Deus Vult/Этого хочет Бог

«Когда гремит оружие, законы молчат.» Марк Туллий Цицерон       Бриан направился прямиком в дом Альберта Мальвуазена. Он знал, где тот располагается, а слуги Альберта знали Буагильбера в лицо, поэтому сразу пропустили его.       Один из оруженосцев Мальвуазена проводил Буагильбера на верхний этаж дома. Здесь были личные покои рыцаря, и сюда никто не входил, кроме его доверенных лиц и одного сарацинского преданного слуги.       Зайдя в большую богато убранную комнату, Бриан несколько оторопел. Его друг и собрат полусидел, полулежал на кровати под красивым прозрачным легким балдахином. Резное окно было слегка приоткрыто, оттуда просачивался свежий ночной воздух. Сам Альберт был тщательно перевязан, его левая рука была в деревянном лубке, а рядом с ним сидела та самая кареглазая девушка, которую храмовник видел еще утром.       Теперь на ней не было тех скромных лохмотьев. Одежда ее была довольно роскошной, а старое покрывало сменилось красивым длинным расшитым шелковым платком. Девушка сидела рядом и то и дело подавала питье Мальвуазену.       Сам рыцарь, несмотря на раны, широко улыбался и что-то говорил девушке, он изредка брал ее за руку и целовал. Она немного смущалась и снова подавала Альберту отвар из укрепляющих трав.       Бриан немного опешил от увиденного и задержался в передней части комнаты, которая была отгорожена большой резной ширмой из слоновой кости. До его слуха донеслось очень нежное воркование Альберта на местном языке.       — Мое счастье, что бы я без тебя делал, — легкий поцелуй.       — Тебе надо лежать, мой господин, — нежный девичий голос отвечал ему.       — Я тебе не господин, а скорее сам твой раб, мое сокровище, моя Амаль, — Альберт потянулся к девушке, чтобы поцеловать ее, но та очень осторожно вернула рыцаря обратно на ложе.        — Прошу тебя, господин, тебе нужен покой — уговаривала она Мальвуазена.        — Хорошо, хорошо, моя радость, я теперь доставляю тебе столько хлопот… — продолжал рыцарь, все же поймав тонкие руки девушки и прижав их к себе для нового поцелуя. — Клянусь богом, я не хотел так… Я с ума по тебе схожу еще тогда, когда увидел тебя в первый раз после освобождения Акры, — глаза Альберта горели огнем, он пожирал Амаль глазами словно голодный волк, но расслышав присутствие кого-то еще остепенился.       — Проходи, брат Бриан, — легкая улыбка снова тронул его губы. — Рад, очень рад тебя видеть. Я думал ты на пиру.       — Ко всем чертям этот пир! А ты неплохо устроился, как я погляжу, — довольный тем, что его друг не в таком уж и безнадежном положении, Бриан прошел дальше и присел в кресло, которое стояло рядом с кроватью.       — Познакомься, — Альберт снова поцеловал руку девушки. — Это мой друг и брат по вере, самый могущественный рыцарь и самый преданный друг, сэр Бриан де Буагильбер. Не бойся. А это мое сокровище, мое счастье, моя Амаль.       Мальвуазен просто светился как начищенная до блеска медная лампа.       — Значит это молодой сакс Уилфред все же оказался прав. Ты и эта девушка… — начал де Буагильбер.       — Амаль, любовь моя, хватит с тебя на сегодня забот, ступай отдыхать. Я приду чуть позже. Если заснешь, я не буду тебе мешать, — ласково, словно напевая песню, Мальвуазен обратился к сидящей подле него девушке. Та кивнула и хотела пойти к себе, как рыцарь снова притянул ее к себе и поцеловал. — Теперь иди.       Амаль быстро пошла к себе, — ее покои располагались в следующей комнате и соединялись дверью с комнатой Альберта. Как только дверь за ней закрылась, Буагильбер сел к своему друг на кровать и жестами выразил свое недоумение.       — Не ты ли мне всегда твердил об осторожности в подобных делах? — глаза Бриана округлились.       — Я люблю ее, Бриан, — твердо и серьезно ответил Мальвуазен, отпивая немного отвара.       — Я могу понять тебя, Альберт, но она совсем еще ребенок… — Бриан не хотел спорить со своим другом по такому поводу.        Не совсем, ей пятнадцать, и потом, я не собираюсь оставлять мою малютку здесь, она поедет со мной во Францию, — Мальвуазен приподнялся и попытался присесть на кровати. Бриан тут же помог ему, подложив под спину еще одну подушку.        — Ты с ума сошел? Ну, допустим, здесь на Востоке этому никто не удивится и не осудит, а там? Или ты решил оставить орден из-за какой-то смуглой девчонки? Их полно здесь, вон — выбирай любую для развлечений! Ты не рядовой рыцарь, Альберт, и не послушник! — Буагильбер знал, что все имения теперь принадлежали ордену, но Мальвуазен мог ловко утаить часть своих земель и хитростью, не без помощи своего брата, оставить родовой замок за собой.       — Она не развлечение! — ответил он понизив голос, темно-зеленые глаза снова сверкнули недобрым огнем. — Я люблю ее, и она поедет со мной, я так решил. Никто не сможет ее обнаружить в моем французском поместье. Моя Амаль будет счастлива и не одинока, как и я. Понимаешь, мое сердце еще ни разу не обжигала любовь, любовь к женщине. Она единственная, кто вызывает во мне подобные чувства…       — Не знаю, что ты затеял, дружище, но я рад, что тебе лучше, — Буагильбер снова поднес ему кубок, на этот раз с вином.       — Что Конрад? — спросил Альберт, отпивая небольшими глотками.        — Злой и досадует, что мы упустили победу над Ричардом и саксами, но еще хочет взять реванш. Он что-то задумал, — Буагильбер прищурился, словно пытался разглядеть что-то вдали. — Что-то назревает и сдается мне, нам лучше убраться подальше из Палестины еще до. Да и капитул… Место магистра ордена пустует.        — Что ж, Бриан, тебе и карты в руки. Я буду голосовать за тебя, — улыбка снова озарила бледное лицо. — Уже поздно, оставайся у меня ночевать.       — С удовольствием, тотчас же завалюсь спать, — усмехнулся Бриан, допивая вино из своего кубка. — А ты что будешь делать?        — Пойду к своей Амаль, если она уже спит, не буду ее трогать. Малютка со мной весь вечер провозилась, — лицо Альберта снова приобрело какой-то странный мечтательный вид.       — Тогда, доброй ночи, Альберт, — Буагильбер похлопал Мальвуазена по плечу и направился в отведенные ему покои.       В эту ночь, несмотря на усталость и досаду от проигрыша, ему не спалось. Его мысли вдруг перенеслись в его прошлое. Воспоминания о жизни до ордена отчетливо рисовали картины в его памяти. *** Двадцать лет назад…       — Наконец-то ты вернулся, сын мой! — немолодой мужчина, с темными внимательными глазами, обнял своего сына. Это был человек крепкого телосложения, высокий, темноволосый с проседью, в дорогом, длинном, тяжелом плаще опушенным мехом. Когда-то черты его лица были очень привлекательными — орлиный нос, густые темные брови.       — Отец! Я рад тебя видеть, — молодой рыцарь преклонил колено и опустил голову. — Тяжелая мощная ладонь норманна легла на черные как смоль густые волосы сына. — А где матушка? Я заехал всего лишь на несколько дней, повидать вас, а потом я должен ехать к ней! Аделаида ждет меня, я явлюсь пред ней с почестями и славой, которую добыл своим мечом и копьем! Ее имя теперь известно при каждом дворе Кастилии, Арагона и Пуатье!       — Не торопись сынок, — голос де Буагильбера старшего был спокойным, но каким-то странным. Он никак не мог налюбоваться на своего взрослого возмужавшего сына, вглядываясь в его лицо, словно стараясь запомнить дорогие черты.       — Что случилось, отец? Я не понимаю тебя, где матушка? — Бриан поднялся с колен и встревоженно посмотрел на отца. Только теперь он заметил, как сильно постарел его отец. Он будто казался своей собственной тенью.        — Мужайся, Бриан, — ответил он очень спокойно. — Матушка твоя скончалась и оставила этот грешный мир неделю назад.       Бриан застыл на месте, глядя в серьезные темные глаза отца.       — Теперь лишь ты у меня остался, мой мальчик… Хотя нет, уже не мальчик, мужчина, — быстро заговорил де Буагильбер, беря сына под руку и жестом приглашая в свой родовой замок.       Чуть позже Бриан узнал, что мать его похоронена в родовом склепе де Буагильберов и лежит вместе с предками и родными. Горю его не было предела.       