***
Как огромен и прекрасен этот мир. Как много красок он дарит нашему взору. Как прекрасны птицы, что напевают нам серенады. И какие красивые и своеобразные люди окружают… И как они несчастны. Каждый по своему. Кому-то нужна любовь, как воздух, а без нее он задыхается, хватается за мелкие проблески ласки, а после, отверженный уходит прочь, снова заковывая сердце в кандалы. Кто-то эту любовь давно потерял и одиноко скитается по миру собственных скорбных воспоминаний. — Алёшенька, — прошептала Катя в бреду. Он снова рядом с ней, обнимает, просыпаясь. — Катя, — шепчет он ей в ответ, прижимая все сильнее. — Прости меня, муж мой. У меня не было выхода, — Катя открывает глаза. Солнце осветило огромные светлые покои, шторы медленно покачиваются на легком осеннем ветру. Последние птицы уже допевают свои песни, перед длинным полетом на Юга. — У тебя был выход, любовь моя. Но так захотело твое сердце. Я не обижаюсь, лишь хочу, что бы ты была счастлива, — слова Алексея звучали словно мёд для Кати. — Я могу быть счастлива только с тобой. Не уходи… — Ты же знаешь, я должен. — Тогда… забери меня с собой! — Катя уже не видела его. Она лежала одна всё в тех же покоях. — Нет. Нельзя. Ты теперь не одна. Катя подорвалась с кровати и тяжело дыша, оттянула шиворот ночной рубахи. Взгляд ее упал на мирно спящего Грига. С глаз ее покатилась одинокая хрустальная слеза, и так хотелось кричать. Как никогда прежде. Как же она скучает по нему. По его губам и глазам, цвета неба. — Что случилось? — сонно промычал Червинский, не поднимая головы с подушки. — Нет, все нормально, — слабо улыбнулась она, вытирая слезу. — Опять кошмары? — на выдохе произнес пан. — Да… Позволите открыть окно? — Катя посмотрела на сонного мужчину. Тот одобряюще промычал. Китти медленно сползла с кровати и пошагала к окну. Прохлада хлынула Кате прямо в лицо. На улице моросил дождь, ничего не было толком видно. Но Катя смогла разглядеть в темноте силуэт Йосипа, делающего ночной обход. — Возвращайся в постель, — голос Червинского теперь звучал куда уверенней и без тени сна. Катя на пятках развернулась и натянув легкую улыбку ушла к своему пану. — Твои кошмары теперь беспокоят и меня. Может какие-то отвары успокаивающие пей на ночь или еще чего… — проговорил Червинский, повернувшись набок. — Не беспокойтесь, — тихо ответила Катя, положив голову на подушку, — Это всего лишь сны. Григ пару секунд молча смотрел на свою крепостную. Она чувствовала его пристальный взгляд на себе, как его черные, как смоль, глаза рассматривают ее очертания в полумраке. Стоило ей обратить взор на своего любовника, как щеки ее покрылись румянцем. — Ты все еще смущаешься, глядя на меня, Катенька, — прошептал он, любуясь ею. Кате не нашлось чем ответить. Она подвинулась ближе к Григу и уткнулась в его широкую грудь, словно в поиске омута, куда можно провалиться. Лишь бы только он снова не приходил в ярость, лишь бы не злился на нее. Она не чувствовала любви, но он был ей нужен. Сердце ее не трепетало так, как при воспоминании об Алеше, но он был воздухом. Такой необходимый ей сейчас глоток кислорода… Убежище от ненужных мыслей и грёз. — Григорий, пообещайте мне кое-что, — сказала она на выдохе. — Ну? — Что бы не произошло, не отвергайте меня. Даже если я перестану быть Вам интересна, если моя молодость больше не будет радовать Вас, оставьте меня в подле себя, — тяжело дались крепостной эти слова, но их было нужно произнести. «Так нужно» — убеждала она сама себя, но не знала зачем. — Мне казалось, ты хочешь быть вольной, — слова Григория, будто омут ударили Катю по голове. — Хочу. Но также хочу быть рядом с Вами. Раньше Григорий мог бы отдать всё за эти слова, мог бы продать душу, лишь бы только услышать это. Его ненаглядная Катерина полностью принадлежит ему. Но теперь эти слова звучали больше как лесть… пусть и приятной. Она никогда не была просто «канарейкой». Ради обычной крепачки на ночь пан бы не заложил имение и не играл ночами на пролет в игральном доме. Он бы не осмелился враждовать к самой сильной и независимой женщиной Нежина. Китти — особенная. Теперь же, когда