Deus Vult/Этого хочет Бог

Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твое; да приидет Царствие Твое; да будет воля Твоя и на земле, как на небе; хлеб наш насущный дай нам на сей день; и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим; и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого. Ибо Твое есть Царство и сила и слава во веки. Аминь. Мф. 6:9—13 Евангелие от Матфея.       Опасения Альберта де Мальвуазена не были напрасны. Уже на следующий день в обитель Темплстоу пожаловал сам магистр ордена Храма со своими приближенными и доверенными лицами, среди которых был давний знакомый Альберта и Буагильбера — Конрад де Монфише.       Правая рука магистра, умный и хитрый интриган, способный заставить или перетянуть на свою сторону любого даже очень сильного соперника, Конрад вступал на зеленую траву Англии в надежде, что эта неделя, в течение которой они пробудут здесь, пролетит скорее, чем один день. Он не любил холодный английский климат, вечно моросящий дождь и грубую пищу, состоящую из тяжелого мяса и пары печеных картофелин. Конрад любил свою Францию и был бесконечно рад, когда прецептория Темплстоу, несмотря на свое богатство и плодородные земли, досталась не ему, а Мальвуазену.       Великий магистр ордена Храма въехал во двор прецептории на роскошном буланом жеребце в сопровождении братьев-воинов. Прецептор Мальвуазен со склоненной головой и смиренными видом вышел встречать главу ордена. ***       В это время в обгорелом Торкилстоне, разгребая завалы паленых досок и упавших перекрытий после пожара, саксы-победители освобождали необычного пленника.       То был еврейский купец Исаак, которому каким-то чудом удалось уцелеть в подземелье Фрон де Бефа, и теперь, несмотря на весь трагизм своего положения, он не мог думать ни о чем другом, как о своей пропавшей дочери Ребекке.       Лесные разбойники, которые еще раньше примкнули к саксонским освободителям, вытащили несчастного старика на свет божий. Кто-то дал ему нехитрую простую одежду, здоровенный монах по имени Тук угостил «неверного» доброй порцией жареного мяса с вином. Исаак, который провел в подземелье несколько дней без воды и пищи, отламывал большие куски дрожащими руками и поспешно клал их себе в рот, долго не раздумывая о том, свинина ли это или же благородная пища.       Спустя какое-то время из замка вынесли и другого пленника — это был раненный, совсем обессиливший Уилфред. Его руки и тело местами было опалено, надышавшись дыма и гари, он был почти без сознания. Единственно, что бесконечно шептали его губы, было: «Ребекка, спасайся… Темплстоу… Ребекка…».       К вечеру сам Ричард Львиное Сердце отправился вместе с полуживым Айвенго в монастырь Святой Анны, располагавшийся неподалеку. Уилфреду нужно было серьезное лечение, а самому королю надежное укрытие до поры до времени. Пока было еще рано появляться в обличье короля, слишком опасно. Младший брат Ричарда наверняка уже прознал о его тайном возвращении в Англию и вполне мог приготовить нежданный, неприятный сюрприз.       Перед отъездом Айвенго все же пришел в себя и рассказал, что же случилось с храброй девушкой, которая спасла ему жизнь. Старик Исаак, заламывая руки и причитая, совсем сник, его длинная, местами опаленная, седая борода склонилась на грудь. Узнав, что его единственную дочь Ребекку увез этот страшный человек тамплиер Бриан де Буагильбер, Исаак словно постарел еще сильнее за один вечер. Предводителю вольных разбойников было больно видеть страдания этого пожилого, хоть и еврея, человека, единственное счастье которого заключалось в дочери.       — Вот что, Исаак, — обратился он к купцу. — У нас в плену есть приор Эймер, он, кажется, знает этого тамплиера, который увез твою дочь. Он напишет письмо к этому грозному рыцарю, оно будет тебе своеобразной охранной грамотой. А завтра ты поедешь в эту обитель Темплстоу и попробуешь выкупить свой дитя — хамовники очень любят деньги, а уж от золота вряд ли откажутся. Да смори, старик, не скупись, это не тот случай для торговли. Мы проводим тебя до границы с Темплстоу — дальше сам, для нас туда вход закрыт — тамплиеры не церемонятся с такими как мы. Повесят сразу, прямо на ближайшем дереве. Если тебе повезет, и они не убьют тебя, а возьмут золотом и отпустят твое дитя, значит, Господь сжалиться над тобой.       Исаак с благодарностью и большим вниманием выслушал все, что говорил предводитель вольных разбойников, и согласился на все условия. Выхода у него не было.       — Пусть хранит тебя Всевышний, добрый человек, — прошептал Исаак.       — И тебя, старик, да храни тебя Господь, ибо нам придется тебя вести в саму преисподнюю, — ответил предводитель разбойников.       Утром следующего дня, как было обещано, предводитель саксонского вольного сброда посадил Исаака на коня и вручил ему письмо, которое заранее было написано приором Эймером. Сами разбойники сели на своих лошадей и проводили Исаака до самой границы с землями Темплстоу. Теперь все зависело он него самого. ***       Дорога до Темплстоу была долгой, но Исаак сам не хотел останавливаться и подгонял коня, каждая минута была на счету. Теперь, ему уже нечего было бояться, когда речь шла о спасении его единственной дочери. Терять ему было нечего. Подъехав к обозначенной границе, туда, где начинались владения тамплиеров, разбойники остановились. Им было о чем волноваться. Вдоль дорог, ведущих к обители, почти на каждом дереве висели труппы повешенных. Это были и разбойники, и провинившиеся крестьяне, и еретики, все, кто мешал или был против ордена Храма. Малейший проступок наказывался повешением на дереве. Труппы было запрещено снимать, ибо проступки провинившихся были неугодны самому богу, а значит и погребать, также как и отпевать усопших никто не собирался.       Это страшное зрелище предстало перед глазами Исаака, никогда он не видел столь дикой жестокости, даже во время погромов в Йорке. Он еще сильнее пришпорил коня и помчался к самой прецептории.       Предводитель разбойников посмотрел ему в след и перекрестил иудея, как будто тот шел искать свою собственную смерть. Высокие мощные стены обители, загораживали солнце и возвышались, будто гигантски каменные исполины, наводящие ужас на любого, кто только посмеет приблизиться.       Лишь звуки молитв нарушали гробовую тишину вокруг. Рыцари Храма были на заутренней молитве, когда Исаак, превозмогая свой страх, постучался в ворота. Ему долго не открывали, но он не собирался сдаваться. Исаак приехал с твердыми намерениями вернуть свою дочь, свою Ребекку. Прошло еще время и двери наконец-то отворились. Послушник-тамплиер внимательно и дерзко посмотрел на стоящего перед ним еврея.       — Что тебе нужно? — Спросил строгий суровый голос.       — У меня важное письмо к сэру Бриану де Буагильберу, — ответил Исаак, сжавшись в комок, но через какое-то мгновение он снова попытался взять себя в руки.       — Я не могу пропустить тебя, сейчас время молитвы. Тебе придется подождать, — ответил послушник, все же пропустив Исаака во внутренний двор. ***       Тамплиеры как раз закончили молитву и выходили из монастырской церкви. Послушник проводил Исаака к Альберту Мальваузену, который был не очень-то удивлен приезду еврея в прецепторию.       — Что ты привез сюда, еврей? — обратился Мальваузен к склонившемуся перед ним стариком.       — Я привез послание от приора Эймера — еврей склонился еще ниже.       — Странно, что же с ним такое приключилось, что не нашлось посланника по-лучше — хмыкнул Альберт и развернул послание, предвкушая, что и оно не содержит ничего хорошего. Он бегло пробежал глазами по письмо и постарался спрятать его, когда позади него послышались шаги.       — Что это? — строгий требовательный голос принадлежал самому магистру ордена Храма Луке де Бомануару — Послание? Читай вслух!       Мальвуазен напрягся, но ему пришлось выполнить приказ магистра. Приор Эймер, не особо подбирая выражения, сообщал Бриану де Буагильберу о том, что был похищен разбойниками из леса. Он просил внести за него выкуп, который оплатил бы выше упомянутый купец Исаак из Йорка, если Бриан отпустит его дочь, которую грозный рыцарь увез и поддался чарам еврейской красавицы. Также он советовал принять богатый выкуп от еврея, ибо, на эти деньТамплиеры как раз закончили молитву и выходили из монастырской церкви. Послушник проводил Исаака к Альберту Мальвуазену, который был не очень-то удивлен приезду еврея в прецепторию.       — Что ты привез сюда, еврей? — Обратился Мальвуазен к склонившемуся перед ним стариком.       — Я привез послание от приора Эймера, — еврей склонился еще ниже.       — Странно, что же с ним такое приключилось, что не нашлось посланника получше, — хмыкнул Альберт и развернул послание, предвкушая, что и оно не содержит ничего хорошего. Он бегло пробежал глазами по письмо и постарался спрятать его, когда позади него послышались шаги.       — Что это? — Строгий требовательный голос принадлежал самому магистру ордена Храма Луке де Бомануару. — Послание? Читай вслух!       