Отец, будучи когда-то храбрым и могущественным норманном, теперь видел в своем сыне единственное продолжение их старинного рода. Его единственный наследник и живой портрет его жены должен был найти достойную партию, жениться и сохранить древний род де Буагильберов. Земли барона простирались далеко и находились не только в Нормандии. Смерть любимой супруги подкосила его, но он по-прежнему твердой рукой управлял всеми делами, пока его любимый сын добивался славы и положения при королевском французском дворе.       Прошло два дня, Бриан не выходил из склепа, просидев рядом с могилой своей матери. На третий день он решил ехать к своей возлюбленной, сообщив о своем решении отцу.       — Что ж, поезжай, сын мой, — де Буагильбер поцеловал сына и перекрестил. — Хоть я и не очень доволен твоим выбором.       — Почему, отец? Я люблю ее, в ней вся моя жизнь, — с горячностью ответил Бриан, спуская поводья своего коня.       — Мне кажется, Аделаида не видит твоих достоинств. Она ветрена и, похоже, ее не интересуют сложности. Она из тех, кто берет то, что ближе, — ответил он и вздохнул.       — Нет, отец, ты ошибаешься, вот увидишь, мы все еще будем счастливы! — ответил Бриан, вскакивая на коня.        — Молодость… Молодость. Дай-то бог… — тихо проговорил де Буагильбер, глядя в спину сыну, покидающему двор замка. ***       Но Бриана ждало еще одно печальное известие. Еще одно разочарование и еще одна боль. Хоть путь до Бордо был неблизким, Бриан не боялся трудностей.       Спустя неделю, чуть не загнав своего коня, он уже стоял у ворот небольшого дома, который окружал почти жалкий виноградник. Нетерпеливые звуки рога доносились до хозяев. На порог вышла сама Аделаида. Горделивая осанка, длинные белокурые волосы, часть которых была убрана под расшитую золотую сетку. Она изменилась — теперь на ней было бархатное дорогое платье и дорогое ожерелье переливалось на ее шее.       — Рада видеть тебя в добром здравии, сэр Бриан, — холодный и надменный тон голоса был для молодого Буагильбера словно ушат ледяной воды.       — Аделаида, — проговорил он, еще не опомнившись от бешеной скачки. — Я, я так долго…       — Сэр рыцарь, — оборвала его гордая девушка. — Не могу понять причины столь позднего визита.       Бриан был удивлен таким обращением. Он проделал долгий путь, его мысли, несмотря на смерть матери, были заняты только ей.       — Что?! Что ты такое говоришь?! Что происходит? — он спрыгнул с коня и хотел было приблизиться к ней, но слуги выхватили мечи и копья, и преградили ему путь. — Этим меня не остановишь! — с этим словами, Бриан выхватил свой меч и положил пару стражников прямо перед входом в дом.       — Уезжай, Бриан! — выкрикнула Аделаида. Глаза ее выражали презрение.       — Что ты такое говоришь? — он подошел к ней и схватил ее за руки, горящие искры пылали в его глазах. — Я приехал к тебе со славой и почестями, с богатством и новым титулом! Меня принимают при дворе и сам король благоволит мне! Теперь ты согласишься стать моей женой?       — Я уже замужем, — проговорила она тихо, боясь еще больше разозлить грозного рыцаря.       — Как? — Бриан опешил и выпустил ее руки.       — Я уже замужем. Прости, — повторила она.       — И кто же он? — лицо Бриана побагровело, руки его дрожали, он еле сдерживал себя, чтобы не зарубить ее своим мечом.       — Ты его не знаешь. У него три деревни недалеко от… — начала Аделаида.       — Значит сын барона де Буагильбера тебя не устраивает?! Три деревни? Вот как? — рассмеялся Бриан, но его черные глаза продолжали метать искры гнева. — Конечно, это того стоит, чтобы выходить замуж за ничтожество!       В сердце защемило… Словно кто-то жег его огнем изнутри. Боже… Как больно… За что?..       Он в последний раз взглянул ей в глаза, Аделаида тряслась от страха. Слуги не решались опять преградить ему путь. Бриан вскочил на своего гнедого коня и не оборачиваясь помчался прочь… Впрочем, месть не принесла ему облегчения… ***       Спустя несколько месяцев этот грешный мир покинул и де Буагильбер Старший. Похоронив отца и мать в двадцать пять лет, ощутив всю боль от порушенной любви молодой Бриан окончательно разочаровался в жизни. Просидев еще день в родном склепе рядом с могилами родителей, он принял самое отчаянное решение в своей жизни.       Спустя три дня Бриан де Буагильбер, единственный, оставшийся в своем роде, происходивший из высшей нормандской знати, стоял на коленях посреди храма среди рыцарей-тамплиеров, принимая постриг и принося клятвы служению Господу.        — Добровольно ли и по собственной воле ты, Бриан де Буагильбер, принимаешь этот белый плащ рыцаря ордена Храма, этот символ чистоты и благочестия? — голос тамплиера звучал ровно и спокойной. Братья-рыцари пропели «Аллилуйя» в знак принятия новой души в свои ряды.       — Да, — отвечал взволнованный голос молодого Бриана. Настало время принести присягу.       — Во имя Бога Отца и Сына и Святого Духа. Я Бриан де Буагильбер самолично присоединяясь к Священному Воинству Ордена Храма и давая суровую клятву, обещаю хранить обет добровольного и строгого послушания, бедности и чистоты, как и братства, гостеприимства и воздержания.       Коим обетом я показываю твёрдое и несомненное желание посвятить меч, силы, жизнь и всё прочее делу христианского благочестия Ордена Храма и рыцарей, его охране и чести, а также величайшему просвещению и возвращению Храма и могилы Господа нашего Иисуса Христа, земель Палестины и Востока и владений отцов…* *** Палестина. Десять лет спустя...        — Где он? — еле держась в седле проговорил посланник. — Где ваш командор?        — Кто тебе нужен? Он сам? — оборачиваясь, спокойным, но требовательным голосом спросил Альберт де Мальвуазен, молодой рыцарь ордена Храма. Его темно-зеленые глаза внимательно разглядывали посланника в чалме.       — Да, мне нужен ваш командор, ваш господин, это очень срочно, — ответил тот, сползая с лошади.        — Хорошо, идем со мной, — ответил рыцарь и повел его в лагерь.       Зайдя в шатер, он нашел командора и тот час же задернул полог шатра.        — К тебе посланник. Что-то очень срочное, я осмелился проводить его сам, прямо к тебе, — Мальвуазен обратился к сидящему за столом командору храмовников.        — Кого там еще принесло на ночь глядя… — отозвался усталый низкий голос, крепкий высокого роста мужчина, с сильно загорелым лицом, раздетый по пояс из-за недавно полученной глубокой раны, повернулся. На его шее красовался лишь нательный крест да несколько шрамов, ранее полученных в битвах. Черные, блестящие, внимательные глаза — в них была все та же цепкость, что и десять лет назад. Темные, как смоль, волосы кое-где уже прорезала седина, но это не бросалось в глаза. Перевязанная рана на боку кровоточила, рядом колдовал лекарь-госпитальер.       — Посланник с той стороны, брат Бриан, — ответил Мальвуазен, подавая сигнал лекарю выйти.       Человек в чалме низко поклонился и протянул клочок с чем-то наспех написанным. Бриан де Буагильбер быстро пробежал глазами по посланию и ударил по столу так, что одна ножка тут же подломилась.        — Проклятье! — прорычал он, вскакивая и хватая свою кольчугу — повязка полностью намокла от крови. — Эти собачьи дети собрались напасть прямо сейчас! Альберт, что ты стоишь! Труби сигнал к полной готовности! Сейчас же!       Еще одна бессонная кровопролитная ночь… Рыцари Храма захватывали все новые и новые города, заливая все вокруг себя кровью, сея разрушения и смерть… "Deus Vult"* — срывается с губ…       Молитвы теперь звучали словно проклятия, возвещая о скором сражении, нежели о покое. Новые шрамы появлялись на смуглой, опаленной палестинским солнцем коже, новые вереницы сарацинских рабов, наспех удовлетворенные низменные желания, новые смерти врагов и друзей, заливаемые в перерывах между битвами и молитвами, терпким вином… Так прошло еще десять лет…       Аллилуйя… Так хочет Бог… ***       Сейчас могущественный рыцарь, гроза сарацинов, командор ордена Храма не мог заснуть. Воспоминания, терзавшие его в эту ночь не давали покоя. Он подошел к распахнутому окну и взглянул на звезды.       Ясное, темное небо щедро раскинуло свой волшебный полог с крупными серебряными звездами, словно дорогой наряд, предназначенный для какой-нибудь восточной красавицы. Легкий прохладный ветерок обдавал загорелое, покрытое шрамами лицо, черные блестящие глаза любовались ночным небом, темные, как смоль, с проседью волосы развивались от каждого порыва. Мускулистое мощное тело со следами после былых сражений теперь, казалось, до того закалилось с битве, что его хозяин мог вынести любые испытания. Бриан не мог заснуть. Он решил не мучиться больше и пойти к своему другу Альберту, выпить по стаканчику вина и поболтать о чем-нибудь.        