Смирение

— Выпустите! Пожалуйста! Умоляю! Смилуйтесь! Ради всех святых! — маленькое, хрупкое тельце крепостной висело на цепях уже который час. Отблески рассвета, что доходили с маленького окошка подвала, стали единственным источником света. Руки начали болеть еще ночью. Мелкая дрожь пробегала по телу от каждого шороха. Страх вперемешку с болью и унижением. Ведь это должны чувствовать рабы в лапах своего мучителя? «Мой демон… он рядом» — шепчет ее рассудок. И он не обманул. Лязг ключей вмиг привел Катю в чувства. Григорий был в хорошем расположении духа. В кои-то веки никто не мог мешать ему наслаждаться жизнью, властью и самое главное — жаждой юного тела своей канарейки. — Доброе утро, Катенька, — пролепетал Червинский, открывая скрипучую старую дверь. В ответ он получил лишь тишину. Это забавляло. Даже в такой ситуации, будучи в цепях, она остается гордой. Ничего, это ненадолго. Он научит ее, как быть послушной девочкой. Червинский пришёл мимо веревок, что свисали с потолка петлями и узлами. Он осмотрел их, усмехнулся и прошел дальше к столу. На нём лежали какие-то мелкие вещи из кожи, веревки, деревянные палицы, даже маска… Катя приходила в подавляющее изумление от всех этих дивных вещиц. Червинский с интересом рассматривал каждую из них и улыбка на его лице становилась шире. Дойдя до большой деревянной конструкции он остановился и с минуту ее рассматривал. — Что ж, с такими вещами играть еще рано… — промолвил пан, и потирая руки приближался к крепачке. Она заерзала, от чего цепи зазвенели. — Что вы хотите сделать? — нервно взглотнула она. — Исключительно принести удовольствие нам обоим. Поначалу, это может показаться дико, страшно, даже больно, но поверь мне, это того стоит. Катенька, милая, я люблю тебя, ты же знаешь. И я хочу иметь твое тело когда захочу… и как захочу. Его дьявольская улыбка не на шутку испугала Вербицкую. Тело отказалось слушать хозяйку, она оцепенела. Даже когда холодные пальцы Грига обнажили плечо Китти, она поддалась ему. Не потому что хотела, а лишь потому, что тело не слушало ее. В голове крепостной возникли самые мерзкие мысли, до тошноты противные. Григорий медлил. Он поцеловал тонкую линию губ своей Китти и провел линию из поцелуев к шее, а после к ключице. Катя стиснула зубы. Ее душа буквально покинула тельце. Страх стучал в висках, тело дрожало, на глазах вмиг появились слёзы. Она терпела. До последнего. Терпела до того момента, пока Григорий не запустил руку под платье Катерины и силой не раздвинул бедра девицы. Она тихо всхлипнула, сжимая кулаки. Но панычу это нравилось. Нравился ее страх, ее покорность. Что же… сегодня он даст ей немного нежности. Она натерпелась за эту ночь. Темный подвал, одна одинокая… Это исправимо. Сегодня она будет спать с ним. В его объятиях, в руках своего господина. Несмотря на свое увечье, Григорий Червинский был физически сильным, плечистым и довольно неплохо тренированным. Его тело не мускулисто, нет объемных мышц, но он с легкостью поднял на руки Катю, освободив ее от цепей. Было тяжело, но ему удалось подвесить дрожащую Катю на веревки, связав ей туго руки, зафиксировав ее бедра в нужном и удобном для него положении. — Григорий Петрович, молю Вас., — прошептала она, глядя с полным слёз глазами на своего пана. — Тише, Китти, расслабься. Непривычно, я знаю. Но поверь мне, то, что произойдет, ты запомнишь на всю жизнь. Он шептал эти слова так сладко и мелодично, что любая другая давно бы согласилась на все пытки, лишь бы только прикоснуться к Червинскому. Любая другая, но не Катя. Она готова была умереть, лишь бы не чувствовать этого стыда. Она была перед ним, подвешенная, заплаканная, обесчещенная. Григорий целовал каждый миллиметр кожи своей крепостной, что-то шептал себе под нос, поднимаясь выше и заставляя Катю поддаваться ласкам. Опытные руки делали свое дело: дойдя до сокровенного, Григ обнаружил, как сочно и влажно между тонких ножек этого ангелочка. Хватит ждать. Резкий толчок заставил Катю очнутся. Слезы градом полились по щекам, покрытых румянцем. Она вскрикнула и задергалась так сильно, как это было возможно. Жадный, животный поцелуй Червинского заткнул Катю, но даже сквозь него, она тихо стонала от пронзающей ее неловкости, стыда и боли. Наперекор всему, Китти внушала себе, что чем меньше она будет думать о боли, тем быстрее все закончится. Боль понемногу сменялась до сих пор неведомым чувством удовлетворенности, веревки под тяжестью ее тела тихо воскрипывали. Тело начинало ныть, а жар внизу живота только усиливался. С каждым толчком внутри крепостной что-то вспыхивало сильнее, безвольно свисающие ноги, будто под действием чар хотели обвить Григория, но канаты не позволяли. Катя с ужасом понимала, что она чувствует то, о чем рассказывали девки во дворе Червинки, после ночей со своими молодыми парубками. Не иначе как она чувствовала еле уловимое удовольствие. И от этого Вербицкая тихо всхлипывала, понимая свою никчемность. Григорий дойдя до своего пика уткнулся носом в грудь Кати и громко выдохнул. — Катенька, — прошептал он, поправляя одежду, — Ты была послушной девочкой. Сегодня ты заслужила спать со мной в постели. Торжественно объявляя, Григорий усмехнулся сам себе. Он заранее знал, что сегодня она будет с ним при любых обстоятельствах. Снимая беззащитное тело, он не упустил возможности поцеловать свою канареечку в губы. Катя рухнула от бессилия с ногам Григория. — Приведи себя в порядок. Ты будешь отвечать за порядок в доме, за готовку. Твоя комната по соседству с моей. Скучать я тебе не дам.