Мальвуазен напрягся, но ему пришлось выполнить приказ магистра. Приор Эймер, не особо подбирая выражения, сообщал Бриану де Буагильберу о том, что был похищен разбойниками из леса. Он просил внести за него выкуп, который оплатил бы выше упомянутый купец Исаак из Йорка, если Бриан отпустит его дочь, которую грозный рыцарь увез и поддался чарам еврейской красавицы. Также он советовал принять богатый выкуп от еврея, ибо на эти деньги Бриан мог купить не одну такую девицу и развлекаться как его душа пожелает без каких-либо проблем. В последнем абзаце Эймер также сообщал о скором приезде их ненавистного магистра, который ничего не смыслит ни в прекрасных очах, ни в развлечениях и лишь нарушит ту идиллию, которая до этого царила в Темплстоу.       Когда Альберт умолк, Бомануар был не просто удивлен. Возмущению его не было предела. Одно дело пожурить прецептора за мелкие недочеты, но совсем другое дело прелюбодейство одно из лучших рыцарей ордена Храма, без стеснения живущего в святой обители с женщиной, да еще и иноверкой.       — Скольких я должен сжечь, Альберт?! — Бомануар прервал жалкие оправдания Мальваузена. — Еврея в темницу, этого приора стоило бы высечь. И приведите ко мне Буагильбера! ***       Пока происходили все эти события, доблестный командор ордена Храма Бриан де Буагильбер, сидя в отведенных для него покоях, развлекал Ребекку игрой в шахматы.       Девушка с удовольствием согласилась, потому что занять себя было нечем, а мысли, которые бесконечно лезли в ее голову, лишь усугубляли и без того ее незавидное положение.       Бриан сидел напротив нее и не отрывал ни на минуту темных горящих глаз от лица девушки. Иногда он снова и снова пытался склонить Ребекку к недостойному поступку. Его ничуть не смущало его предложение, даже когда она наотрез отказалась и предпочла бы смерть бесчестью.       Он отлично понимал, КАКУЮ душу он хочет завоевать. Теперь ему даже не было столь важно, насколько возможна близость между ними, сколько он хотел завладеть ее душой, ей самой. И цена для Бриана была не важна.       — Я силен и отважен, — говорил он, делая ход первым с этой партии.       — Как боевой конь, не знающий повода и узды, — отвечала Ребекка.       — Я полон страсти, — Бриан не отрываясь смотрел на нее. Глаза его пылали.       — Как актер, играющий роль, который настолько вжился в нее, что позабыл, где игра, а где жизнь, — ответила девушка, сделав ответный ход.       — Я разбужу и твою страсть, поверь, я умею это делать,— хищный взгляд Буагильбер скользил по всему телу Ребекки без стеснения или барьеров.       — Неужели, сэр тамплиер? Разве монаху дозволяется говорить о таком? — Ребекка снова сделала ход.       — Скажи, что тебе все равно и наплевать на меня, — провоцировал храмовник. Он хотел вырвать ее мысли, зацепиться хотя бы за какую-то тонкую нить, которая, возможно приведет к чему-то большему.       — Сейчас я съем вашего слона, сэр. Вам не стоит столь часто отвлекаться от игры, — Ребекка старалась перевести разговор в другое русло или занять Буагильбера игрой, но в этот момент он посмотрел на нее так, что все внутри нее сжалось в комок.       — До тебя, я любил только одну женщину, только одну! — воскликнул Бриан, неожиданно хватая девушку за руку. — Женщина научила меня ненавидеть и мстить! Из-за ЭТОГО я отказался от всего и стал тем, каким ты меня видишь сейчас. Я получил неограниченную власть и возможность творить свою месть безнаказанно.       — Плохая награда за отречение от самой жизни, — ответила она, осторожно высвобождая руку из плена стальной хватки храмовника, который продолжал пожирать ее глазами.       — Мое сердце умерло, когда она вышла замуж за другого,— добавил он. Руки его дрожали. — Люби меня! — Добавил он и снова заключил ее тонкую руку в свои большие крепки мозолистые руки. — Я все сделаю, все, что пожелаешь!       — Нет, ваше сердце умерло, — Ребекка снова высвободила руку.       — Ты оживишь его! Я буду любить тебя до самой своей смерти, — глаза Бриана пылали, в его голосе было отчаяние, будто он хватался за последнюю соломинку. Словно, это была его последняя надежда на спасение.        — Любовь живет любимыми, если бы вы истинно любили меня, вы подарили бы мне свободу, — глаза Ребекки смотрели прямо в его, в них отражалась грусть и боль.       — Люби меня и я отпущу тебя, — сказал он и взял обе ее руки в свои, крепко прижав их к своей груди. Глаза его ловили ее взгляд, глубокий низкий голос немного дрожал.       В этот момент раздался стук в его покои. Бриан отодвинулся от девушки и подошел к двери, прислушиваясь.       — Это я, Бриан, открой, — голос Альберта был тихим, но встревоженным.       — Что случилось? Ты будто черта встретил! — Выражение Мальваузена насторожило Бриана.       — Если наш магистр таковым является, то да! — Альберт ухватил своего друга за рукав и вытащил из комнаты. — Он приказал явиться тебе к нему сейчас же! Он все знает!       — ЧТО?! Откуда? — Бриан не мог понять, кто мог проболтаться.       — Этот еврей, Исаак из Йорка, приехал сюда и привез послание… Идем же! — Мальваузен продолжал тащить Буагильбера в сторону большого зала, где их ждал Бомануар, объясняя по дороге, что и как произошло.       Опасность, нависшая на их головами, была куда хуже, чем простое наказание плетьми. ***       Разговор с магистром был сложным. Альберт, как мог, выгораживал Буагильбера, упирая на то, что девушка могла околдовать рыцаря, и тем самым возбудить столь нездоровую страсть. Несмотря на протесты самого Бриана, Бомануар не стал слушать его доводы и объяснения. Объявив о суде над иудейской ведьмой, он был не преклонен.       — Суд над ведьмой состоится завтра, после заутреней! А ты, — обратился он к Бриану. — Все это время будешь бодрствовать у алтаря в молитвах о душе твоей! Одумайся, иначе тебя тоже ждет костер!       — Костер не страшен, когда душа пылает! — выпалил Буагильбер, Альберт еле удерживал своего друга, чтобы тот не наговорил лишнего.       — Что? Богохульствовать? Твоими устами говорит Дьявол! Эта ведьма — не ты! — Грозные глаза гроссмейстера сверкнули, когда он услышал такое смелое высказывание. — Ты храбрый рыцарь, лучший из воинов Храма, я не желаю тебе такой глупой смерти. Одумайся и покайся. Я буду молить о проведении. Да смилуется над тобой Господь.       С этими словами магистр вышел из зала вместе со своими доверенными и приближенными лицами.       — О боже, Альберт! Ребекка не больше ведьма, чем я! Он сожжет ее! — Бриан расхаживал крупными шагами по залу.       — Бриан! Я всегда предупреждал тебя, ты слишком горяч и непримирим. Я только что уберег тебя от костра! — Мальвуазен и сам нервничал, он отлично знал, до какой степени может дойти изуверство их магистра. — Послушай меня теперь спокойно, без сердца, — продолжал он. — Пусть лучше в огне сгорит одна презренная еврейка, чем сто благочестивых христиан! Бриан, ты сейчас рискуешь не только своим положение в ордене или просто позором для твоего имени и герба! Ты рискуешь свое головой и ради кого?! Она тебя не любит, разве ты этого до сих пор не понял?!       — Зато Я ЛЮБЛЮ ее! — крикнул Буагильбер, хватая за шиворот своего друга. Эхо разнеслось по всему залу.       — Я знаю, Бриан, знаю как никто другой, — Альберт вздохнул и высвободился от крепкой хватки своего собрата. — Мне очень жаль, — Мальвуазен положил свою руку на плечо Буагильбера. — Но не ты ли сам говорил мне, что любовь не приносит ничего кроме боли? Теперь я повторю тебе твои же слова, друг мой. Так хочет бог.       — Помоги мне, прошу, — Бриан схватился за белоснежные одежды Альберта.       — Ты с ума сошел! Чем же я помогу тебе? Если я пошевелю хоть пальцем — он кинет в костер и меня вместе с твоей красоткой… — Проговорил Альберт. Его темно-зеленые глаза казались задумчивыми, будто рыцарь вспомнил о чем-то. — Уж лучше он бросит одну ее… Мой тебе совет, Бриан, забудь ее как можно скорей!       — Альберт! — Прошептал Бриан. — Какой же ты…       — Жестокий друг, — подхватил Мальвуазен, чтобы тот не прибавил чего похуже. — Возможно, но лучше ты поплачешь сейчас и твоя душа будет разрываться от боли и безысходности… Пройдет месяц, может быть два… Может год… А тебе будут сниться ее глаза каждую ночь, ее руки и голос, который будет звать тебя. А ты будешь мучиться и не найдешь себе утешения. Мучиться от того, что не спас ее — свою единственную любовь! Или ты попадешь на костер и тогда ты умрешь в страшных муках!       — Костер не страшен, Альберт, когда душа уже в огне, — тихо ответил Бриан.       — Возможно, она не стоит твоих жертв. Но если ты все же решишься на что-то, я постараюсь сделать для тебя кое-что. Ты ведь понял меня, друг мой? — Альберт внимательно посмотрел в глаза Буагильбера, в них отразился намек и то, что он не может сейчас все сказать своему другу так открыто, ведь в прецептории было полно соглядатаев магистра.       — Я тебя понял, Альберт, я понял! — Отчеканил Бриан и бегом бросился в покои, где оставалась Ребекка.       — Беги, друг мой, беги, да смилуется над тобой Господь, — прошептал Альберт, прочитав молитву Отче Наш, глядя убегающему Бриану вслед.