Deus Vult/Этого хочет Бог

Если приходится выбирать между неправдой и грубостью, выбери грубость; но, если приходится выбирать между неправдой и жестокостью, выбери неправду. Мария-Эбнер Эшенбах Имменгем — небольшой, пропахший рыбой, городок с портом, который сосредотачивал у своих причалов как крупные торговые суда, так и мелкие рыбацкие лодки местных. Этот порт часто использовали тех, ко желал инкогнито или незаметно уплыть из Англии. Местные капитаны кораблей не задавали много вопросов, кода очередной странник нанимал их судно, ведь платить за эту самую возможность, уплыть тайком и без лишних вопросов, приходилось намного дороже. Портовые притоны, кабаки и гостиницы для проезжающих — составляли основную часть, где трудилось местное население. Крестьян, возделывающих землю, было немного. Основным занятием для мужчин была ловля рыбы, если бог был благосклонен и щедр, то им удавалось попасть на суда в качестве матроса или разнорабочего в порт. Некоторые объединялись и сколачивали что-то на манер своего собственного предприятия, уплачивая налог и десятую часть заработка местному феодалу. Многие молодые не выдерживал столь тяжкой доли и подавались в пираты или разбойники. Для женщин выбор был и вовсе не велик — в основном, это была тяжелая работа в каком-нибудь трактире или таверне, в качестве разносчиц выпивки и закуски, либо прачки. Работать в придорожных гостиницах могли не все — туда набирали особый контингент, кто бы не гнушался ни чем, даже торговлей своим собственным телом, поэтому, эти самые придорожные или портовые гостиницы походили скорее на бордели, чем на пристанища для отдыха. Но и здесь были сильны предрассудки и суеверия. Первое, с чем встретились путники въезжая в город, был приготовленный большой костер по середине главной торговой площади. Недалеко от этого места наспех заканчивали сооружать помост.  — Гуго, быстро разыщи Амори и расспроси, есть ли здесь лекарь. Бегом! — серьезный низкий голос Буагильбера был на этот раз взволнованным и требовательным.  — Да, мой господин — Гуго мгновенно исчез и вернулся вместе со вторым оруженосцем Бриана.  — Все готово, мой господин. Все, как вы приказали. — отвечал Амори. Сильный, коренастого телосложения молодой человек, на вид около двадцати пяти лет. — Капитан корабля будет рад отплыть завтра утром, если так будет угодно моему господину.  — Отлично — отчеканил Бриан — что насчет лекаря?  — С этим здесь совсем плохо, сэр — отозвался Гуго — есть всего один и у него полно забот.  — Веди, сейчас же! — с этими словами Буагильбер знаком приказал Амету взять на руки несчастную Ребекку и идти за ними. Амори и еще трое оруженосцев повели лошадей к тому месту, где было решено остановиться на ночлег. Люди глядели на белые плащи рыцарей Храма и перешептывались, многие склонялись в почтенном поклоне, но в глазах их стоял страх. Дойдя до дома лекаря, Бриан не церемонясь пнул дверь ногой и зашел, не дожидаясь приглашения. Местный знахарь оторопел и задрожал, увидев перед собой грозного рыцаря Храма в сопровождении своего оруженосца и иноземных слуг.  — Ты местный лекарь? — Буагильбер схватил трясущегося от страха мужчину и резко, не особо подбирая выражения, прорычал прямо в лицо — сможешь помочь, заплачу золотом. Будешь вилять — отрежу твои никчемные руки!  — О, господин, я посмотрю, чем можно помочь — голос лекаря тоже дрожал, а уж взглянуть на рыцаря Храма было еще страшней. Бриан приказал Амету положить Ребекку на стол. Она все еще была без сознания. Лекарь, сделав всего лишь шаг к несчастной, как тут же отстранился и перекрестился.  — Прости меня, господин, я не смогу ее вылечить — сказал он, не смотря на душивший его страх перед храмовником.  — Что?! Что ты сказал? — глаза Бриана налились гневом, он вытащил свой меч из ножен и приставил к горлу лекаря.  — Я не буду лечить еврейку! И потом, она уже не жилец, не знаю, откуда ты ее выкопал, сэр рыцарь — ответил лекарь, отходя от стола.  — Я сожгу тебя вместе с твоим проклятым сараем! — взревел Бриан.  — Можешь сделать это и тогда во всем городе больше не останется врача! — возразил тот. — Но никто тебе в таком деле помогать здесь не станет и она умрет. Разве только ведьма…  — Что еще за ведьма? — Браин схватил лекаря за грудки — Говори! Иначе я тебе голову снесу!  — Должно быть при въезде в город, господин видел ту большую вязанку хвороста — начал лекарь с ухмылкой — Есть тут одна, почует наших женщин разными травами… Это ведьма, которая занималась здесь колдовством уже много лет и вот теперь ее предадут праведному огню. Возможно она согласиться тебе помочь, ибо лечить еврейской отродье никто не возьмется! После этих слов Буагильбер приказал Амету взять несчастную ношу на руки, после он перевернул стол и отвесил увесистую пощёчину лекарю, да с такой силой, что тот свалился с ног.  — Если бы ты не был единственным, кто умеет врачевать, в этом проклятом месте, ты бы уже ужинал в аду! — прошипел Бриан и вышел вон из дома. *** Найти ведьму не составило труда. На все расспросы местные рассказали, что она сидит под стражей и назавтра ее должны сжечь на главной площади. Буагильбер был готов обратиться хоть к самому черту, лишь бы спасти свою возлюбленную. Стражники расступились и без возражений указали на ту темницу, где сидела ведьма, когда они увидели белоснежный плащ тамплиера. В темницы почти не было света, лишь почти потухший факел служил некоторым освещением. Ведьма сидела на полу, на гнилой охапке соломы. Эта была совсем еще не старя женщина, лет сорока. Тонкие длинные руки, с такими же длинными тонкими пальцами, глаза, большие и черные словно ночь, светящиеся в темноте, уже полностью седые распущенные длинные волосы. Правильные тонкие черты лица, когда-то она была очень красивой, еще краше, чем лежащая на руках Амета жертва насилия. Из одежды на ведьме было одно рубище, которое служило ей единственной защитой, чтобы прикрыть наготу. Бриан приблизился с факелом к камере и приказал открыть дверь.  — Храмовник? — обернулась ведьма и посмотрела на него своими темными как ночь глазами — Вижу, вижу, что нужда привела самого могущественного воина ко мне. Знаю, боль, которую ты сейчас испытываешь, не твоя…  — Ведьма… — промолвил Бриан — действительно ведьма. Помоги мне и я, как духовное лицо, отпущу тебе твои прегрешения. Тебя помилуют и удушат. Ты избежишь мучений на костре.  — Неетт — рассмеялась ведьма — Нет, храмовник, мои мучения уже закончились на этой проклятой земле, а вот мучения твоей еврейки лишь только начинаются!  — Помоги мне! — Буагильбер схватил ведьму за плечи.  — Помогу — отозвалась ведьма — но не из-за спасения себя самой. Мне жаль эту несчастную малютку, чистая ни в чем не повинная душа. Прикажи принести больше свечей, теплой воды и мой узелок с травами, и инструментами. А ты, сарацин, будешь помогать мне. Бриан приказал Амету остаться и во всем помогать ведьме. Как она и просила, ей вернули ее узелок с вещами, принесли воды и свечи.  — А теперь клади ее прямо сюда — указал ведьма на пол. Бриан расстелил свой плащ и уложил на него Ребекку. — Бедная девочка — повторяла ведьма, осматривая тело несчастной. — Ну, ничего, ничего. Ты сильная. Придется немного тебя подлатать, чистая душа. Сделаю все, что смогу. А теперь выйди — обратилась она храмовнику — Ты мне сейчас не помощник. Слишком сердце твое волнуется, да и руки у тебя дрожат.  — Спаси ее и я сделаю все, чтобы тебя освободили — голос Буагильбера отдавал отчаянием.  — Мой век уже подошел к концу, храмовник. Зависть и предрассудки сгубили… Лучше помолись о ней — ведьма посмотрела на Ребекку. — А теперь, иди — настал мой черед.  — За что тебя бросили сюда? — Бриан обернулся.  — За то, что лечила и помогала женщинам. Делала абортацию и принимала новорожденных, у кого не было денег заплатить местному лекарю. Ни одну не покалечила. Видел нашего костоправа? Этот лишь деньги считать умеет. — усмехнулась ведьма.  — Так ты убивала детей во чреве их матерей? — храмовник не осуждал ее.  — Делала я это для их же блага. Все эти женщины, что приходили ко мне — были жертвами насилия, да тех самых примерных муженьков, что на людях ведут себя как ангелы небесные, а вечером превращаются в творение сатаны. Вижу, любишь ты эту еврейку. Она полюбит тебя, если сможешь отказаться от самого дорогого. А сейчас, ступай, храмовник, я позабочусь о твоей голубке. — с этими словами ведьма склонилась над телом Ребекки и принялась за своей дело, что-то шепчя, разворачивая свой узелок. Бриан вышел из темницы, его шатало, наворачивающиеся слезы застилали свет. Он был готов продать свою душу, лишь бы Ребекка снова стала прежней…  — Что с вами мой господин? — голос оруженосца Гуго немного отрезвил Бриана.  — Ничего, Гуго, теперь нам остается только ждать — сказал Буагильбер и перекрестившись, вонзил свой меч в землю, прямо во дворе темницы. — Скажи Абдале, чтобы все располагались на ночлег и напоили коней. Я буду здесь до самого утра, ступай. Гуго отправился передать приказ господина, а сам Бриан, убедившись, что рядом во дворе никого нет, перекрестился и встал на колени, опираясь на свой меч, он стал молиться, как никогда еще не молился до этого дня. Слезы безвольно телки по его щекам, никогда еще он не испытывал столь дикой душевной боли. Так он простоял до самого утра, читая вслух Credo in unum Deum «Верую.», моля Господа о чуде...... *** Тем временем, Альберт Мальваузен прибыл вместе с магистром и сопровождающими его рыцарями Храма во Францию. Остановившись в прецептории в Кале, он стоял по среди богато украшенного храма и пел, вместе с собравшейся братией, знаменитый библейский псалом, стих девятый, который негласно станет гимном ордена рыцарей Храма. За примерное и верное служение, Великий магистр ордена Храма пожаловал Альберту Мальваузену новый чин — командорство Нормандии, взамен Буагильбера, который еще должен был отбывать положенное ему наказание. Альберт не ожидал такого поворота событий, но был доволен не меньше, чем лисица, которой удалось схватить курицу в курятнике среди бела дня и свободно выйти из него невредимой. Мальваузен знал, что скоро сюда, во Францию прибудет и сам Бриан вместе со своими людьми и его тайной страстью. Тем временем, пока Буагильбер был в пути, здесь уже развернулась борьба за жезл магистра. Все чаще расползались слухи о том, что Лука Бомануар болен, и орден опять рискует впасть в распри и раздоры из-за места магистра. Снова наступали смутные времена. Non nobis Domine, non nobis Domine, sed nomine tuo da gloriam * Non nobis Domine, non nobis Domine, sed nomine tuo da gloriam (Non a noi Signore, non a noi Signore, ma al Tuo nome dai Gloria!) Per il sole che c'infiamma, per la pioggia che ci sferza, Per la lotta senza macchia e con prodezza, Noi Ti lodiamo. Per la fame che tormenta, per la sete che dissecca, Quando ci opprime le membra la stanchezza, Ti ringraziamo. Per il vento che ci accieca, per la sabbia che ribolle, Per il sangue nostro sparso tra le zolle, Noi Ti lodiamo. Per le notti insonni in