<…>
Дворец В то же время. Валериус едва скрывал своё раздражение, как и сам мэр северных регионов, когда разговор пошёл по кругу снова. Он краем глаза взглянул на Графиню. Она так и не поменяла позы с начала аудиенции – всё также прямо восседала на троне, положив одну руку на подлокотник. Её лицо не выражало ни тени усталости, а голос звучал всё также ровно и спокойно. В то время как сам посол уже чувствовал, как затекла спина и начинали болеть ноги. После придворный посмотрел на Леговца и невольно вспомнил слова шута, с которым был вынужден частично согласиться. Одетый в тёмные одежды, украшенные мехами, да и ещё в доспехах, высокий широкоплечий мэр в действительности напоминал медведя, в то время как графиня – светлая и ещё более прекрасная в лёгком синем платье с золотом – оказалась не птицей, а большой кошкой. Она сохраняла хладнокровие, готовая в любой момент выпустить когти. – Вы не видите всего того, что вижу я. При всем уважении к вам, миледи, – снова и снова. Эту фразу Валериус слышал уже второй, третий… Пятый раз за вечер? Он сбился со счета. – Они постоянно пытаются нарушить наши границы, следы их преступлений долетают до самых пограничных территорий, да и глашатаи, – а это что-то новое. Посол заинтересованно повернулся к мэру. – Постойте, мэр. Согласно приказу и с тех пор, как война подобралась к нашим границам, вы должны были озаботиться безопасностью наших граждан и расселить поселения. В особенности пограничные: Цируция, Джация и Юльция. – Люди не могут оставить дома и урожай. Это их история, миледи, их родные места, да и средства. Их мало. Миледи долго всматривалась в лицо мэра. Едва заметная хмурость мелькнула на её лице, в то время как брешь Леговца дала сбой – медведь чуть ссутулился. Он начал проигрывать словесный бой и выказывать первые признаки необходимого подчинения. – Властомил! – властный голос миледи раздался на весь тронный зал. Спустя некоторое время в нём появился худощавый бледный и суетливый человечек, который терялся в собственных широких черных одеждах. Валериус приложил огромные усилия, чтобы скрыть своё отвращение. Властомил не был придворным. Графиня назначила его казначеем, который заведовал содержанием денежных средств, контролировал их поступление и расходы, составлял сметы. И в этом титуле он был куда важнее их всех вместе взятых, что заставляло Валериуса и других невольно считаться с этим суетливым и сухим человеком. – Да, миледи, – он оказался подле её трона и резко поклонился, отчего чуть не потерял равновесие, но потерял шапку, чем вызывал короткий писк со стороны слуг и громкий смешок Леговца. – Властомил, – чуть тише повторила миледи, прикрыв на мгновение глаза. – Напомни закон чрезвычайного положения сто двадцать шестой. – Сто двадцать шестой? – Властомил распрямился, осмотрелся и, наконец, заметил пропажу шапки и её саму. – О, прошу прощения! – он мигом подобрал её, после водрузил на голову. – Итак, сто двадцать шестой приказ, подписанный вашей светлостью, гарантировал денежное содержание столицей всех поселений, начиная от маленького типа, заканчивая приближенными к городскому типу. А также обязывал мэров регионов обеспечить людей временным проживанием. Особенно тех регионов, что оказались не по собственной вине близко к передовой. Он был подписан всеми мэрами спустя два дня после начала войны в столице Везувии в … – Довольно, – миледи подняла руку, останавливая Властомила. Казначей почтительно поклонился, но не так низко, чем и сохранил шапку, отойдя чуть в сторону. Взгляд Эллейты обратился на мэра. – Вы подписывали закон, согласно которому обязались выполнять долг перед гражданами вашего региона. Мы выделяли средства на их содержание, и люди до сих пор продолжают проживать в опасных условиях. – Средств