Смирение

— Григорий Петрович? Вы не предупредили о своем приезде, — холодно молвила крепостная, поклонившись. Григ усмехнулся. — Сюрприз! Mon âme*, ты хорошо справилась с поручением, что я тебе дал. В поместье чисто, убрано. Я доволен. Я дал приказ принести тебе в комнату небольшой подарок. С каждым словом Григорий делал медленные шаги, сверля глазами крепостную, аки змея кролика. Катя смотрела Червинскому в глаза, так сильно сжимая книгу в руках, что тонкие пальчики посинели. — Что за подарок, mon seigneur*? — голос Кати вздрогнул. Червинский мягко улыбнулся. — Mon seigneur? Мне нравится твой французский… Подарок, — Червинский поджал губы, помедлив пару секунд, — Вечером я хочу видеть его на тебе. Сыграешь мне после ужина. — Как прикажите, — Катя наконец-то опустила глаза, не в силах больше смотреть на своего пана, особенно, когда он был так близко к ней. Она чувствовала его дыхание, как вздымается его широкая грудь и как небрежно повис воротник его сюртука. Запах пота с длинной дороги вперемешку с легким дымком табака, не только давал понять, как долго ехал пан, но и дал понять Кате, что вечером ему нужен будет отдых. Может даже массаж? Червинский на каблуках развернулся и ушел из кухни. Катя выдохнула и отпустила книгу. Посиневшие пальцы она встряхнула в тут же задумалась, почему он так рано вернулся? Оставил отца… Спустя уже пару минут, вместе с помощницами Кати пришел и Йосиф. — Зина, почисти, пожалуйста картофель и порежь кружочками. Маруся, а ты почисти рыбу. А Маша сходит по воду в колодец, — Катя дала указания помощницам, а сама подошла к ведру, помыть овощи. — Это что ж ты такое готовить будешь? — спросил Йосиф, садясь за стол и снимая картуз. — - Буйабес, — ответила Катя. — Боже збав! — вскрикнул Йосиф так, что Зина выронила картошку на пол, — Это ты что же, самого нечистого будешь на сковороде жарить? Катя рассмеялась и положила мытые помидоры на стол. — Да нет же, это блюдо такое с картошкой и рыбой, — Катя порезала помидоры ломтиками и отложила в сторону. — Кстати, слышали новость? Петр Червинский помер. Говорят, что наш паныч даже отказался хоронить беса. Тот старый совсем из ума выжил, прости Господи. Проклял сына своего, Натали Александровну и Ярослава Григорьевича! А в завещании все деньги завещал Лариске Яхонтовой. Дом-то покойной Анне Львовне принадлежал, так что остается панычу. А вот деньги… деньги все Лариска оприходовала. Она уже понакупляла платьев дорогих, золота и уехала в Париж. От так от! Паныч взял в долг у Дорошенко тысячу рублей и пообещал вернуть две. Ох, чувствую будет туго всем нам… Катя глубоко вдохнула. Теперь все встало на свои места. Григорий не выглядел расстроенным. Уставшим — да, но не более. До чего же сдержанный он человек. В спальне Вербицкую ждал подарок. На ее кровати, лежало платье сказочной красоты. Открытые плечи и глубокое декольте ничуть не делало его вульгарным, черная кружевная оборка у подола платья и на плечах… На лице Кати мимолетно пронеслась улыбка и тут же угасла. Катя вспомнила, что у мадемуазель Шефер платье было очень похожим… Но то самое платье было без кружев и было ярче. От одного лишь упоминания о Лидии Ивановне к горлу подошел ком. Но теперь ее нет в жизни Крепостной. Она до мелких деталей помнила, как Григорий Петрович приехал к Шефер с деньгами для выкупа. И это было зимой… Как только порог поместья переступил Червинский, начался сильный снегопад. Самый сильный за всю зиму. Катя в тот момент чистила конюшни, когда управляющий, ни слова ни проронив, поволок ее в дом. Платье сидело на ней идеально, а собрав волосы и оголив плечи, Катя широко улыбнулась сама себе. Она выглядела прямо как актриса. Сама она ни разу не видела театральных постановок, но, однажды, госпожа Яхонтова рассказывала Кате, о своих нарядах, о том, как бурлят страсти закулисами и как актрисам угождают богатые панычи. Катя с интересом всегда слушала ее, пока не приходил Червинский старший и не прогонял ее на кухню. Ужин уже был накрыт, но пана все не было. На улице начало смеркаться. Холодный ветер из окон бродил по гостиной. Пан желал ужинать у рояля, слушая свою фаворитку. Сегодня был особенный вечер и Кате стоит во всем угождать Григу. Ведь если она будет покорной, то значит и Григорий сделает все, чтобы Кате не было больно. Катя шагала по гостиной, по привычке, слаживая пальцы в замок. Мелкий осенний дождь забарабанил по стеклу. Подойдя к роялю, она глубоко вдохнула, сдерживая волнение, как строптивую лошадь. Закрыв глаза, она вслушалась в треск свечей, казалось, что весь мир хранил таинственное молчание. Но шаги господина, она услышала еще до того, как он спустился с лестницы. Каждый его шаг, отбивался эхом в разуме Кати и одна за одной струились картины прошлого. Алексей, их первый поцелуй. Ее Алеша… Мольба Кати, в том подвале. Рёв Григория Петровича «Я ничего не смогу сделать!». Могила, усыпанная цветами. Крики матери… Аукцион и отчаянный взгляд Червинского младшего. Молчаливое прощание, его потускневшие глаза в окне. Обрезанная коса Кати в ее руках и собственный стон. Долгие месяцы панщины. Свист плети. Крик и запах своей крови. Спустя долгое время она снова увидела Червинского. Страх смешанный с чувством опустошения. Она отправлялась из огня в полымя. Хуже ей уже не будет… Когда шаги остановились у порога, Катя обернулась и послушно сложив руки опустилась в поклоне. Червинский выглядел также, как и в день их первой встречи на кухне в Червинке. Военный камзол, награды, снисходительная ухмылка. Пан сел за стол, тогда слуги и подали горячее. — Катенька, mon oiseau, сыграй, — сказал пан, поворачивая взор на крепостную. Катя поправив шлейф платья, села за рояль. Игра на клавишах всегда придавала ей силы идти дальше и уверенности. Из-под ее пальцев струилась нежная мелодия. Червинский восседал за столом аки император, поедая сытный ужин и запивая вином, пока крепостная перебирая пальцами, играла. — Сегодня годовщина. В этот день меня забрали в армию, — прервал Червинский мелодию бархатным, сухим голосом. Катя не оборачивалась, она глубоко вдохнула и продолжила игру. Пан молчал. И молчание его было самым страшным звуком в этот момент для нее. Он пил рюмку за рюмкой, закусывая квашеными огурцами. Катя продолжала до тех пор, пока рука Грига не легла ей на плечо. Она содрогнулась и прекратила музицирование. — Камин натоплен в моей спальне? — спросил он холодно. — Да, Григорий Петрович. Неловкая тишина в несколько секунд вернула Катю в реальность. А она была таковой, что сейчас она будет снова с Григом. Со своим Григом. — Как закончишь убирать со стола, жду. Слова его аки дуновение ветра, дающее команду листьям души Кати зашевелится и задрожать.