***

В доме Христины был накрыт ужин для одной персоны. Она не любила пышностей и грандиозности обыденных событий, а уж тем более, что касается пищи. — Пани, Николай Дорошенко приехали. Изволите поставить еще приборы? — промолвила тихо Ярина. — Да, пожалуй, — девушка встала, поправив платье. Как только крепостная Ярина скрылась за дверью, вошел и сам Николя. Он подойдя к пани, поцеловал ей руку. — Прошу прощения, что помешал трапезничать, — начал он. — Пустяк. Я сказала принести приборы. Поужинайте со мной? — скромно краснея ответила девушка. Николя улыбнулся. — Не вижу повода отказывать. За ужином, Николай признался Христине о причине своего приезда: Катя Вербицкая. Он пообещал сам себе и своему покойному другу защищать Катю в пределах своих скромных возможностей. Клятву данную на могиле Алексея он не мог нарушить. — Чем же я могу помочь Вам? — Христина с недоумением взглянула на своего гостя. Слуги тем временем убирали со стола, оставляя лишь графин с вином и два бокала. — Просьба моя, покажется Вам весьма странной. Мне нужно, что бы Вы, наведались к поместью Червинского-младшего и узнали, как Китти там живется. Все ли с ней в порядке. Не допускает ли Григорий по отношению к ней… Николай старался найти подходящее слово, описывающее все то, что происходило в его голове, при одной только мысли, что может этот демон сделать с бедной Катериной. — Вы полагаете, что Григорий Петрович мог насиловать Катю? Боже упаси., — Христина отвела взгляд от Николая. Дорошенко на секунду пожалел о сказанном. Неужели его предположения напугали ее? Немудрено, она ведь женщина и как любая женщина, она боится любого проявления насилия — Я наслышана о том, как дворяне ведут себя с крепостными, вопреки всем законам. Поверите Вы или нет, но и я была свидетельницей того, как управляющий поместьем моего батюшки при всех изнасиловал совсем еще юную крепостную. Ей не было и пятнадцати лет. А после выпорол ее. До смерти. Это была ужасная смерть, но для Вари она была избавлением. Я помогу Вам. Но дайте мне обещание, если все Ваши подозрения насчёт Григория Петровича окажутся пустыми Вы не станете у меня просить ничего подобного. Тон Христины впервые за долгое время был серьезным, без капли смущений и даже румянец пропал с ее щек. Николай кивнул. Он улыбнулся уголком губ. Она не так проста какой кажется… — Даю слово. Повисло неловкое молчание. Николай был удивлен решительности этой милой дамочки. Он знал о ней не так много, но был уверен точно, в ней есть душа. Огромная и чистая. Не такая, как у других молодых паночек, которые падают в обморок при виде крови. Христина отпила немного вина. — Оставайтесь сегодня здесь. Час поздний, — сказала она, вернув свой былой румянец, только словив взгляд Николая на себе. — Не думаю… — Николай Александрович, не отказывайте даме. Время позднее, а мой дом для Вас всегда открыт. Об одном прошу, не засматривайтесь на моих крепачек, они самые настоящие бестии, — расхохоталась Христина. Николай улыбнулся. Наивная простота… — Я много о Вас не знаю, Христина Алексеевна? — спросил Николай, выпивая очередной бокал. — Достаточно много, — Христина усмехнулась и отвела взгляд в сторону, — Но, удивительно, как много я знаю о Вас. Со слов вашего папеньки, естественно. — Уверен, что не все, — возразил Николай и улыбнувшись поставил допитый бокал на стол. — Ох, бросьте! Каждый раз, когда сам Александр Дорошенко приезжает ко мне в поисках подарка для дочери я только что и слышу, что о Вас! И о его стремлении нас поженить… — Мне воспринимать это как намёк? — Скорее как предупреждение. Вопреки всем стереотипам, я не рвусь замуж. Как и вы не рветесь жениться. А уж тем более на внебрачной дочери