Нейтралитет

      Дворец.       Крыло правителей Везувии было лишено богатств, отчего слуги или гости, впервые оказавшиеся здесь, считали будто оно походило больше на бараки и помещения для обслуживающего персонала. Сложно было представить, как средь блёклых стен в полутёмном помещении (не все фонари зажигались) могла бродить сама правительница Везувии и что именно в этом скудном крыле располагались её покои. Они также были лишены вычурных излишеств, присуждаемых власти.       Покои были соединены с кабинетом и имели выход как в купальни, так и на балкон, откуда открывался вид на родной город. Стол и шкаф не могли вместить всю документацию и книги вместе с картами, которые графиня использовала для изучения и работы. Некоторые из писем так и оставались лежать в стопке или оказывались на полу, распространяя тоску на любого, кто глядел на неё. И в самом углу покоев – скрытом от глаз посетителей – располагался небольшой алтарь, где были установлены лики Божеств. Эллейта, в отличие от остальных членов её семьи и придворных, была верующей. Она понимала – когда ответы на вопросы не могли дать книги, не мог подсказать опыт, а советники были такими же растерянными или когда отчаяние захватывало с такой силой, что казалось не было выхода, она просила помощи и успокоения у Провидения. Просила указать верный путь и дать ей ещё немного сил и времени, чтобы сделать Везувию лучшей, а её граждан счастливее.       Как просила и сегодня.       Эллейта открыла глаза и, посмотрев на старые иконы, замерла. Пламя свечи освещало центральную фигуру Божества, которое отбрасывало тень на своих последователей и советников. Отчего-то в этом образе миледи на мгновение представила саму себя – единственную, верующую в нейтралитет Везувии и окружённую людьми, слепо требующим этот нейтралитет нарушить. Призывая тем самым выбрать сторону. Но была ли она такой же светлой? Или это, наоборот, именно графиня ослеплена традициями, когда как другие, светлые умы, видят больше её. Эти вопросы Эллейта задавала себе с появлениями первых требований о вступлении в войну. И она спрашивала не только себя, но и почившую мать – единственную, кто мог образумить жестокого отца и кто был лучиком мудрости и благоразумия. Как бы поступила она?       «Довольно», – опустив руки, Эллейта осторожно поднялась и, потушив свечу, покинула алтарь. В покоях царил приятный запах лаванды, который приносил с собой успокоение и позволял хоть на мгновение забыть о пагубных мыслях и долге перед страной. Взгляд графини зацепился за фигуру магессы, что продолжала расставлять по комнате благовония.       – Иногда, я чувствую себя довольно глупой и растерянной. Вместе с тем опустошённой, – Эллейта осторожно прошла к чайному столику и присела на ворох подушек, поморщившись. Боль, пронзившая в тронном зале, отступала неохотно, но благодаря настойкам магессы она хотя бы смогла подняться и ходить.       – Если вам это приносит покой, то не стоит подобного стыдиться и, тем более, чувствовать себя глупой. Все мы во что-то верим, – Аиша отвернулась и, установив последнюю палочку благовоний, прошла к миледи.       – Но не представитель власти в городе, который обязался соблюдать терпимость к верованиям и блюсти, прежде всего, объективные законы нашего государства, – Эллейта внимательно наблюдала за магессой, которая с особой аккуратностью налила целебного отвара миледи в пиалу.       – Так твердят правила. Однако всегда ли будет покойно сердце, если следовать только им? – Аиша поставила чайник обратно на столик также медленно и аккуратно, отчего не слышно было даже звука от соприкосновения со стеклянной поверхностью стола.       Эллейта всматривалась в лицо магессы, размышляя над её словами, после чего глубоко вздохнула, сдавшись:       – Не могу не согласиться, – и снова прикрыла глаза, медленно выдохнув.       Аиша Альназар – придворный маг и приближённая Графине. Единственная, кому миледи могла всецело доверить не только состояние собственного тела, но и духа. Как и её мужу – Салиму Альназару – доверила конструирование многих объектов в Везувии, предоставив вместе с тем и обширную мастерскую с полным доступом ко всем средствам и материалам страны и за её пределами. Эллейта пригласила чету Альназар, как только узнала о магах из южных поселений Везувии, предложила им работу и обеспечила всем необходимым. Этим графиня, несомненно, разозлила большинство придворных и продолжала злить их, предпочитая общение с чудаковатыми изобретателями и гадателями. И, быть может, Шанская была неправа, когда-то доверившись всецело незнакомцам и доверяя им сейчас, но это покажет только время. «Во всяком случае, каждый желает знать своё будущее», – она открыла глаза и осмотрела Аишу. Ведь ещё одной слабостью графини была мистика и всё то таинственное, что было сокрыто от её глаз.       – Миледи? – магесса кивнула на её внимание. Голос её окончательно вывел графиню из задумчивости. – Вам стоит выделять больше своего времени на отдых.       – Отдых, да? – Эллейта подалась вперёд и обхватила руками пиалу. – Возможен ли он, когда вокруг столько хаоса, среди которого Везувия – единственный оплот спокойствия, да и то шаткий? Провокации, ложь, подстрекательства. Уверена, на дне Великого суда всё это будет в разы хуже. Не исключено, что кто-то попытается выдвинуть обвинения в отношении меня и моей деятельности как Графини.       – Потому вы должны предстать на празднике как мудрый, а главное здоровый правитель, чтобы ни у кого не осталось сомнений в твёрдости ваших намерений. В частности, в стремлении защитить народ, – Аиша сложила руки на коленях, внимательно глядя на миледи. – Потому вам необходимо набраться сил и доверить решение дел некоторым союзникам.       Эллейта хмыкнула:       – Едва ли. Придворные опаснее даже тех, кто назвал себя повстанцами. И доверить им часть дел накануне праздника? – графиня качнула головой.       – Пускай они и не честны с вами до конца, и их обуревает жажда власти, негодование и собственное тщеславие, но они всё ещё остаются эффективными исполнителями, которых вы при всей своей гибкости и мудрости можете использовать.       – Добрые слова, сказанные в нужное время? – Аиша мягко склонила голову, вызвав на лице миледи скупую улыбку. – В этом есть смысл, да и моя чрезмерная скрытность может привести к потере доверия и упущения возможностей. Пускай считают себя умнее меня. До поры до времени.       Альназар мягко взяла пиалу, разделяя вечернее чаепитие с графиней. Они отказались от предложенных слугами сладостей и фруктов, потому столик в этот день выглядел довольно бедным.       – Мои настойки и благовония не панацея от усталости, к ним организм рано или поздно привыкнет. Чем спокойнее правитель, тем спокойнее те, кто вокруг него. Разум ваш должен быть чист, однако сейчас я вижу смятение в ваших глазах. Что-то беспокоит вас, миледи?       – Тебе об этом сказали твои предсказания? – Шанская замерла.       – Не только они. Помогла и наблюдательность. Когда у тебя довольно скрытный муж и сын, берущий с него пример, невольно учишься подмечать самые мелкие детали поведения.       – В этом ты напоминаешь мне мою мать, – Эллейта улыбнулась, вспомнив сына Альназаров – белобрысого ребятёнка, от чьей тихой любознательности не находил покоя весь дворец и те, к кому он обращался напрямую. – Нас в семье было четверо и скрыть от этой женщины было ничего невозможно. Ах, счастливые времена беззаботного и ещё наивного детства.       Шанская окинула взглядом покои, позволив себе предаться воспоминаниям. Когда-то эти помещения принадлежали её матери. Обитель спокойствия и науки, где всегда можно было найти поддержку или укрыться от зверств, которые учинял отец и о которых обязательно говорили во всем дворце. У родителей были разные покои: в последние годы совместной жизни они не выносили друг друга, но никогда не показывали своего недовольства на людях. Знали, чем это могло обернуться. Тогда, в детстве, для маленькой Эллейты покои матери представлялись единственным светлым местом во всем во дворце. Была ещё и библиотека, но и там можно было наткнуться на совсем злобные книжки. Эллейта вздохнула и мягко качнула головой, сбрасывая с себя наваждения.       – Несмотря на то, что мое решение блюсти традиции страны и выступать в войне соседей нейтральной страной, я буду неправа, если скажу, что меня не тревожит происходящее. Разведчики докладывают удручающие новости – передел территорий может продлиться ещё долго, ибо нет абсолютного преимущества как у Пракры, так и у Тройверрии, – Эллейта посмотрела в сторону балкона, где ветер трепетал высаженные там растения. Её взгляд зацепился за них, вместе с тем мыслями графиня пребывала в зале слушания отчётов подчинённых.       – Тревожит ли вас безопасность собственных границ или, быть может, вы в тайне желаете положить конец войне? Найти способ, который поможет этому, – с осторожностью обронила Аиша, тщательно подбирая слова.       Эллейта скосила на неё взгляд, прищурившись. Всё внутри замерло то ли от страха, то ли от ощущения собственного удовлетворения. Ещё никогда решение позвать Альназаров ко двору не казалось ей верным, как сейчас.       – Первое – мой долг перед страной, которую охватывает ужас. Его несут из-за границ, раздувают, отчего до столицы доходят уже слухи, будто и Тройверрия, и Пракра уже выступают как союзники против Везувии. Итогом становится паника народа, появление группировок, подобных повстанцам. Да и беженцы, которым мы решили оказать помощь – их вид напоминает о войне. А люди у нас особо чтят собственную независимость и сделают всё, чтобы не лишиться её. Народ сейчас будто сидит на углях в ожидании, нетерпении, готовый в любой момент взяться за оружие. Мешает только власть и её нежелание давать приказа, – Эллейта скривилась. – Второе. Мысли об этом появились не так давно, но с каждым часом занимают все мои думы. Что если б Везувия смогла бы примирить эти два государства? Выступить послом и принести мир? Ведь весь конфликт случился из-за территорий, важных Тройверрии, и гордости Пракры, не желавшей отдавать их. А ведь они даже неплодородны – сухая и узкая полоска камня, где по местным поверьям обитают духи божеств религии тройверров.       – И вы ухватились за неё, как спасительную веточку.       Шанская медленно кивнула и прикрыла глаза.       – Я неправа?       – Едва ли. Любая мысль и возможный вариант имеют последствия. И лишь с позиции последних нам удаётся понимать, верным будет шаг или нет. Иногда это подтверждается временем через несколько десятилетий, иногда сразу, но ваше желание и помыслы благородны и имеют смысл. Если вы желаете примирения между государствами, то чем не идеален праздник на нейтральной территории, где каждый складывает оружие и борется только на словах.       – Сделать из Великого суда день Примирения? – Шанская внимательно осмотрела Аишу.       – Люди, погрязшие в войне, крови и смертях, устали от неё не меньше, чем собственные правители. Последние зачастую не видят последствий собственных деяний, ослеплённые гордостью, принципами и закованные в догмы религии. На Великом суде вы, миледи, собираете не только знатных господ, но и простых людей, желающих вашей аудиенции и справедливости. Позвольте господам услышать рассказы поселений севера, посмотреть на войну глазами нейтрального государства и, быть может, пересмотреть свои взгляды.       – Стать родителем, который покажет детям их последствия…       – Если это потребуется.       Эллейта задумалась, допив отвара из пиалы. Мысль о примирении возникла спонтанно в ночь после чтения очередных трактатов и сводок с войны. Призрачная, опасная, но вместе с тем способная решить проблемы всех трёх государств. Покончить войну и оставить Везувию нейтральной стороной, а также сделать из неё судью, посла и миротворца. Однако кое-что не давало Шанской покоя.       – Затея, признать, не лишена опасности. Тройверры и пракрийцы разные, но объединяет их собственная гордость. И праздник может привести как к примирению, так и к кровавой бойне.       – Вполне, однако каждый желает заполучить ваше расположение и Везувию в качестве союзника. Думаю, это заставит их сложить оружие.       – Надеюсь, слова твои будут близки к реальности и… Ох!       Миледи вздрогнула, когда её руки коснулось что-то холодное. Она испуганно посмотрела вниз. Возле руки на подушке также замерла фиолетовая змея, которая с любопытством наклонила голову.       – Чимс, – выдохнула Аиша, удерживая в руках чайник. Она испуганно посмотрела на миледи, после на питомца.       – Я думала слуги нарочно распускали слухи, не желая заходить в ваше крыло, а они оказались правдивы, – Графиня мягко улыбнулась и посмотрела на магессу.       – Он чрезвычайно любопытен, вместе с тем совершенно неопасен с друзьями и теми, кому доверяют их хозяева, – поспешила пояснить Аиша.       – Любопытный и прекрасный, чем подобен своим содержателям, – Эллейта хмыкнула и раскрыла ладонь. Чимс склонил голову и неуверенно положил её на пальцы графини, после, осмелев, забрался по руке, обвив её.       – Он чувствует ваше смятение и невольно желает помочь.       Эллейта мягко улыбнулась, разглядывая питомца, который в ответ смотрел на неё золотыми глазками, похожими на бусинки. На душе у графини расцветало необычное спокойствие, впервые за столь долгое время она отыскала ответы на многие вопросы и теперь, расставив всё по местам, могла действовать дальше. Попытаться реализовать то, благодаря чему Везувия прославиться как миротворц, или как наивное нейтральное государство. Повлиять на это можно было только умелой игрой слов с приложением значительного ума и мудрости.       Эллейта положила руку на стол, и Чимс медленно покинул её конечность. Змейка перебралась на руку Аишы, после удобно устроила голову на её плече. Магесса, наконец, разлила чай по пиалам и опустила чайник на стол, но в этот раз раздался звон.       – Порой от животных и чудаковатых гадателей получаешь больше, чем от тех, кто клялся в верности на уставе государства.