armi, il silenzio e la preghiera, Che ricolmano il cuore di gioia vera, Ti ringraziamo. Non nobis Domine, non nobis Domine, sed nomine tuo da gloriam Non nobis Domine, non nobis Domine, sed nomine tuo da gloriam Per il pianto dei nemici, il galoppo lancia in resta Nella gioia della battaglia nostra festa, Noi Ti lodiamo. Per la fede ed il beaussant, che su cuori e torri svetta, Per la morte salvatrice che ci aspetta, Ti ringraziamo. E per la speranza dolce di arrivare al Tuo cospetto Purificati e feriti sopra il petto, Noi Ti lodiamo. Per la carità delle armi, che c'ispiri dentro al cuore Per la maggior gloria Tua, nostro Signore, Ti ringraziamo. Non nobis Domine, non nobis Domine, sed nomine tuo da gloriam Non nobis Domine, non nobis Domine, sed nomine tuo da gloriam In nomine Patris et Filii et Spiritus Sancti. Amen. *** Утро следующего дня было немного хмурым, прохладным и мало отличалось от предыдущих в английской земле. Слуги суетились, исполняя приказ молодого хозяина, не смотря на недовольство Седрика, неподдельное удивление Гурта и разгневанной леди Ровены. Уилфред Айвенго спустя менее недели после свадьбы с саксонской красавицей, снова собирался в путь — на этот раз, чтобы разыскать и спасти Ребекку из лап Буагильбера. Он, как никогда, вменил себе это в обязанность и поклялся освободить ту, которая спасла ему жизнь. Айвенго не верил, что Ребекка могла вот так просто пропасть, сомнений не было — все это было рук проклятого храмовника. Еще по дороге в Ротервуд он услышал от нищего бродяги, как командор тамплиеров вместе со своими оруженосцами и сарацинскими слугами тайно отбыл в сторону небольшого портового годка на юге, с ними была женщина, закутанная в покрывало. Больше сомнений у Уилфреда не осталось — эта была Ребекка.  — Как ты можешь? Сколько еще ты будешь жертвовать собой ради этой женщины? Мы ведь только что поженились, Уилфред! — Ровена не сдерживала своего недовольства.  — Я должен разыскать ее, пока еще не поздно! — Айвенго был настроен решительно и не собирался спорить со своей новоиспеченной супругой.  — Разве ты обязан это делать?! — не унималась наследница рода Альфреда.  — Она спасла мне жизнь, Ровена — тон, которым Уилфред сказал это, отмел всякие попытки возражать — Это мой долг, долг не просто рыцаря, который дал слово, но долг любого христианина. С этими словами Уилфред вышел во двор замка Ротервуда и приказал Гурту седлать коней. *** Тем временем в Имменгеме было все готово к отплытию. Долгожданный корабль стоял пол парусами, капитан ожидал сигнала к отплытию от Буагильбера. Абдала заканчивал последние приготовления, а Амори и Гуго ловко управлялись с лошадьми, ведя их по помосту на корабль. Остальные оруженосцы были заняты припасами и вещами. Бриан зашел в темницу, в ту самую камеру, где он оставил Ребекку с Аметом на попечение безымянной ведьмы. Открыв двери он увидел, что девушка пришла в себя и теперь пьет что-то из фляги, которую протянула ей ведьма.  — Принимай работу, храмовник — ведьма улыбалась и ласково гладила Ребекку по волосам, как бы успокаивая и настраивая на долгую дорогу. — Личико пришлось немного подшить. Слишком сильный был удар, но это ничуть не испортило красоту твоей малютки. Бриан бросился к Ребекке и прижал ее к себе, что было сил. Амет смущенно улыбался и складывал плащ рыцаря в узел, где уже лежали некоторые снадобья, которые отдала ему ведьма.  — Больно…- еле слышно прошептала девушка, но теперь она не пыталась отстраниться от Бриана как обычно было раньше.  — Ребекка, счастье мое… — проговорил Буагильбер вставая рядом с ней на колени, он осекся, слова застыли, когда он развернул к себе лицо девушки. Страшный, еле успевший поджить, шрам, красовался во всю скулу на нежном лице Ребекки. Припухшая щека и залитый кровью глаз, чуть задетый тем же ударом… Бриан застонал, еле сдерживая крик, чтоб не напугать девушку, когда увидел ее лицо.  — Боже…за что… — еле выговорил он, прижимая руки Ребекки к своим губам.  — С ней все будет хорошо, храмовник, она еще сможет иметь детей. — отвечала ведьма, пока тюремщик снова заковывал ее в кандалы — Я отдала все свои снадобья твоем сарацину. Будешь делать настой и прикладывать в течении этой и следующей недели. Отек спадет, рана заживет, со временем все пройдет, останется лишь небольшой след.  — Спасибо тебе, женщина, не знаю твоего имени, но руки у тебя действительно из чистого золота — Бриан поднялся на ноги и обратился к ведьме — я прикажу помиловать тебя, как и обещал.  — Нет, храмовник, мое время вышло, моли бога о спасении души рабы его Агаты — рассмеялась ведьма, уходя за тюремщиком — меня ждет костер. Береги свою красавицу, храни вас обоих Господь, а меня уже ждет Дьявол. Амет нес Ребекку к пристани, чтобы посадить ее на корабль, вместе с остальными вещами. Буагильбер задержался и властью данную ему папой, будучи лицом духовным, исповедовал и отпустил ведьме все грехи. Не смотря на протесты местных жителей, никто из священников не хотел переходить дорогу или затевать ссору из-за ведьмы с рыцарем Храма. Ведьму не предали огню, а тихо удушили шелковым шнурком. Взойдя на корабль последним, Буагильбер отдал приказ капитану отправляться в путь. Почти всю дорогу Ребекка молчала. Она больше не прекословила храмовнику, не отталкивала его, когда тот хотел ее обнять, она принимала его осторожные поцелуи и не противились, если Бриан спал рядом с ней. Он старался быть очень аккуратным и ласковым, настолько, насколько мог. Ее глаза словно застыли и подернулись невидимым покрывалом нескончаемой печали. Бриан сам кормил, поил и ухаживал за ней, не подпуская к Ребекке никого, кроме разве что Амета, к которому девушка привыкла еще раньше и не боялась его. Вид остальных мужчин наводил на нее ужас и слезы сплошным потоком лились у нее из глаз. Буагильбер приказал никому не входить в их каюту до самого прибытия во Францию. Лишь однажды Ребекка подала голос, к великой радости Бриана, спросив про отца.  — Я поплыву с тобой, куда скажешь, храмовник — говорила она тихим слабым голосом — только прошу, разузнай что-нибудь о моем отце и пошли ему от меня весточку, прошу…  — Конечно, моя прекрасная волшебница, я все сделаю, сейчас тебе не надо думать об этом, лишь набираться сил, счастье мое — Бриан ласкового гладил девушку по волосам и осторожно, чтобы не причинить боли, менял повязку. — Вот увидишь, в моем поместье ты снова вернешься к жизни. Зеленые густые леса, свежий здоровый воздух Нормандии, самое лучшее молоко, которое только можно найти во Франции, прекрасное вино и свежая дичь, самые изысканные яства, быстро поставят тебя на ноги. Богом клянусь, я все сделаю, чтобы тебе было хорошо. Буагильбер сделал свой выбор — взял грех на душу и ничего не сказал ей о смерти Исаака. С этими словами он аккуратно повернул личико Ребекки к себе и осторожно поцеловал ее. К немалому удивлению Бриана, ее губы ответили, а после поцелуя, девушка прижалась к его груди, пряча свое лицо в складках его белоснежных одежд. Сильные волны быстро несли корабль прочь от проклятых английских земель. Бриан всматривался в горизонт, он с нетерпением ожидал того момента, когда он наконец-то сможет вступить на родную землю Нормандии. Теперь его жизнь изменилась, он больше не мог рисковать всем и вся, как бывало раньше, сейчас от его решений зависела судьба дорогой ему женщины.