История фиксемьи.

Вечером Мася пришла в телевизор к Папусу (они по-прежнему жили в разных приборах, потому что стеснялись друг друга) и увидела, что ложе для первой брачной ночи уже готово: широкий кусок поролона, укрытый белым шелковым платком, сверху лоскут алого ситца, сшитый пополам и набитый ватой, в качестве одеяла и по такому же принципу были сделаны подушки. Только, несмотря на эту роскошь, Мася все равно робела. — Ты чего? — заметил ее смущение Папус. — Папус… — робко произнесла Мася. — А может быть не надо? Папус улыбнулся и, подойдя к ней, приобнял за плечи. — Ты что, боишься? — спросил он ласково. — Ты ж у меня такая смелая, ты всегда рвешься вперед меня что-нибудь починить. — А здесь дело другое! — возразила Мася. — В момент твоего отсутствия я прочла, что в первый раз очень больно, потому что мужской половой орган разрывает девственную плеву. — Что разрывает? — не понял Папус. — Это такая тоненькая пленочка, благодаря которой женщина является девственницей, то есть не познавшей половую жизнь. — объяснила Мася. — Понятно. — кивнул Папус. — Но меньше слов — больше дела. Я так долго не знал, что такое любовь, и теперь я хочу ее познать. Один я не смогу, сама понимаешь. Не бойся — вместе мы все преодолеем! А теперь смотри! С этими словами Папус снял с себя штаны и Мася невольно отвернулась. Но потом в ней проснулось любопытство и она повернулась и — оказалась в его объятиях. Обнажённый, но такой тёплый и мягкий на ощупь, торс Папуса придал ей уверенности и она несмело провела по нему, как бы поглаживая. Папус вздрогнул и, не желая больше оттягивать, подхватил Масю на руки и бережно перенес на кровать. Потом он помог ей раздеться, потому что от волнения Мася никак не могла расстегнуть пуговицы на своем комбинезоне и, когда Мася стала похожа на пупсика-голыша из 80-90х гг, влюблённые фиксики перебрались под одеяло. Сначала они страстно целовались, обнимая и поглаживая друг друга, потом Папус поводил немного головкой члена по горячей киске Маси. Последняя от такого действия из розовой превратилась в красную, но ей хотелось продолжения, хотелось знать, чем все закончится. Вскоре она кончила. Папус как будто ждал этого и уже приготовился вложить свой меч в ее ножны, как увидел, что Мася вдруг отстранилась, поставила ноги домиком и прикрыла рукой, истекающую полупрозрачной жидкостью, киску. — Что случилось? — удивился Папус. — Опять боишься? Мася чуть заметно кивнула. Папус приблизился к ней, провел рукой по щеке, тронул носик и ласково произнес: — Не бойся. Я никогда не позволю себе сделать тебе больно. Давай попробуем целоваться, может, увлекшись поцелуем, ты ничего не почувствуешь. На этот раз кивок был более уверенным. Фиксики снова перебрались под одеяло, возобновили поцелуй, и во время поцелуя Папус медленно стал входить в свою партнершу. Она выгнулась, напряглась и замычала. — Потерпи, немного, дорогая, скоро отпустит. — успокаивал Папус, разрывая поцелуй. — Только пусти меня туда, пожалуйста. Расслабься, Масенька. Впервые услышав имя «Масенька», Мася улыбнулась счастливой улыбкой и расслабилась, позволив Папусу войти. Последний воспользовался этим нежно, аккуратно, и наконец, войдя внутрь начал движение, постепенно наращивая темп. Мася застонала. — Тебе больно? — спросил Папус, остановившись, но не вынимая члена. — Н-нет, п-приятно! — проговорила Мася, дрожащим от возбуждения голосом. — Продолжим? — Угу. И влюбленные фиксики продолжали до тех пор, пока Папус не кончил. Мася блаженно выдохнула и, прижавшись к любимому, заснула спокойным сном. Папус улыбнулся, обнял спящую Масю и тоже погрузился с ней в царство Морфея.