cherry blossom

На следующий день, в пятницу, Джотаро забывает принести кружку. Какёин наигранно обижается и решает пока не показывать свою, просто прячет её в шкафчик, куда Джотаро обычно не лезет и обещает, что тот её увидит, как только принесет свою. Джотаро не то чтобы сгорал от любопытства, но Нориаки он об этом не сообщает, лишь кивает на его глупое «Это будет равноценный обмен!» Равноценный так равноценный. В понедельник он принесёт ту несчастную, давно закинутую в дальний угол кухонной полочки, кружку с изображением статуи Свободы и надписью «I ❤ New York» с другой стороны. Всё равно, кроме них двоих и изредка наведывающегося куратора, в клуб никто не заходит, так что позориться не перед кем. А смешки от Какёина можно и потерпеть. Это наталкивает Джотаро на мысль, что они действительно стали очень близкими друзьями, прямо как их станды. Они разве что не обнимаются и не сюсюкаются друг с другом — физический контакт между ними минимальный. Что там чувствует Нориаки — он не знает, но Джотаро не может отрицать, что сам стал относиться к нему гораздо теплее с их первой встречи. Все эти мысли стоят Джотаро нескольких ночей сна. В школе он много наблюдает за собой и своими реакциями и поведением, анализирует их, а ночью, освободившись от всех дел, много думает об этом, раскладывая информацию по полочкам. Отторжения нет. По тому, как он развивает их диалоги посредством вопросов и уточнений, Джотаро решает, что хочет побольше узнать о Нориаки. Обычно он делает выводы, основываясь на уже имеющейся информации: лишь той, что предоставляет собеседник или любые другие доступные источники о нём, однако теперь Джотаро сам задает вопросы, желая разобраться в описываемых Какёином ситуациях получше. И в самом Какёине тоже. Он часто сдерживает себя от грубостей и колкостей. Всё так же использует сарказм, который буквально стал частью него самого, но теперь, прежде, чем сказать, перебирает в голове различные варианты ответов, останавливаясь на тех, которые наверняка не заденут Какёина. Он также берёт во внимание своё желание прикасаться к Нориаки. Каждый раз, когда Какёин наклоняется над его плечом, желая заглянуть в тетрадь или учебник, когда садится рядом, показывая свои рисунки в альбоме, ненавязчиво придвигаясь и касаясь коленом, когда стоит рядом в очереди в столовке или рядом с мольбертом… У Джотаро всегда чешутся руки сделать какой-то ненавязчивый жест типа закинуть руку на плечо или талию, потрепать по голове, пропустить мягкие окрашенные волосы сквозь пальцы, обнять, притянуть чуть-чуть ближе к себе… В другие дни еще несколько часов сна уходят у Джотаро на переваривание собственных реакций. Он не уверен, что это всё по-дружески, но сравнить ему не с чем. Какёин Нориаки — его единственный друг и, за исключением семьи, единственный близкий человек. В какой-то момент Джотаро ловит себя на мысли, что это выглядит больше, чем просто дружеские отношения, но ему, в общем-то, всё равно на что это похоже. Всё хорошо, пока Нориаки рядом. Мысли перескакивают на возможность непринятия Какёином такого отношения к себе. Джотаро честно пытается представить, как бы тот скривился, или попросил больше так не шутить, или вообще начал отдаляться, но вместо этого в голове лишь телевизионные помехи. Такое вообще возможно? Какёин всегда выглядит таким искренним и понимающим по отношению к нему, что Джотаро не может представить другого исхода. Они в любом случае будут оставаться близкими людьми. Он убеждается в этом, когда намеренно хлопает Нориаки по плечу, стоя рядом с его новой картиной. Она такая же красивая как и все остальные, но сияет не ярче, чем сияют от похвалы глаза рядом стоящего Нориаки. — Тебя что, раньше никогда не хвалили? — Раньше, — Нориаки делает акцент на этом слове, — это звучало как одолжение или слова, сказанные из вежливости. А ты всегда говоришь, что думаешь, поэтому я рад услышать это от тебя. Сиреневые глаза так и сверкают благодарностью и радостью. Какёин улыбается словно только что выиграл миллион долларов в лотерею, и Джотаро думает, что ему несложно ещё раз сказать ему что-то приятное. В конце-концов, он пока что единственный, кто в его глазах заслуживает подобных слов. Особенно, что касается рисунков. Джотаро кажется, что с недавних пор Нориаки показывает ему новый альбом, изрисованный множеством новых набросков и эскизов, чуть ли не каждую неделю. Словно дома он только этим и занимается. От мольберта Куджо перемещается к дивану и просто сидит, смотря то в окно, то на Какёина, от радости начавшего напевать что-то спокойное себе под нос. В голове практически пусто, на периферии ворочаются какие-то совсем неважные мысли, внимание крадёт лишь мягкий легкий мотив, доносящийся из уст Нориаки. Его голос плавной мелодией льется Джотаро через уши прямо в мозг, затапливая и заполняя всё собой, совсем не оставляя места посторонним мыслям. В конце концов он проваливается в дрёму, убаюканный чужим бархатистым голосом.