<…>

      Убежище повстанцев       В то же время       Глаза слипались, тело казалось каменным, все двоилось, однако Люцио приказывал самому себе не спать. С самого возвращения из графских доков в убежище он потратил время на поиски ответа. Уже пошёл шестнадцатый час на ногах, которые отказывались слушать – организм требовал сна, а воин не давал этому случиться. Он боялся, что с отдыхом уйдёт всё наваждение, постигшее тогда в доках и толкнувшее его скопировать письмо. Но, казалось, оно уходило уже сейчас с каждой каплей воска догоравшей на столе свечи.       Его плеча осторожно коснулись, отчего тело среагировало совершенно внезапно.       – Провиденье! – Люцио дёрнулся назад, однако заметив лицо ведьмы, только качнул головой и, опустив руку с меча, сгорбился над столом.       – Ты же говорил, что религия тебе не ведома, – Хаш присела на край стола и устало осмотрела все бумаги, после остановила взгляд на Люцио.       – От вас и не такому понаберёшься, – с усмешкой парировал воин.       Люцио пробежался взглядом по более аккуратным копиям документа, который сделал по возвращению в убежище, пока память ещё помнила образы оригинала. Чем больше он изучал бумаги, тем больше ему казалось, что письмо от Пракры Везувии не содержало ничего особенного, разве только приторные формальные любезности. Было ещё кое-что – ему и вовсе представлялось увиденное в доках игрой сознания, так желавшего отыскать хоть что-нибудь и выдавшее желаемое за действительное.       – Итак, что-нибудь нашёл? – ведьма будто издевалась.       Люцио устало упал на стул и потёр глаза, следом уставился на Хаш. Однако в глазах той не было и намёка на издёвку, только беспокойство. После он молча качнул головой.       – Хорошо, – Хаш тяжело вздохнула, и это задело Люцио.       – Ты, верно, как и Агана считаешь, что я спятил. Что нарочно тратил наше время, что…       – Люцио, успокойся, – ведьма прямо посмотрела на него и примирительно подняла руки. – Если ты нашёл что-то, что заставило тебя тратить наше время, то давай доведём дело до конца. И я пришла сюда, не чтобы тебя обвинять.       Воин нахмурился и шмыгнул носом. Алхимик до самого убежища припоминала ему задержку в кабинете снабженца и ту бумажку, которую Люцио впопыхах копировал. «Глупое формальное письмецо», – слова её эхом раздались в сознании, отчего воин стиснул зубы и размял пальцы руки – послышался неприятный хруст. «Я ещё покажу, кто тут глупый», – он посмотрел на листы, однако вместо них ему привиделось улыбающееся лицо Аганы и послышался её смех. Люцио нахмурился ещё больше и, подавшись вперёд, накрыл руками лицо. С уст непроизвольно сорвался тяжёлый вздох.       – Люцио? – обеспокоенный голос Хаш остановил наваждение.       – Всё в порядке, – буркнул он, отняв руки от лица. Воин посмотрел на бумаги. – Хорошо, смотри. Вы получили наводку на доки. Сегодня мы облазили их почти везде и не нашли ничего выдающегося. Отсюда может быть вывод, что или агент ошибся, послав записульку. В очередной раз очень информативную.       – Или что нечто ещё не пришло в Везувию, и мы заявились рано, – закончила Хаш, на что Люцио оставалось только кивнуть. – Однако я просматривала гроссбух, там не было задекларировано ни о каких грядущих странных отправках или получении в следующие несколько недель.       – Да, если, конечно, эту запись не забыли вписать, – воин скривился.       – Исключено. Снабженец, возможно, и мог попытаться провести что-то в обход, но любой приём и отгрузка требуют денежных средств, да и солдаты начнут трепаться. Среди приближённых к Графине есть казначей, который этого бы точно не допустил. Он последний медняк стрясёт с каждого, лишь бы все формуляры сходились, – пояснила ведьма, что вызвало у Люцио улыбку:       – Очередной придворный?       – Будешь удивлён, но нет. Графиня не присвоила ему этот титул, однако в своём функциональном назначении и верный только Шанской он вынуждает всех придворных считаться с ним. А их это раздражает. Лишний раз никто с казначеем пересекаться не хочет, ибо отчитывается в случае недостачи или происшествий он лично миледи.       – Умный ход власти, – согласился Люцио и поднялся. – Если так, действительно, и было, то, значит, наш груз может быть в пути, к тому же здесь, – он ткнул в письмо, – согласовано время и дата поставки. Среди всех бумаг меня заинтересовала она, потому как почерк. Она написана совершенно иным и выделяется на фоне остальных бумаг.       Воин достал листок, представлявший первую копию, сделанную в доках, а рядом положил более аккуратный экземпляр, сделанный уже в убежище и по памяти. Люцио снова воспроизвёл перед глазами оригинал, однако вместо ясной картинки в сознании возникло расплывчатое пятно. Пропустив тяжёлый вздох, он показал на некоторые слова.       – Смотри. Ты ведь помнишь записи гроссбуха, некоторые письма, а теперь посмотри на эти слова. Они написаны пускай и похожим почерком, но некоторые окончания закруглены или удлинены, – он показал дальше. – Вот два одинаковых слова, написанных словно разными людьми.       – Будто это было сделано специально, – Хаш слегка прищурилась, всматриваясь в слова. – Хотя это мог написать и подопечный снабженца по его приказу.       – Это официальное письмо от одного государства другому. Как думаешь, какова вероятность, что его доверят писать слуге, который и чистописания с грамматикой может не знать? – Люцио внимательно посмотрел на ведьму и словил её взгляд на себе.       Хаш несколько мгновений думала – она была такой же уставшей, как и сам воин, потому её он не мог винить в непонимании некоторых очевидных вещей. Наконец, лицо ведьмы разгладилось. Она помассировала виски и вздохнула:       – Да, ты прав.       – Во-о-от, – Люцио упёрся руками в стол и осмотрел бумаги, которые начинали потихоньку выводить его из себя. – Они мне показались знакомыми. Эти закорючки. Но я совершенно не могу понять, почему.       Наступило непроизвольное молчание. В тёмной комнатке единственным источником света служила догорающая свеча. Хаш всматривалась в копии, сделанные Люцио, и пыталась уловить ход его мыслей. Однако сложный день измотал её, как и самого воина. Мозг постепенно отказывался соображать, требуя отдыха, а тело мечтало растянуться на подобии кровати, устроенной на втором этаже убежища. И схожее состояние было у самого Люцио.       Ведьма посмотрела на него и с заботой коснулась плеча, чем выдернула из задумчивости:       – Я знаю, что ты охвачен желанием раскрыть смысл этих слов, но если мы сегодня не отдохнём – завтра пропустим что-то, что может стоить нам жизни.       – Тогда иди отдыхай, я останусь.       – Люцио…       – Мне не требуется отдых, а тебе он необходим. Ты потратила больше сил.       