это был. Сердце бешено заколотилось. Христина извинилась перед Григорием и хотела было уйти, но какой-то высокий и статный парнишка преградил ей путь и пригласил на танец. Христина не стала отказывать. Она подала руку незнакомцу. Было бы глупо уходить от танца и нетактично, к слову. После вальса следовала мазурка. С этим танцем у Христины были связаны невероятно волшебные воспоминания. Это был ее первый танец, на первом выходе в свет. Это, казалось, было так давно… Катя вплыла в зал, так незаметно, будто призрак. Ей не приходилось раньше бывать на подобных приемах, волнение застряло комом в горле, она возбужденно потирала руки. — Катерина Степановна, — послышалось где-то над ухом у Китти и сердце ее тут же остановилось. Голос оказался таким знакомым, что ее бросило в дрожь, — Что вы тут забыли? Китти резво развернулась и сделала робкий шаг назад. — Николай Александрович, — крепостная хотела было поклониться пану, но поняла, как бы это скомпрометировало ее, — Я лишь… Не выдавайте меня. — Не стану. И также, не стану спрашивать Вас о причине и о том, кто помог Вам, — проговорил Николя, радушно улыбнувшись. Кате стало легче, но когда она увидела направляющегося к ней Григория, сердце Кати упало в пятки. Николай качнул головой. Сейчас бы Вербицкая отдала все, лишь бы только он не подходил к ней, лишь бы только не начал задавать вопросов. Николай выпрямил спину и прошептал кто-то похожее на «Подыграйте мне». — Николай Александрович, рад видеть, — сказал Григорий, натянуто улыбаясь, — Право слово, не сразу узнал Вас. — Здравствуйте, — ответил Николай с присущей ему учтивостью. — Кто же эта Ваша милая спутница? — спросил Григорий. Маска Кати закрывала все ее лицо и даже губы. Ее спасение… — Это Дарина Веденски, дочь польского купца Вильгельма Веденски. Увы, лишена возможности говорить. Но прекрасно все слышит и понимает. Катя подала ему руку, надменно приподняв подбородок. Григорий усмехнулся и легко, еле касаясь, поцеловал руку «незнакомки». Рука Кати дрогнула. «А вдруг он узнает мой запах?» — пронеслось в голове Вербицкой. Христина всегда говорила, что каждая женщина имеет свой особый запах. Его же она и оставляет своему мужчине, и он не может его ни с чем спутать… Но, учитывая, сколько было потрачено духов, сейчас она благоухала сиренью и свежими яблоками. — Мы никогда раньше не встречались? — мягко спросил Григорий, улыбнувшись уголком губ. Катя отрицательно закивала головой. — Дарина, позвольте пригласить Вас на танец, — подал руку ей Николай. Как только они ушли в толпу, Катя промолвила робкое «Спасибо». К наблюдавшему за парой Григорию, подошла Христина. Она встала справа от него, и широко улыбнулась. Катя была прекрасна, утонченная и милая. — Григорий, вы не против проветриться немного? — сказала Христина, взяв пана Червинского под руку. — Отчего же нет, — Григорий перевел взгляд на Поповскую. Они вышли из зала, прошли по коридору и Григорий остановился у входа на террасу. Осмотревшись по сторонам, он открыл дверь и пропустил вперед себя свою спутницу, перед этим, взяв висевшую на стене накидку и подав ее Христине. Христина подошла к краю и положила теплые ладони и промерзшие перила. Округа была покрыта толстым слоем снега, по городу бродили одинокие фигуры людей. Киев был неподражаем в это время года. Григорий подошел к ней сзади. — Я нарушу слово. Откуда Вам известно о моей люовнице, — спросил он и снял маску. Христина судорожно вдохнула и развернулась к нему лицом. — От меня сложно утаить что-либо, — ответила она. — Снимите маску. Она сейчас ни к чему. — И правда, — усмехнулась Христина и сняла со своему лица аксессуар. Она повертела его в руке и положила на перила, — Все тайны этого города, все его пошлые секреты хранят никто иной как торговцы. Такие как я. Коллекционеры не только материальных благ, но и всех подробностей. — Значит, вы также «продаете» сплетни, — Григорий сделал особый акцент на предпоследнем слове и сделал шаг на встречу к Христине. Но ее лицо не выдало совершенно ничего, кроме холодного равнодушия. — Нет. Коллекционеры так просто не отдают свои ценности. А ценность близкого мне человека уж тем более. — Так значит, она Вам все и рассказала. — Не она. Людей, желающих Вам позора очень много. Вы даже не догадываетесь о них, — Христина посмотрела на его руку, крепко сжимающую палку, на которую он обычно опирался при хотьбе. — Судя по всему, Вы одна из них. — Нет. Наоборот. Я та, кто предостерегает Вас, от нежелательных слухов. Вас и Катерину Степановну. Не успела Поповская даже взвизгнуть от неожиданности, как уже была прижала к колонне. Между Христиной и Григорием была лишь та самая палица, которой он и прижимал ее за горло. Христина схватилась за нее двумя руками, пытаясь ослабить напор Червинского. — Мои отношения с Катериной Степановной не твоего ума дело. Мои крепостные — как хочу так и распоряжаюсь, а ты смотри, как бы целая дошла до дома! — Что мешает сделать это сейчас? Я унесу тайну в могилу, — прошипела Христина, смело глядя в черные бездонные очи господина Червинского. Он ослабил хватку и убрал палицу от горда Христины. — Я не желаю зла, ни Вам, ни Катерине. Но о вас судачат. Это плохо отразится на вас обоих, — ровно говорила Христина, потирая шею. — Это мое дело. — Упрямый осел, — ругнулась Христина, забирая маску с перил, — Твоя упертость приведет тебя к позору. Не думаю, что Кате это нужно. — Я сам решу, что ей нужно. Христина выдохнула и посмотрела вслед уходящего Григорию Петровичу. В руке она крепко держала маску. Этот человек еще не раз принесет боль Катерине и с этим надо что-то делать. Немедленно.