***

Время течет, постепенно унося за собой часы, дни и недели. За окном уже середина декабря. Джотаро сидит на своем привычном месте — на диване в кабинете клуба рисования, который находится аж в самом конце левого крыла школы, куда обычно не наведывается ни одна живая душа кроме них с Нориаки. На коленях лежит очередной иностранный журнал о морской биологии, а на парте рядом — дымящаяся чаем уродливая кружка с надписью «I ❤ New York», с которой Какёин лишь глупо хихикнул, внимательно слушая, как она оказалась у Джотаро. Сам Нориаки находится на своём привычном месте, заканчивая картину очередного пейзажа. На подоконнике рядом с ним стоит не менее глупая кружка (Джотаро даже не удивился, когда увидел её) с вишенками, срисованными словно из детского мультика, а рядом лежит какая-то книга, из которой он черпал вдохновение для своей нынешней картины. В последнее время погода за окном совсем испортилась, не только подмораживая конечности, но и не желая радовать глаз: опавшие месяц назад листья почернели и начинали гнить в траве, а голые ветви деревьев, совершенно не украшенные белым слоем снега, вызывали лишь желание отвернуться. Джотаро так и делает, и тут же ловит на себе заинтересованный взгляд Какёина. Куджо вопросительно кивает головой вверх, приподнимая бровь. Нориаки на секунду тупит взгляд, словно не решается спросить, но уже спустя миг решительно, почти уверенно смотрит в глаза: — Можно я иногда буду рисовать твои портреты? — Я же уже давал тебе свое разрешение, — Джотаро тянется к кружке с остывшим до приемлемой температуры чаем, и Какёин, словно вспомнив о своей, тоже отпивает. Нориаки быстро кивает. — В те разы я спрашивал про один портрет, а сейчас я хочу знать могу ли рисовать тебя когда мне захочется, — он отставляет чашку обратно на подоконник, даже не смотря куда ставит, и едва не проливает на книгу. Чертыхается, убирая её подальше. Куджо просто молча наблюдает за его копошением, пока Нориаки снова не говорит: — Просто это желание появляется спонтанно, и мне неловко каждый раз тебя спрашивать об одном и том же. — Вот и не спрашивай больше, — Джотаро пожимает плечами. — Я разрешаю. Он наблюдает как глаза Какёина на секунду расстроенно темнеют, а потом загораются с новой силой, словно Куджо своими словами сперва выкрутил лампочки, а потом вкрутил более мощные новые. Видеть это выражение лица каждый раз приятно, думает Джотаро, прежде чем снова уткнуться взглядом в научную статью о бессмертных медузах. Теперь текст почему-то воспринимает проще и легче, чем ещё какие-то двадцать минут назад, когда он с трудом вчитывался в каждое новое предложение. На себе он периодически чувствует пристальный взгляд Нориаки, который схватился за свой альбом, делая очередной набросок, но этот взгляд не напрягает, скорее, ощущается, как что-то само собой разумеющееся. Так проходит несколько дней. Джотаро уже почти дочитал толстенный научный журнал, а Нориаки с альбома перешел на мольберт. Куджо, подозревая, что конкретно тот рисует, старался не менять позу день ото дня, ловя в чужой улыбке молчаливую благодарность. Спустя еще пару дней, когда абзац последней статьи заканчивается, Куджо ещё несколько секунд бегает взглядом по прикрепленным фотографиям, а потом обращает всё свое внимание на Какёина. Сегодня тот выглядит чересчур увлеченным и оживленным, снова что-то напевает, однако в этот раз мелодия скорее веселая, нежели спокойная. Если бы Джотаро попросили в нескольких словах описать происходящую напротив него картину, он бы сказал, что Какёин выглядит так, словно у него наконец появилась возможность осуществить мечту. Портреты Нориаки рисовал и раньше, много-много раз, но настолько одухотворенным процессом он не выглядел никогда. Ведомый очередным порывом любопытства, Джотаро спрашивает: — Тебе нравится рисовать портреты..? — он обрывает предложение, не решившись закончить его. Берет в руки кружку ради отвлечения внимания. «…или меня?» так и остается неозвученным. — Нравится, — говорит Нориаки, даря ему самую нежную улыбку на свете. Он молчит несколько секунд, а потом утыкается взглядом в серое небо за окном. Чуть тише добавляет: — И ты нравишься. Джотаро удивленно вскидывает брови, смотрит на лицо Какёина без единой мысли в голове. Лишь когда он начинает постепенно переваривать только что услышанные слова и связывать их со своими недавними мыслями, Нориаки по-доброму улыбается ему и возвращается к работе. Словно так и должно быть. Его смущение выдает лишь тихий, едва различимый выдох. Куджо и сам в тот момент осознает, что затаил дыхание, однако неправильно он себя совсем не чувствует. Всё действительно на своих местах. Они вдвоем находятся в их месте, разделяя на двоих уютную тишину, в которой никто не чувствует неловкости. Нориаки рисует, дарит ему свои тёплые улыбки и случайные истории из своей жизни, а Джотаро молча слушает, время от времени вставляет своё мнение или задает вопросы, а иногда, когда они молчат, дремлет. В любое время года их место наполнено теплом и едва ощутимой, тонкой духовной связью, видимой лишь их двоим. Взаимопониманием. Джотаро вдруг понимает, что Нориаки только что облачил его мысли в одно единственное и донельзя простое слово. «Нравишься».