достаточно мало и… – А вот и неправда! – вставил своё писклявое Властомил, чем вызвал удивление Валериуса и ещё большее раздражение от Леговца. Казначей посмотрел на миледи, которая позволила ему продолжать. – Согласно статистике в трёх селениях – Цируция, Джация и Юльция – проживает в общей сложности около двадцати семей. На каждую семью исходя из необходимых средств к существованию были выделено сто золотых, пятьдесят серебряных и двенадцать медняков койнов, – с каждым словом лицо мэра темнело ещё больше. – В общей сложности материальная помощь, выделенная из казны, составила две тысячи пятьдесят золотых койнов и двадцать четыре серебряных. Деньги были отправлены в три этапа. Сначала на помощь семьям Цируция, потом Джация и последняя отправка, двумя неделями позднее, была предназначения для Юльция. Кроме того, из суммы при расчёте мы вычли необходимость постройки новых домов, ибо вы уведомляли нашу палату о расселении семей в оставленные священниками поселения. У меня всё, миледи. – Благодарю, Властомил. Итак, Леговц. Везувия взяла на себя все расходы и взяла с вас обязательство по расселению людей. Спустя три месяца после принятия закона я слышу от вас, что этого ещё не произошло. Потрудитесь объяснить, на что вы потратили две тысячи пятьдесят золотых койнов? «Абсолютный провал», – Валериус позволил себе кроткую усмешку, наблюдая, как мэр пытался подобрать слова для оправдания. Он склонился ещё больше, когда как графиня так и не изменила своей позы, однако и у последней наблюдалась незначительная брешь. Одной рукой Эллейта крепко стиснула подлокотник трона. Посол нахмурился, предчувствуя возможный конфликт. Тем временем Леговц всё-таки отыскал слова, промямлив: – Миледи, эта война… – Достаточно! – графиня резко встала. Похоже, её терпению пришёл конец. Она отбросила назад длинные синие рукава. – Вы снова говорите о войне, когда как не обеспечили безопасное проживание граждан, которых клялись защищать. Вы обвиняли разведку Везувии в недальновидности, считая, будто меня вводят в заблуждение. Но всё, что я вижу сейчас перед собой, это очередного человека, развращённого властью и желающего войны. Не удивлюсь, если, устроив государственное расследование, мои люди найдут две тысячи золотых койнов, вложенных на укрепления, порох и обмундирование. Вы предпочитаете вступить в заведомо проигрышную войну, но даже не прилагаете усилий, чтобы сохранить мир и спокойствие на территориях, особенно поддающихся провакациям. Не так ли? Леговц, распрямившись, посмотрел на миледи, а потом его лицо побагровело и скривилось от гнева: – Вы всего лишь девчонка, посаженная на престол. Вы думаете сохранять нейтралитет, но Везувия рано или поздно обязана будет вступить в конфликт. – Если это произойдёт, вы окажетесь на ней в числе первых добровольцев, среди обычных солдат, сражающихся в пехоте. Там ваша ярость пригодится куда больше, Леговц. А пока этого не случилось, – Эллейта перевела дыхание и слегка умерила злость, – вы вынуждены слушаться приказов девчонки, посаженной на престол. Посему ступайте обратно в регионы и обеспечьте людей существованием. Иначе эта девчонка казнит вас за казнокрадство, а вашу голову повесят в центре Колизея. Как делал мой отец и братья. Ведь вам эта стратегия жестокости, не требующего особого ума, куда ближе и понятнее. – Я лишь предупредил. – То же делаю и я, Леговц. Не забывайтесь, – Эллейта снова присела на трон и посмотрела на стражников рядом. – Проводите мэра обратно в покои и проследите, чтобы завтра же он покинул город. Леговц не удостоил миледи поклона и, развернувшись, вылетел из тронного зала с опущенными плечами, чем распугал слуг с другой стороны дверей. Валериус качнул головой – он знал, что воины, добравшиеся до власти, не всегда