Поповского. Но все-таки, есть ли что-то, что Ваша супруга должна была бы знать… Какая-нибудь скрытая деталь… — Не думаю, что этот разговор сейчас к месту, — Николай вмиг побледнел, только вспомнив свою дорогую Елену. Как же она была прекрасна, в бежевом пышном платье, синей накидкой из меха лисицы и округлым животом… Это был последний раз, когда он видел любимую женщину. — Откидывайте все предосторожности, Николя, они мешают жить, — Христина отпила еще вина. Дорошенко легким движением руки преподнес бокал к своим губам и осушил его за долю секунды — У меня есть сын. Незаконный, — отрезал Николай, когда алкоголь добрался до его горла, опалил глотку. Паныч повернул холодный взгляд на Христину. Улыбка упала с ее лица, — Его мать это единственная женщина которую я люблю. Сейчас и впредь. Потому я и не женюсь. Не хочу испортить жизнь женщине, которая могла бы быть моей женой. Пауза затянулась на целую вечность. Он смотрел на нее пустым, холодным, отчаянным взглядом. Взглядом безумца, что вот-вот выстрелит себе в сердце. Она смотрела на него без капли сочувствия, лишь с неподдельным удивлением. — А Вы? Что скрываете Вы, Христина Алексеевна? Вопрос прозвучал в голове Христины как выстрел. Она секунду смотрела в глаза Николаю, а после, спохватившись, опрокинув бокал вина, бросила поспешное «Прошу меня извинить…» и умчалась в комнату, подальше от этого вопроса, в надежде забыть сегодняшний диалог. С того момента, который разрушил спокойную жизнь девчонки, прошло не больше года. Но каждая секунда той ночи и последующего утра не давала спокойно жить. Она постарела на сотню лет за одну ночь и выплакала океан слёз. Призраки прошлого шлейфом тянулись за ней, а шрамы так и не затянулись. Когда она увидела Николая Дорошенко, на приеме у своего отца, то была искренне удивлена его манерам, его холодному равнодушию ко всему происходящему. Он был приветлив, но также и избегал ненужных диалогов. Бросая комплименты Христине, он не подозревал, что она давно, заочно полюбила. Это не была любовь в привычном ее понимании. Христина не желала его, как желает женщина мужчину, не хотела быть его женой. Она хотела быть верным другом, соратником. В спальню пани влетела как летучая мышь, громко хлопнув дверью. Она судорожно сама развязывала узлы на корсете, всхлипывая от собственной беспомощности. Благо прибежала Яринка в покои и принялась помогать пани. — Христина Алексеевна, вы опять вспоминали про свадьбу? Нельзя же так! Совсем не думаете о последствиях, — начала причитать Ярина. Христина выдохнула. — Это нельзя забыть.

***

Поздно вечером, когда поместье уснуло мирным сном, не спал только Григорий. Он ждал Катю в своей опочивальне, раскуривая опиум. И дождался. Катя постучалась в дверь и сердце Грига запело. — Входи, — громко сказал он, не вставая с кровати. Катя пришла, как и просил Червинский, в ночной рубашке. Она поклонилась и не поднимая взгляда. Он движением руки позвал ее к себе. Китти подошла к кровати, медленно села на краю. — Спать сегодня будешь со мной. Как ты? Ничего не болит? — спрашивал Григ, всматриваясь своими черными глазами в самую душу крепостной. — Все хорошо, Григорий Петрович., — ответила она, робко поднимая глаза на своего пана. — Я тут подумал. Когда никто не видит, можешь звать меня по имени. — Как скажите, Григорий Пе… Григорий. — Вот и славно, иди ко мне, — он отложил в сторону трубку и протянул руки к Китти. Вербицкая легла в крепкие объятия пана. Такой беззащитной как сейчас, она себя никогда не чувствовала. Вдруг, он просто хочет дать ей немного ласки, а после снова унизить? — Засыпай, Китти. И пусть приснятся тебе края, где горит рассвет, где тихо, уютно и нет беды. Засыпай…