эта женщина стала его покорной любовницей, Григорию приелась ее компания, и он мог бы не заставлять ее спать с ним в одной постели. Но все же делал это раз за разом. Без нее его сон был беспокойным, а ее сон с ним наоборот — одни кошмары. Парадокс… Его панацеей от страха и боли была обычная крепостная Катерина Вербицкая… Жизнь та еще шутница. — Я никогда тебя не отпущу, — проговорил он медленно и вкрадчиво, — Помнишь? — Григорий, а что если… Если я полюблю Вас? — Катя посмотрела на своего мужчину. Григорий улыбнулся. — Тогда тебе будет больно, — отрезал он. — Почему? — Потому что я женат на Наталье Александровне, — он взглянул в небесно-серые глаза Китти. Они помутнели и опустились вниз. — Но разве Вы не этого хотели? Моей любви и преданности Вам? — Катя осознавала, как глупо выглядит сейчас. — Хотел. И хочу этого сейчас. Ты — Катя, моя. Моя любовница, — Григ только после того, как эти слова выпорхнули из его уст привычным бархатным легким тоном, осознал, какую боль причиняет ей сейчас. «Любовница» — равно позору. — А я если я хочу большего, — Катя вдруг приподнялась и приблизилась к Григорию максимально близко, касаясь кончиком носа его. — Тебе придется утихомирить свои амбиции, дорогуша, — проговорил он строго. Катя заткнула его страстным поцелуем. Быть просто любовницей, значит, вот ее судьба. Что же, тогда придется брать от жизни и Григория всё. А если будет больно Кате, то будет больно и Григорию. Она не заставит его развестись с Натали, пусть их брак заведомо обречен на развал, но зато она наконец-то вкусит жизнь во всех ее красотах. И пусть простит ее Алексей. Григорий всегда был пылким и страстным и в этот раз, ничего не изменилось. Он жадно целовал ее тело, прикусывал соски и немного душил, доводя Катю до грани между экстазом и обмороком. Это всегда непревзойденные ощущение. Его движения в ней сменялись с резких на плавные и обратно, сладкий стон срывался с губ Китти, лаская слух доведенного до предела Григория. И только стоило коготкам крепостной сильнее обычного впиться в его кожу, он осознавал сигнал и испускал всю похоть в нее. Обессиленные они вдвоем лежали молча на кровати. Они не поступали подло по отношению к Натали, они лишь наслаждались друг другом. Что плохого в наслаждении?***
"Я знаю о Ваших запретных отношениях с Николаем Александровичем и молю оставить его в покое. Ваша связь порочна и неправильна. Известно ли Вам, что Николай давно влюблен в Елену Кореневу? Об этом судачит весь высший свет. Если верить слухам, то и сын Елены Николенька на самом деле не сын почившего губернатора, а сын Николая Дорошенко. Я, как доброжелатель, советую Вам остановить эти порочные отношения и дать свершиться тому, что предначертанно
— Ярина принесла сегодня вместе с почтой, — заключила Христина Алексеевна, когда Николай свернул письмо и многозначно уставился в окно. — Это не могла быть она? — спросил он, полным холода голосом. — Исключено. Ярина верно служит мне не один год. К тому же, это не в ее интересах. На нее бы первой упало подозрение, что собственно и произошло, — Христина сидела в гостиной, в квартире Николя. — Ты пришла под вуалью? — спросил он обернувшись. — Да, — она нервно потерла руки. Вся эта ситуация очень сильно грозила ее репутации и репутации Николая. Кто мог решится на такое, она даже не могла предположить. — О нашей связи знали трое, — вдумчиво произнес Николай и отошел от окна, — Если, как ты говоришь, Ярина не могла никому рассказать, то, кто? — Ты жил в меня квартирантом последний месяц, пока не нашел это место. Об этом факте тяжело не узнать, с учетом того, что ты приходил в мою обитель каждый вечер. Люди могли понапридумывать себе всякого… — И чудом их фантазии оказались правдой… — Николя, — Христина встала и подошла к нему, но держалась на допустимом приличием расстоянии. Поповской было ясно, что после этого инцидента, их отношения испортятся, — Люди судачат разное. Доказывать что-либо это неосознанно подтверждать слухи. Ведь сколько не говори тугодумам правду, они все-равно будут увлечены ложью. — Но ведь наша связь это правда. Придется врать, опять… — Дорошенко