Deus Vult/Этого хочет Бог

Не бойся Бога — бойся самого себя. Ты сам творец своих благ и причина своих бедствий. Ад и рай находятся в твоей собственной душе. Пьер Марешаль       Ричард Львиное Сердце отличался буйным, воинственным нравом, его любимое занятие из всех остальных были сражения, войны и бесконечные стычки. А когда не было войн, на смену им в мирное время приходили турниры. Ричард был кровожаден, беспощаден, не прекращал боя, даже, когда сенешаль давал сигнал к окончанию турнира. Английский король не любил использовать безопасные копья даже на турнирах. Кровь, которая была для него своеобразной целью, во время боя словно застилала ему глаза. Проигравшие рыцари, даже те, кто сдался на милость победителю, очень редко могли похвастаться сохраненной им жизнью. Надо ли говорить о том, что большинство избегало стычек с ненасытным королем.       После смерти своего отца, Генриха II, после коронации Ричард не пробыл в Англии и трех месяцев, как в его душе загорелись новые планы — новый крестовый поход. А военные планы, как известно, требовали больших денег. Ричард не постеснялся содрать последнее со своих английских подданных. Участились еврейские погромы в стране, люди спасались бегством, уезжая в другие страны. Выжимая последние крохи, обкладывая и без того небогатое саксонское население, новыми и новыми налогами, король бросил все силы на подготовку к крестовому походу.       В своем необузданно желании войны Ричард дошел до точки. Как он сам говорил, если бы на Лондон нашелся покупатель, он бы продал и его. ***       Покорив Кипр и Мессину, наступила очередь Акры. Осада города продлилась более двух лет, силы христианского войска несли страшные потери, люди теряли веру в своих предводителей и хотели лишь одного — вернуться домой. Казалось, все было кончено, но не для Ричарда, которому было мало бессмысленных жертв, ему был нужен главный оплот христианской веры и власти — Иерусалим.       Ричард потребовал оставить Иерусалим и освободить христианских пленников. Саладин не согласился на условия короля, и война приложилась. Тем временем Конрад де Монсеррат решил договориться о капитуляции на выгодных условиях и освободить рыцарей-пленников, чтобы избежать бессмысленных жертв и сохранить жизнь своим людям.       Саладин уже пошел на уступки и согласился на встречу с Конрадом. Но, как часто это бывает, вмешалось проведение в лице Ричарда.       Львиное Сердце предложил дать клятву всем крестоносцам не возвращаться еще три года домой, пока они не возьмут Иерусалим…       Снова потекла кровь, снова были загубленные человеческие жизни, и тысячи рыцарей не увидят свои родные берега.       Французский король Филипп Август не согласился. Наступило время распрей и раздоров.       Своих заложников и людей перед отплытием Филипп оставляет Конраду де Мосеррату. Наступает переломный момент. Король Франции поддержал кандидатуру Конрада на владение Иерусалимом. Теперь же Монсеррату предстояло выдержать спор между ним и любимчиком Ричарда Львиное Сердце — Ги де Лузиньяном. Конрад не раз в открытую упрекал Ричарда в гибели людей, гибели города и бесчестного позорного мира, который ничего им не дал, а лишь измотал их силы и не оставил никакой надежды.        — Монсеррат слишком силен сейчас, в добавок, за ним согласятся идти все госпитальеры и тамплиеры, — Ги де Лузиньян, король без королевства, сидел в шатре самого Ричарда и вертел в руках полупустой кубок с вином.       — Есть одно решение, — голос Ричарда был ровным, но он колебался. — Старое, как мир. Оно положит конец нашим сомнениям и неудачам.       — Тогда Иерусалим останется за мной, — глаза де Лузиньяна заблестели.       — Конечно, конечно, на кого я еще могу положиться в этом деле, кроме как на тебя, мой дорогой Ги, — отвечал Плантагенет. — Надо торопиться, мне нужно отправляться в Англию. Мой младший брат, на которого я оставил все, явно хочет занять мой трон.       — И какой план? — Ги снова налил себе вина.       — Завтра все решится,— Ричард и Ги выпили за успех кровавого плана. ***       Развернувшаяся борьба за корону Иерусалима стоила близкому другу Бриана де Буагильбера самого дорого, что есть у человека — своей собственной жизни. Убийство Конрада де Монсеррата было страшным, подлым и внезапным для него самого.       