***

В конце декабря, температура падает ниже нуля градусов, и мороз, не позволяющий сухим снежинкам превращаться в дождь, неприятно щиплет открытые участки кожи, пока белая пелена вокруг режет глаза. Джотаро выходит рано утром на улицу с хмурым видом, вжимая голову в шарф, словно черепаха, и недовольным осуждающим взглядом окидывает каждую мимо проходящую парочку и каждую магазинную витрину, завлекающую идиотов купить что-нибудь для своей второй половинки. Несколько одноклассниц подходят к Джотаро на переменах и приглашают погулять, ожидаемо получая отрицательный ответ. У Какёина происходит то же самое. Вся эта ситуация, весь сегодняшний день настолько раздражает Джотаро, что он может расслабленно вздохнуть лишь когда дверь кабинета клуба рисования захлопывается за его спиной. — Какого хрена все такие… — Куджо замолкает на миг, подбирая слово, и этого хватает Какёину чтобы издать смешок. Он ловит хмурый взгляд Джотаро и объясняет, отсвечивая снисходительной улыбкой: — Ну а чего ты хотел? Сегодня романтический праздник, все хотят провести его со своими половинками… Ну, или потенциальными половинками. Джотаро фыркает, будто услышал несусветную глупость и отмахивается. — Ты не помнишь такого в прошлом году? — В прошлом году мне повезло. Я пропустил этот день. Какёин издает резкий громкий смешок, похожий на хохот и кидает протяжное довольное «Ясно». Кажется, он не удивлён. Последний день семестра они проводят в спокойной тишине, надолго задерживаясь в школе, пока охранник, как и в прошлый раз, вежливо не напоминает им, что школа скоро закрывается и пора уходить. После этого они не расходятся на перекрестке в нескольких кварталах от школы, как обычно, а вместе идут в книжный недалеко от ближайшей станции, потому что Нориаки хотел купить кое-что, а Джотаро просто согласился составить ему компанию. В теплом помещении магазина они проводят около получаса. Первые минут пять-семь Нориаки ищет то, за чем пришел, а оставшееся время они с Джотаро обходят полки, тихо переговариваясь и обсуждая ассортимент, пока не останавливаются у полки с комиксами и не залипают у нее, стоя бок-о-бок и листая журналы. Из книжного они тоже выходят перед самым-самым закрытием. Прощаясь, Нориаки хлопает Джотаро по плечу и, сверкая ему широкой искренней улыбкой, желает хорошо провести Новый год и каникулы в целом. Две недели отдыха пролетают довольно быстро. Какёин звонит несколько раз, заполняя тишину, которая окружала Джотаро последние пару дней, разговорами о праздновании Нового года в храме, о домашнем задании на каникулы и о купленной двадцать четвёртого числа книге. Джотаро ловит себя на мысли, что он несколько часов слушал, как Нориаки увлеченно рассказывает о сюжете новеллы, и даже не почувствовал никакого раздражения. Заметил, сколько времени прошло, лишь когда кости неприятно захрустели после затянувшегося прощания.