Он отвернулся, не желая больше продолжать разговор. Вновь вернулся к этим бумагам, что занимали все мысли. Хаш тяжело вздохнула, не спеша спорить с Люцио – ведь использование магии на обследовании доков, действительно, утомило её сильнее, чем остальных.       – Как скажешь, – она спрыгнула со стола, намереваясь уйти. – Я завтра пойду на рынок. Рано утром там ещё можно отыскать поставщиков трав, в особенности, когда дело касается тройверрианских. С началом войны всё труднее достать их лечебные травы – припарки с них лучшие, – Хаш осеклась, не совсем понимая, почему стала столь болтливой. – Тебе посмотреть что-то?       Люцио замер на месте, крепко сжав руками крышку стола. Он посмотрел на Хаш, пытаясь понять, за какую часть из её речи – которую тот слушал в пол-уха – мозг зацепился.       – Повтори то, что ты сказала.       – Рано утром пойду на рынок. Тебе что-то посмотреть?       – Не то. Ты сказала что-то ещё, – воин качнул головой и сделал шаг в сторону ведьмы. Та осталась стоять на месте, в непонимании осматривая товарища.       – Тройверрианские травы. Из них лучшие припарки.       «Тройверрия», – повторил про себя Люцио название западного государства, после посмотрел на бумаги. И буквально в ту же секунду новое наваждение настигло его. Воспоминания о временах, когда он поступил на службу, но его не допустили к битвам, а сделали посыльным.       – Тройверрия, – он резко схватил ведьму за плечи, улыбнувшись. – Вот оно что! Конечно! Я понял! Все понял.       – Эм… Хорошо, тогда объясни, – Хаш уставилась на него во все глаза. Сон как рукой сняло.       – Я был посыльным войск Пракры. И чего таить – паршивым. Часто вскрывал письма, которые шли от одного военачальника другому.       – Это тебя совершенно не красит, – прервала его ведьма.       – Тш! Просто слушай, – Люцио набрал воздуха, перевёл дыхание и продолжил:       – Одно из писем содержало подобные закорючки, которые показались мне странным. И, как назло, за чтением этих писем меня заметили. Капитан, как помню. Он к тому же ещё оказался офицером разведки. Когда я показал ему письмо, он весь побледнел, потребовал сказать, кто отправитель и получатель, и только потом пояснил. Подобные закорючки – это шифр тройверров. Вот почему мне казался знакомым этот стиль! – он отпустил ведьму и прошёлся рукой по волосам, приглаживая их.       Хаш так и осталась стоять на месте. До неё медленно начинал доходить смысл сказанного, после ведьма уставилась на бумаги.       – Так значит… Если это письмо из Пракры, то. Стоп. Значит, оно от шпионов или лояльных к Тройверрии людей в Везувию. Вернее к таким же лояльным. Зачем?       Люцио указал на текст скопированного письма, переписанного аккуратно уже в убежище.       – Вот оно! Они согласовали дату поставки подарков к празднику Великого суда. Пракра славится тем, что делает отменные фейерверки, а везувианцы любят празднества, заканчивающиеся красочно. Потому уверен, что Королева распорядилась доставить именно их. Но! – Люцио внимательно уставился на Хаш, которая шумно втянула носом воздух:       – Не ясно до конца, что в посылке будут именно фейерверки, а лояльные к западу здесь люди могут устроить так, что подарки не откроют до самого праздника. Они саботируют день Великого суда и заставят вступить Везувию в войну против Пракры.       – Вот тебе и разгадка, и странные глупые закорючки, – Люцио стукнул кулаком по столу и с довольной улыбкой уставился на Хаш, хотя в ближайшие пару дней повстанцам уж точно будет не до смеха.