***

Хвалебное вино, что стоило не меньше 200 рублей за бутылку жгло горло Китти, но она послушно выпила пару глотков. Григорий улыбаясь смотрел на крепостную. — Григорий, как доехали? — спрашивала она, пытаясь оттянуть время. Но Червинскому не надобно было разговоров впредь. Она пришла сюда не за этим. Притянув ее к себе, жадно целовал тонкие губы крепостной. Руки обхватили ее талию, Григорий вдавливал ее в себя, от чего Китти невольно пискнула, но поддалась. Она обвила шею пана, робко отвечая на страстный поцелуй. Стоило Китти лишь на секунду оторваться, дабы перевести дыхание, губы Червинского опустились в шее. Из уст крепачки сорвался полустон. Пан был таким же резким, как и прежде. Оставив бардовое пятно чуть ниже шеи, он обнажил грудь Китти. Тело ее задрожало, щеки вмиг покраснели. Секунду пан восхищался прелестями своей канареечки, пока не развернул ее к себе спиной и не принялся развязывать шнуровку платья. Так долго и так мучительно. Он был готов порвать платье на тряпки, лишь бы добраться до самого желанного. И вот она, обнаженная, дрожащая от осенней непогоды. Ветер за окном и впрямь усилился аки пыл пана Червинского. Китти быстро расправилась с его камзолом и брюками, оставив пана лишь в одной рубашке. «Его тело и каждая его часть это сладость, ты же любишь сладости? И вот также полюби его чресла…» — вспоминались Китти слова Христины Алексеевны. Григорий и вправду был абсолютно готов войти в тело девушки. Но не так всё просто… Она поманила его за собой к кровати, распуская волосы. Сев на кровать, Григорий потянул за собой канарейку, но та не подчинилась. Она встала на колени вподле него и притронулась к его детородному органу. Червинский блажено наблюдал, поглаживая Китти по волосам. Это было так странно и грубо, что Вербицкая задумала прекратить сию ласку. Но теперь Грига было не остановить. Он сам руководил движениями крепостной, наматывая ее волосы на свой кулак. Рвотный позыв заставил Китти отшатнуться назад, и прикрыть губы ладонью, вытерев остатки влаги с тонких уст. — Теперь встань на колени. Я так долго ждал, — прохрипел он и встал. Китти забралась на кровать и послушно выполнила просьбу. Острая боль пронзила ее, и Вербицкая вскрикнула. Он слишком груб. Нет, не так это должно быть… Она успокаивала себя, повторяла про себя, что так и должно быть. Червинский не останавливался, он жадно и глубоко имел Катю, выжимая из нее все соки. И его победный рык он направил прямиком ей в ухо. Катя рухнула и Червинский рядом с ней. Они оба не могли сполна схватить воздух, слишком душно стало в покоях. И тревожное молчание наполнило бордовую спальню хозяина дома. Китти закрыла глаза, стараясь снова взять контроль над собственным телом. Она дрожала, между бедер жгло огнем и непроизвольно ее руки охватил тремор. Что с ней такое? Григорий укрыл ее одеялом и развернув к себе спиной, взял ее в охапку. Так стало куда теплее. Катя молчала, она положила свою ладонь поверх его и судорожно выдохнула. Червинский копошился носом в волосах Вербицкой. Она снова рядом… К своему удивлению, он понял: ее очень не хватало. — Григорий?.. — Катя прошептала его имя, ощущая, как его рука покидает талию крепостной. — В горле пересохло, — холодно ответил он и встал с кровати. Девушка посмотрела на него, наблюдая за тем, как он хромая идет к столику. — Ваша нога. Может, стоит все-таки вытащить пулю? Терпеть боль всю жизнь невозможно. Григорий