отличались умом, но чтобы выдвигать обвинение Графине. «На что он рассчитывал?» – Властомил, вы свободны. Благодарю вас за речь, – голос Эллейты лишился эмоций и снова звучал отстранённо. – Конечно-конечно, миледи. Всё, как вы прикажете, и всё на благо Везувии, – казначей поклонился низко, на этот раз придержав шапку, а после маленькими шустрыми шажочками засеменил к выходу. Валериусу показалось, что ещё немного и Властомил пустился бы в довольный пляс. Когда дверь тронного зала закрылась, Валериус остался наедине с Эллейтой, не считая, конечно, парочки слуг, всё также сиротливо стоявших в тени тяжёлых штор. Посол посмотрел на графиню – сейчас она сидела на троне расслаблено, позволила себе сгорбиться, а пальцами одной руки массировала висок. – Вам что-то нужно для успокоения? – Валериус подошёл к миледи. – Быть может, дальновидные мэры, не зацикленные на власти, – графиня позволила себе усмешку, после они оба надолго замолчали. Валериус осмотрел тронный зал, вспоминая все аудиенции. С началом войны эта стала одной из тяжелых, к тому же закончившаяся прямыми угрозами в отношении личности графини. Посол обеспокоенно осмотрел Эллейту. Худенькая и хрупкая, она казалась совершенно маленькой в этом троне, хотя, будучи ребёнком Валериус помнил, как предыдущий правитель – младший из братьев Шанских – был настолько большим в ширь, что не умещался на нем. С тех пор многое изменилось, как правитель, так и сама Везувия под его началом. – Всё, что он сказал, это… – Я знаю, милый друг, – Эллейта поднялась и осторожно коснулась руки посла с нежностью и заботой. – Если бы я внимала всем оскорблениям, пускаемым в лицо или за глаза, я бы уже давно забилась куда-то в угол и не радовала или не портила бы Дворец своим присутствием. – Меня вы только радуете, – Валериус улыбнулся и сжал руку графини, которая качнула на его слова головой, но улыбнулась в ответ. – Недовольные будут всегда, к сожалению. Угодить всем не получится и… Ах! Графиня схватилась рукой за голову и начала заваливаться вперёд. Валериус потянул её на себя, после осел с Шанской на пол, чем уберёг её от падения с лестницы. Лицо Эллейты перекосилось от боли, к тому же её начала бить крупная дрожь. Губы, казалось, побледнели ещё больше, в то время как глаза стремились закатиться назад. – Врача! Живее! – Валериус коснулся её щеки пальцами, чьи подушечки обожгло. Графиню мучил жар и… «Неужели она вела аудиенцию при таком состоянии?» – посол посмотрел на подбежавших слуг. – Чего стоите, за Виоцци, живее! – Нет, нет, – слабый голос и прикосновение к его руки остановили Валериуса. Графиня повернула к нему голову и из последних сил сфокусировала на нём взгляд. – Позовите Аишу. Только… – Она маг. – Ва-лериус, прошу тебя, – она говорила из последних сил, её язык заплетался. Посол перевёл дыхание, чувствуя, как внутри наступала ярость. Даже в таком состоянии графиня вспоминала не о квалифицированном докторе, а о придворных магах, которые, как считал он, служили больше для увеселения и гаданий, нежели для чего-то стоящего. «Стой», – Валериус тяжело вздохнул, после поднял графиню на руки. – Живее ведите меня к Альназаррам, – шикнул он на слуг, которые мигом принялись показывать дорогу.<…>