Подосланные убийцы под видом проходящих мимо бедняков напали на Конрада и закололи кинжалами. Схватить удалось лишь одного… Конрад не умер сразу, а промучился еще один день, истекая кровью. Он скончался тихо, успев напоследок причаститься. Убийца под пытками сознался, что за покушением стоит никто иной, как сам король Англии, но доказательств представить было некому… Некоронованный король Иерусалима был похоронен в Тире со всеми почестями.       Так закончился кровавый крестовый поход, но руки убийц оставались в крови, возбудив в сердцах, преданных французскому королю и самому Конраду, ненависть и жажду мести. ***       — Разве ты будешь отрицать это? Ричард организовал убийство моего лучшего друга и короля Иерусалима Конрада де Монсеррата! — Голос Буагильбера был твердым, а тон не терпел возражения.       — Меня не было там, Бриан, и тебе хорошо это известно, — отвечал Уилфред.       — Откуда мне это знать, а? Или я должен верить твоему слову, как когда-то мы все поверили твоему королю Ричарду, который послал на верную смерть тысячи лучших воинов? Который предал и продал град Христов Саладину? — Бриан вскочил на ноги. Ребекка, напуганная его горячностью и опасавшаяся за Айвенго, инстинктивно схватила Буагильбера за руку и попыталась усадить его обратно на лавку.       Бриан не ожидал такого жеста, но все же смягчился и снова присел на место.       — А разве не ты потом предал короля и передал его австрийцам? — Вторил Уилфред.       — Ричард мне не король и никогда им не будет, — фыркнул храмовник. — Я не предавал его, а лишь указал то место, ту самую таверну, где ты, между прочим, напивался вместе с ним, сидя бок о бок, а позже валяясь под столом на соломе.       Айвенго замолчал, это было правдой. Тогда он и Ричард, и еще пара слуг были в таверне и напились, да так сильно, что сам Уилфред проснулся лишь через день, когда Ричарда с мешком на голове уже везли в сторону австрийской границы.       — Что притих? — презрительно спросил Бриан. — Мне доставило удовольствие наблюдать как этого клятвопреступника и безбожника тащат на корабль.       — И ты ничего не сделал?! Ты позволил попасть ему в плен? — Айвенго хотел снова встать, но силы изменяли ему.       — А что я должен был предложить этому мяснику и безбожнику — царствие небесное?! — Бриан опять вскочил на ноги и стал расхаживать по комнате взад-вперед. — Уилфред, всякий рыцарь должен принять мужественно свою участь, но это касается лишь истинных рыцарей, — продолжал Буагильбер. — Для меня Ричард никогда не будет, ни королем, ни истинным воином. Безбожник, посылающий своих воинов на верную погибель, лишь ради удовлетворения своих амбиций и жажды крови, никогда не обретет ни уважения, ни любви народа. Он ободрал саксов до нитки! Ему плевать на эту страну!       — А тем, кому служишь ты сам, разве они не такие? Я видел, как один из твоих друзей-тамплиеров… — Айвенго помедлил, он не хотел говорить об этом при Ребекке.       — Ну, что? Кто и что сделал один из моих друзей рыцарей Храма Гроба Господня? — Бриан скрестил руки на груди и прищурился.       — Ты и сам прекрасно знаешь… Она была еще совсем ребенком! — Щеки Уилфреда пылали, а кулаки сжимались.       — Тебе ли понять, ЧТО произошло на самом деле! — Бриан с силой пнул Айвенго в бок. — Все, мне это надоело!       С этими словами Буагильбер вытащил меч из ножен и замахнулся на Уилфреда, в этот момент Ребекка бросилась к раненому рыцарю и заслонила его собой.       — Вот как? Это уже интересно! — Ехидно улыбаясь заметил Бриан и вложил меч обратно в ножны. — Иди сюда, Ребекка, не нужно защищать того, кто уже наполовину мертв.       Бриан оттащил девушку в другую комнату, несмотря на протесты и крики Айвенго, он не отпускал ее до того момента, пока они не вышли на самую вершину замковой башни.       — Теперь, когда нас никто не может побеспокоить, мы можем продолжить наш разговор, — глаза Буагильбера смотрели на нее в упор. Ребекка как-то съежилась под этим неприятным пристальным взглядом, который не сулили ничего хорошего.       — Что вы сделали, о чем не смог сказать Уилфред? — Ребекка сама удивилась своим словам. Они сами сорвались с ее губ.       — Мой друг и собрат, храбрый защитник Гроба Господня, тоже рыцарь ордена Храма влюбился в местную девушку. Она была очень молодой, намного моложе тебя, — Бриан на какой-то момент остановился. Ребекка услышала тяжелый вздох.       Буагильбер отвернулся и посмотрел на горизонт. — Он влюбился первый раз за всю свою жизнь, — продолжал храмовник, словно найдя в себе силы говорить вновь.       — Он не смог преодолеть свои чувства и взял девушку силой. Позже она все же ответила ему взаимностью, но было слишком поздно. Им не суждено было прожить эту жизнь вместе. Ее убили наемники Ричарда. Она заслонила моего друга своим телом и тем спасла ему жизнь. Мы похоронили ее там же, на берегу Акры.       — Что стало с твоим другом? Он остался жив? — Ребекка с ужасом смотрела на Буагильбера.       — Жив, да, если существование физическое может считаться жизнью, — тяжелый взгляд Бриана пугал ее. В нем отразилась какая-то боль и безысходность. — Он умер вместе с ней, там, в песках Акры. Его больше ничего не радует и не заботит.       Я спас его тело, но вот его душа, похоже, уже сама не хочет спасения. Ребекка не могла вымолвить и слова, услышав такой короткий и страшный рассказ.       Глаза Бриана не врали, она видела, какая боль отразилась в них, как при упоминании о своем друге лицо грозного рыцаря подернулось печалью, искренней скорбью.       — Я не предавал Ричарда, Ребекка. Я лишь не стал мешать правосудию и божьему проведению, — ответил Бриан, лицо его словно застыло, будто снова перед его глазами встали те самые события.       Всю ночь Ребекка не спала, не потому что она продолжала ухаживать за раненым Уилфредом, ее заставляли не спать слова Буагильбера. Ужасная история никак не выходила у нее из головы, никак она не могла отогнать от себя взгляд его темных пронзительных глаз, в которых одновременно отражались боль и грусть. ***       Утро следующего дня ознаменовалось атакой на замок Торклистон. Реджинальд Фрон де Беф наотрез отказался выдавать пленников и приказал своим людям готовиться к обороне замка и отражать атаку.       Ребекка из своего тайного укрытия на башне, осторожно наблюдая, то и дело выглядывала в узкое окно, рассказывая Айвенго о происходящем.       Она видела, как собравшиеся саксы уже штурмовали замок, как не выдержали ворота, как толпа с дубинами и топорами, под предводительством того самого рыцаря в черных доспехах ворвалась в первый двор перед замком. Ребекка успела разглядеть среди защитников замка еще одну знакомую фигуру — это был Бриан де Буагильбер. Он опрокидывал саксов одного за другим, казалось, сам дьявол поднялся из преисподней, чтобы расправиться с нападающими. В бою ему не было равных, и саксы не решались нападать на рыцаря Храма.       Но, несмотря на все усилия, защитников было гораздо меньше. Ребекка видела как сам хозяин замка барон Фрон де Беф вышел с топором в руках и валил на землю все новые и новые тела, прорубаясь сквозь собравшийся сброд, словно черед сосновую рощу. Крики раненых и умирающих снова наполнили Торкилстон.       Неожиданно тот самый безымянный рыцарь в темных доспехах подскочил с барону и обрушил на него всю силу своего удара, но меч обломился о доспехи Фрон де Бефа, тогда рыцарь взял топор и они оба закружились в смертельной схватке.       Зрелище было страшным — две гигантские мощные фигуры, закованные в тяжелые доспехи, топоры, разрубающие плоть на куски, кровь, сочащаяся из ран… Еще мгновение, и раздался страшных глухой крик. Слуги Реджинальда схватили своего хозяина и поспешно унесли в замок. Штурм замка продолжался.       Истекающего кровью барона перенесли в большой зал. Здесь когда-то проводились пиры и торжества, а серебряные кубки наполнялись вином, на стенах висели дорогое оружие и доспехи, но некогда умело вытканные гобелены теперь были покрыты слоями пыли, а местами разорваны. Посреди этого былого богатства и роскоши лежал окровавленный богатырь. Барон Реджинальд Фрон де Беф умирал в одиночестве и страхе.       — Кто здесь? — С ужасом спрашивал он, расслышав шорох, его глухой, хриплый голос был еле слышен.       — Я, — отвечал голос. — Твое проклятье.       Это была Урфрида, стоящая с факелом в руках.        — Дай мне святое распятие! — Страшно закричал барон, собрав все свои силы.       — Не-е-ет! — Рассмеялась Урфрида. — Ты умрешь здесь, безбожник! Без покаяния и исповеди! Прими свою награду за все то зло, что ты содеял! Ты сгоришь в этом адском пламени, как подобает грешнику! Убийца! Безбожник…       — Не-е-ет!!! — Раздавались среди пылающего пламени последние стоны барона Фрон де Бефа.       Пламя охватило весь зал, унося за собой в преисподнюю грешника и его проклятую жертву. Огонь разгорался все сильнее и перекинулся на башенные перекрытия. Повалил черный дым. Ад принял к себе заблудшие души.