в ответ промолчал. Он стоял к ней спиной, наполняя стакан. Выпив залпом, он откинул голову назад. Вербицкая больше не ждала ответа. Он не хотел говорить с ней. И впрямь, зачем? Она ведь всего лишь игрушка в руках кукловода, зачем с ней разговаривать? Она ему не ровня. Куда уж пану говорить с крепачкой… Китти снова положила голову на подушку. Изнутри в ней родилось чувство, подобное злобе, но куда сильнее. Ей хотелось и заплакать и закричать «Говори со мной!» Но нет, нельзя. Не стоит вызывать у него приступы гнева. Когда Червинский лег в кровать, Катя даже не пошевелилась. — Эту пулю вытащит лишь сам чёрт. Глубоко засела тварь… Я говорил с нашим соседом, с Захарченковым, он тоже герой войны и ему пулю вытаскивали из самого брюха. Шрам уродливый остался, говорит, но зато живой. Дал он мне адрес этого военного врача. Если Богу душу еще не отдал, может стоит попробовать. Китти вскочила и взглянула в потускневшее лицо Грига. — Стоит. Конечно стоит! Червинский удивился такому оживлению Катерины и усмехнулся. — Тебе же выгоднее, коль умру. — Не говорите так… Каким бы не были злым, и порой жестоким, в вас живет добро… Я знаю. Я видела его. Давно, но этот огонёк до сих пор остался. Вы любили Вашу мать, а злые люди не способны любить. Китти не верила своим словам. Он черствый и жестокий человек и нет ему прощенья. Но он, как и любой человек заслуживает любви. Натали, отчаянная душа, любит его. Но было бы за что? Григорий молчал. Он вдумчиво смотрел вперед себя, обмозговывая ее слова. Она ведь права… Катя поцеловала его, еле касаясь, в губы и провела рукой по щеке. — Отдохните… Сладких снов, Григорий, — уголок губ ее дрогнул и она легла, прикрывшись одеялом. — Сладких, душа моя…

***

-… Если не захотят платить, придется решать проблему кардинально. И да, проконтролируй поставку тканей. После полудня должен прийти торговый обоз, — Христина глядела на Йосифа, следя, чтобы тот все записал. — Госпожа, а что делать с Жаданом? Он уже который день требует принять его, — Йосиф закрыл блокнот и посмотрел на стоявшую над ним Христину. Диван под ним неприятно заскрипел. — Скажи, что б пришел в четверг к вечеру. Выпьем кофе, Яринка приготовит брусничный пирог и заодно о деле поговорим. А сейчас ступай, нет у меня времени на разговоры. Йосиф, распрощавшись и откланявшись, ушел, закрыв дверь. Христина выдохнула и сняв платок с плеч быстро ушла в спальню. Плотно закрыв дверь, она посмотрела на обнаженного Николя, лежавшего на ее постели. Она широко улыбнулась и сняла халат. — Я думал, ты никогда не закончишь эти нудные наставления, — Николай наблюдал за тем, как пани снимает с себя халат, обнажая тело. — Прости… Я и вовсе забыла, что сегодня уже понедельник. Выходные прошли незаметно, — Христина подкралась к Дорошенко и поцеловала его в шею. — В постели с тобой и вечность… — Тс-с-с, — Христина приложила палец к его губам, — Начало звучит крайне вульгарно. Николай лишь улыбнулся. Она беспечная, простая и легкая. Да, порой она может замолчать на несколько часов, сорваться в крик, но тем не менее, в ней нет ни капли надменности или наигранности. Нелегко ей будет впредь. Да и он ведет себя, как ублюдок по отношению к ней… — Надобно навестить сегодня Катерину, — Христина положила голову на плечо Дорошенку, — Поедемте со мной? — Может, займемся более полезным делом, а после можно и навестить Катю… Николай навис над Христиной и жадно припал к ее губам.