– Раз, два, три, стражник усни! Бомбочка раскололась прям перед ногами двух амбалов и, завертевшись, начала выпускать снотворный газ. Бум! И вскоре оба стражника так и рухнули у дверей кабинета. Тишину прорезал звук стали и кольчуги. Аккуратность уже не волновала повстанцев: кабинет снабженца оказался слишком близко к месту, где была отличная слышимость ниспадающих вод с акведука. Звуки её эхом раздавались по помещениям доков и заглушали практически любой звук. Повстанцы, на чьих лицах были надеты маски, чтобы предотвратить возможность действия снотворного на них самих, покинули укрытие. – У нас есть десять минут, – Агана пнула носком сапога стражника в бок. – Бомбы пока не долго действующие. – Тогда не будем задерживаться, – крикнула ей Хаш. Люцио остался стоять у дверей, карауля периметр, в то время как товарищи принялись обследовать каждый уголок кабинета. Он оказался маленьким и лишённым дворцового богатства, только стол был напрочь завален различными бумагами и документациями, среди которых особенно выделялась книга. По всей видимости гроссбух, где записывались торговые перемещения дворца. Всё, что слышал Люцио был шум ниспадающих вод, который начинал раздражать. Он создал им прикрытие, однако сейчас мог стать погибелью. Из-за этого практически невозможно было услышать приближение противника. Ко всему прочему кромешная тьма сужала простор и визуального поиска, однако именно на ней отчётливо виднелись вспышки факелов и фонарей караула. Когда вдалеке забрезжил свет – как раз-таки от туда, где был проход, связывающий выход в доки и дворец, Люцио развернулся. – Стража, нам надо уходить, – он подошёл к Хаш, которая быстро просматривала записи гроссбуха за последний месяц. – Мы ничего не нашли, – отозвалась ведьма, перевернув страницу. – Если мы останемся тут дольше, то рискуем потерять всё, – Люцио посмотрел на неё, после перевёл взгляд на бумаги. Бесчисленное множество записей, развёрнутых писем, деклараций и… – Златовласка прав, как бы мне не хотелось это признать, – подала голос Агана. … и среди части документов особенно выделялась одна бумажка. Люцио взял её в руки и поднёс к свету. Почерк – вот почему она показалась ему странной. Концы некоторых букв были удлинёнными и состояли из дополнительных закорючек, что особенно представлялось странным среди страниц идентичного почерка. – Это, – он подал бумагу Хаш. – Это? – ведьма удивлённо посмотрела на воина. Агана, подошедшая ближе, прочитала текст письма. – Всего лишь договор о поставке подарков от Пракры к празднику. Стандартная ситуация, – хмыкнула та. – Мы можем взять этот документ? – настаивал Люцио. – Нет, – Хаш качнула головой. – Пропажу заметят и тогда станет всё ясным. – Да и чего ты прицепился! – хмыкнула Агана, но воин не слушал её. Люцио положил бумагу на стол и начал среди вороха документов искать чистый листок. Он отыскался на самой глубине вороха бумаг, заваленный различными печатями. Выхватив его, как и чернильницу, Люцио принялся быстро копировать текст письма. Агана, качнув головой, последовала к двери, где стала выглядывать стражу, о которой говорил воин. В то время Хаш стала возвращать беспорядок к прежнему положению вещей. Гроссбух она положила на полку, после обеспокоенно осмотрела Люцио. – Что ты желаешь найти? – Манера письма не даёт покоя. Позже поясню, – ответил он, снова посмотрев на оригинал и продолжая писать. Агана обеспокоенно крикнула: – Не хочу или хочу поторапливать, но пора делать ноги! Они скоро будут здесь, к тому же наши болванчики приходят в сознание. – Люцио… – Хаш повернулась к воину. – Сейчас, – ему оставались последние строки, которые он писал уже не столь чётко, просто выделяя некоторые слова. Из-за двери, прорезав даже шум воды, раздался болезненный стон. Люцио поставил последнюю закорючку, и тогда повстанцы рванули из кабинета. Они укрылись за ящиками и как раз вовремя – другой патруль пришёл на смену, когда как прежний поднимался с места, раскачиваясь. – Молись, чтобы это было ценным, златовласка, – шикнула Агана, доставая очередную бомбу-снотворное. – О, религия мне не ведома, попрыгунчик, – парировал Люцио, подув на записи, чтобы те быстрее высохли. Хаш оставалось только шикнуть на них, чтобы те не выдали их местоположение. Путь из доков до убежища явно представлялся богатым на колкости.