тяжело выдохнул, он не смотрел на Христину, его взгляд был бегло направлен в сторону, разглядывал фарфоровый сервиз в серванте. Это заставило Христину смутится. — Ни тебе, ни мне это не впервой, — пожала плечами она. Николай обратил на нее недоумевающий взгляд. — Это… это было сейчас непочтительно. — Непочтительно? Это мне говорит человек имеющий в любовницах чужую жену? Непочтительным было завести ребенка жене губрнатора, Николай Александрович, ведь если бы этого… Ох, прости… — Христина осознала какую же глупость она сейчас сказала, она закрыла глаза и прикрыла рот ладонью. Оправдываться поздно. Николай отошел от нее, повернулся спиной и снова уставился в окно. Она ведь права в каком-то слысле. Ведь если бы не было Николеньки, все было бы куда проще. Какой же отвратительной была эта мысль. Словно червь, разъедающий спелое яблоко. — Я сказала ужасную вещь, — она говорила ему в спину, не смотря на унизительность ситуации, голос ее теперь звучал тихо, мягко, — Но с этим нужно что-то делать? Ни тебе, ни мне не нужно портить репутацию. Так что, наилучшим решением будет закончить эту связь, пока это не дало последствия похуже слухов. Христина говорила уверенно и твёрдо, не смотря на то, как ей было больно. Еще утром, перечитывая письмо, она знала, что это конец. И сейчас к полудню, когда слезы высохли, а боль немного утихла, она смогла это произнести. «Порочная связь» — вот как называлась ее любовь. «Ничего удивительного» — шептало что-то в глубине ее мыслей, — «Каждая твоя эмоция и каждое твое чувство это грех и порок. Ты — дитя порока» Этот яд разъедал ее сердце изнутри и оставлял невидимые шрамы. Давно нужно было привыкнуть к этой мысли. — Прервать? Хм, — Николай обернулся и посмотрел на нее с неподдельным интересом, — Тебе правда этого хочется? Он медленным шагом подошел к купчихе. Она на секунду прикрыла глаза, собираясь с остатками смелости. — Это необходимо, — отчеканила она, поднимая глаза. — Да. Это необходимость. Его слова были последним ножом в сердце. Ком подступал к горлу и живот завязался в тугой узел. «Все кончено…» — подумалось пани Христине и она уже заведомо знала, что этот вечер проведет за не одной бутылкой вина, отчаянно надеясь, что вино, даже если не заглушит боль, то возможно доведет ее до смертного ложе. Отбросив эту мысль, она вернулась в реальность, где ее постель снова будет пустой. Может, такова ее судьба? — Христина, — Николай подошел к ней ближе, и лучше бы он этого не делал. Всего один шаг между ними и они снова могут переступить ту черту, которую переступать впредь нельзя. Он выглядел теперь беспечней обычного, будто больше нет на нем ярма. Христина смотрела ему в переносицу, ведь если она посмотрит в его чистые глаза, то слез не удержать. — Не нужно, — прошептала она, натягивая улыбку, — Не говори ничего. Ты любишь ее. Голос даже не дрожал. Сердце кричало ей «дурёха». Лучше бы ты молчало, глупое… — Нужно. Мы придумаем, как избавиться от этих слухов. Вместе, — он взял ее за плечи. С виду грубая и черствая, Христина Поповская оказалась самым честным человеком в окружении Николая. И самым ранимым. Каждую ночь, проводя с ней, он чувствовал себя свободным от стальных оков государственного служащего и верного мужа Российской Империи. Он был простым смертным, которому хотелось рассказать все о своей жизни и все свои мысли и планы. Ему хотелось ей открываться. Она была таким человеком, к которому хотелось идти как простым смертным, так и панам. Последние остерегались ее из-за ее острого языка. Пусть она этого не понимала. Было ли это чувством любви или влюбленности? Вряд ли. Но терять такую женщину не хотелось. Совмещение друга и любовницы это опасная смесь, что может привести к неведомым мужскому самолюбию последствиям. То, что ощутила Христина в тот момент, было ни что иное как взлёт. Она не знала другого пути, как избавится на внезапной проблемы, как и Николай, но то, что они придумают решение «вместе» воодушевило пани. Теперь осталось лишь придумать выход из тупика. Но все тот же коварный голос снова нашептывал: «Ты знаешь выход. И это единственно верное решение»