<…>

      Дворец,       Покои Альназаров.       – Меня беспокоит графиня, Салим. Вернее то, что с ней происходит, – Аиша мягко села на стул, поджав одну ногу под себя.       Она внимательно посмотрела на мужа, который продолжал аккуратно переписывать результаты исследований в собственный дневник. Вокруг стояли склянки, каждая с разной жидкостью в ней. Назначение многих Аиша не могла точно определить. Фламель – золотистая змейка – умиротворённо посапывала, положив голову на макушку хозяина. Из-за кучерявых и пышных волос Салима Аиша не сразу заметила питомца, только её хвост, мирно лежащий на плечах алхимика.       – А что с ней происходит? – Салим посмотрел мимолётно на жену, после, промокнув перо в чернильнице, продолжил выводить символы, зарисовывая очередные результаты эксперимента.       – В последние пару недель её мучают головные боли, участились обмороки и всеобщий вид помятости, который едва скрывает белая пудра. И… – Аиша почувствовала движение на своих плечах, то Чимс сменил местоположение, решив разглядеть своего сородича. Он снова выгнул голову под казалось неестественным углом.       – И?       – Мне неспокойно. Словно предчувствие, предостережение. Ощущение плохого, пока скрытого от наших глаз, и вместе с тем желающего раскрыть его.       Аиша остановила свой взгляд на мутной бронзовой жидкости, что переливалась в маленькой склянке. Её цвет нарушали многочисленные тёмные пятна, которые становились то больше, то сужались до крохотных точек. Они напомнили магу собственные мысли – такие же неясные, но обступающие со всех сторон сознание.       Салим, дописав, отложил перо в сторону, после чего внимательно посмотрел на жену. Фламель в его волосах, будто почувствовав внимание Чимс, подняла голову и также уставилась на него, перед этим сладко и широко зевнув.       – Позволю напомнить, твои предчувствия всегда спасали нам жизнь. В особенности во время репрессий младшего из Шанских. И даже в принятии решения о помощи Графини ты оказалась чрезвычайно проницательна.       – Ты прав, – Аиша прикрыла глаза, вспоминая тот день, когда они получили письмо от миледи с прошением.       Альназар чувствовала, что им необходимо покинуть их родной дом на юге страны и отправиться в столицу. До получения прошения подобная мысль казалась нереальной и недопустимой – покинуть родительский дом, где налажен быт, и решиться на путешествие с недавно появившимся на свет ребёнком. Весть из Дворца стала последним сигналом, заставившим принять решение. Они отправились в столицу на следующий день, как за ними прислали стражу в сопровождение. А через пять дней до города донесли весть о вспыхнувшей в тех краях эпидемии, которая полностью подкосила всех жителей поселения.       – Но окажется ли оно правдивым на этот раз? – неуверенно произнесла Альназар, наблюдая за мужем.       Он осторожно стал складывать склянки в небольшой чемоданчик, после спрятал его достаточно высоко и в тени так, чтобы до него не добрался любопытный сын. Проверив целостностей надписей, Салим закрыл дневник и убрал его в столешницу вместе с предметами письма. Активные действия совершенно не понравились Фламель, которая хвостом была вынуждена уцепиться за плечи хозяина сильнее.       – Каждый раз в сомнениях. Если они есть, почему бы не обратиться с вопросами к шару?       – Он даст неясный ответ, – Аиша поднялась и подхватила подсвечник, после Альназары покинули небольшой кабинет, который Салим запер на ключ.       Они отправились в спальное помещение с целью выкрасть часы сна до рассвета и продолжить разговор там, однако на середине пути Чимс мягко сполз с руки Аишы и внимательно посмотрел на Фламель, заставив при этом обоих алхимиков остановиться. Золотистой змейке явно не хотелось покидать хозяина, но, очередной раз зевнув, Фламель медленно спустилась вслед за Чимсом. Не без помощи самого Салима. После оба питомца оставили Альназаров, направившись в огороженную маленькую комнатку справа – там располагалась детская сына алхимиков, чрезвычайно любопытного, но тихого.       Обменявшись улыбками, Альназары позволили их питомцам охранять сон ребёнка и продолжили разговор, как только оказались в собственной комнате:       – Если так будет спокойнее, я могу попробовать выяснить, что происходит с миледи. Хотя сама подумай: сейчас война, каждый пытается заполучить Везувию как союзника, к тому же напор продолжается и внутри государства.       – Но предчувствие и ощущения.       – Так значит ты им веришь?       – Быть может, – Аиша спрятала улыбку, однако её всё-таки заметил муж.       Он качнул головой, промолчав. Подсвечник был поставлен у изголовья кровати, слабо освещая комнату алхимиков. Салим мягко обнял жену, притянув к себе. Он поцеловал её в лоб, желая снять напряжение Аишы и успокоить.       – Если действительно что-то будет нечистое, мы найдем его. Поговорим о деталях завтра, а пока давай готовиться ко сну. День был трудным, особенно для тебя.       – Спасибо, Салим, – женщина удобнее устроилась в руках любимого человека, впервые за день почувствовав себя в безопасности.