Буагильбер знал — Мальвуазен никогда не спал после боя или полученных ранений. Сражаясь более десяти лет бок о бок, он хорошо изучил своего друга. И сейчас он был просто уверен, что Альберт либо сидит на террасе с книгой, либо наливается отличным вином, а возможно и то, и другое вместе.       Буагильбер вышел из своей комнаты и решительным шагом направился в покои своего друга, совершенно позабыв о присутствии нового увлечения Альберта. Он осторожно отворил двери и вошел в покои Мальвуазена. Его друга в комнате не было и Бриан, как не в чем не бывало уже решился пройти дальше, как неожиданно услышал тихий ласковый голос Альберта.       — Проклятье, — прошептал Буагильбер, вспоминая о наличии девушки. — Я и забыл…       Он уже хотел было развернуться и уйти, но какая-то сила заставила его остаться и спрятаться за широкой ширмой, как в прошлый раз.       Приготовившись услышать очередную любовную болтовню, чтобы не терять время даром, Буагильбер плеснул себе вина в стоящий на маленьком столике неподалеку кубок.       — Сокровище мое, я все равно не смогу заснуть, — голос Альберта звучал в тишине. — А тебе давно пора спать, давай сюда книгу.       — Еще одну страницу, господин, — нежный девичий голосок и поцелуй.       — Ну, хорошо, — еще один поцелуй. — Еще одну и спать.       Буагильбер видел, как они оба вошли в комнату и расположились на кровати Мальвуазена. Амаль была в тонкой, белой, ночной тунике с золотыми завязками и вышитым воротом. Ее длинные темные волосы были перехвачены таким же золотым шнурком. Девушка кивнула в ответ. Альберт накрыл ноги возлюбленной теплым одеялом. Сам рыцарь, пристроив перевязанную руку на одну из подушек, расположился рядом.       Еще один поцелуй. Буагильбер был очень удивлен: он скорее был готов к любовной сцене, чем к библиотеке. Оба, лежа на кровати — Альберт и Амаль, увлеченно читали увесистый томик в кожаном переплете и каждый из них не хотел отвлекаться от книги.       — Где тебе удалось достать ее? Это же… — спросила девушка, она посмотрела своими большими карими глазами прямо в темно-зеленые. — Это большая редкость.       — Еще в битве при Хаттине, пока все остальные разоряли город, я все же заглянул в хранилище одного из местных знатных сановников Саладина. И как видишь — совсем не зря, — улыбался Альберт. Еще один поцелуй, но на этот раз от рыцаря не смогла укрыться шея девушки. Не сдержавшись, он осторожно убрал книгу из ее рук и припал к ее тонким ключицам страстным поцелуем.       — Альберт, прошу, книгу не закрывай только, — девушка смутилась, но не могла противиться рыцарю.       — Можем дочитать завтра вместе, — легкая улыбка снова тронула губы Мальвуазена, а его глаза снова зажглись тем самым загадочным блеском. — Я люблю тебя.       — Не надо, господин Альберт, прошу, — девушка немного отстранилась от него.       — Прости, я всего лишь хотел немного твоей ласки. Я все время думаю о тебе, мое сокровище. Я не сделаю боле ничего дурного… Ничего, против твоей воли, — Мальвуазен осторожно взял ее руку в свои и поцеловал — Спи, тебе надо отдохнуть.       — Нет, я понимаю, мой господин имеет право поступать со мной как посчитает нужным, — грустные глаза малютки наполнились слезами.       — Перестань, я тебе не господин, — простонал от боли Мальвуазен, неудачно поворачиваясь на больную руку. — Просто Альберт. Эммм… Дьявол…       — Тебе очень больно, я пойду принесу тебе воды и сделаю еще один отвар, — девушка уже хотела встать, но сильная рука крестоносца остановила ее и притянулся к себе.       — Ты мое единственное лекарство, — с этими словами Альберт окончательно распутал золотые завязки туники и припал к ее груди. Отстранившись, он погладил Амаль по щеке и снова зашнуровал тунику. — Тебе нужно спать. Все, никаких больше книг, никаких забот на сегодня. Спи, мое маленькое счастье.       Еще один поцелуй.       Буагильбер закатил глаза в потолок и шумно выдохнул, тем самым обнаружив свое присутствие окончательно. Мальвуазен встал и заглянул за широкую ширму.       — О, боже! Бриан, какого ты тут делаешь?! — прошептал Мальвуазен, выталкивая Буагильбера на террасу. — Не спится?       — Нет, нужно поговорить. Я уж думал, ты никогда не закончишь любезничать со своей красавицей, — фыркнул Бриан. — Оказывается, теперь вы еще и читаете вместе. Воистину, это самое диковинное, что я видел за последнее время.       — Она, как и я, любит читать. Что такого? Ладно, пойдем, — согласился Альберт, прихватив кувшин с вином.       Оба они вышли на террасу.       — Я все думаю, почему капитул никак не созовут? — Бриан налили себе и другу по кубку.       — Ты же видишь, что происходит. Конрада так и не успели короновать. За кем же тогда останется Иерусалим?.. Ричард затеялся какую-то игру. Грязную игру. — Задумавшись, сказал Мальвуазен.       — Вот и я о том же, Альберт. Конрад составляет недюжую конкуренцию Ричарду. — Бриан облокотился на перила и уставился на горизонт.       — Нам-то что, мы не подчиняемся ни одному из них, — ухмыльнулся Альберт. — Теперь мы будем свидетелями кто кого. Ричард не отступится просто так. Теперь мир — через три месяца мы отплывем отсюда, вместе с его людьми, кстати. Я не буду рад такой компании, но ничего не попишешь, придется плыть с саксами и их ублюдком Плантагенетом. Он плохой король, предводитель из него еще хуже — какой командир посылает на смерть своих воинов, спасая собственную шкуру, ценой своих людей… Этот не успокоится, пока не напьется крови вдоволь. Впрочем, как и мы все… А вот то, что эти крысы все передрались между собой — это плохо. Если так пойдет и дальше, и капитул не будет созван — нам придется туго. Тогда гроссмейстера назначит сам Папа. Особенно тебе будет несладко, Бриан, мы все видим тебя нашим гроссмейстером. Ты заслужил это по праву. А мы все знаем, он недолюбливает тебя из-за твоей вспыльчивости и заносчивости. Я уж не говорю про те события в Палестине…       — Все, что я делал, — перебил его Буагильбер. — Я делал во имя Господа. И тогда в Палестине тоже.       — А тех беззащитных сарацинских женщин и детей в мечети? Сколько их было тогда? Около ста или чуть больше? — Мальвуазен посмотрел прямо в темные глаза Бриана. — Нет, — он тут же попытался смягчить начатую фразу. — Я тебе не поп, ты не в исповедальне. Я о том, что все мы погрязли в грехах, которые нам уже не замолить. Ни мне, ни тебе, друг мой. Поэтому не будем приплетать сюда имя Господа нашего.       — Значит, тот молодой саксонец был прав, ты… — Бриан догадался о пагубной страсти своего друга.       — Да! Да, да! Я это сделал! — глаза Мальвуазена пылали. — Я влюбился в нее, да, как бы смешно это не звучало. Я видел ее каждый божий день, на базаре и у развалин старого города. Молился каждый день, в надежде забыть это пагубное влечение, но ничего не смог с собой поделать. Я люблю ее.       — Ну и люби на здоровье кого хочешь, Альберт, только мой тебе совет — не стоит относиться к этому столь серьезно. Любовь не приносит ничего хорошего. Лишь боль и страдания, — Буагильбер горько улыбнулся и тихонько потрепал Альберта по больной руке.       — Она не просто развлечение, Бриан, — щеки Мальвуазена запылали.       — Я понял, — храмовник снова улыбнулся. — Тогда береги ее больше, чем себя самого. ***       Слова Буагильбера оказались пророческими. Следующий день принес печальную весть, посеяв еще большие сомнения и раздор в христианском воинстве.       Конрад де Монтсеррат был предательски убит ассасинами. Многие догадывались, что за всем этим стоял никто иной, как сам Ричард Львиное Сердце, но прямых доказательств так и не удалось добыть.       Схоронив своего близкого друга, Бриан затаил тайную месть на короля, он был готов сделать что угодно, но больно отомстить Ричарду за коварное убийство.       Молебен за упокой души храброго Конрада служили целую неделю. Из всех христианских церквей неслись звуки поминальной молитвы. Белые плащи крестоносцев и черные госпитальеров заполнились все приходы. Множество воинов, склонившихся в молитве, застыли словно живые скульптуры.       Спустя еще два месяца, Бриану пришлось хоронить и возлюбленную своего друга Альберта Мальвуазена. Случилось это нелепо и страшно. Буагильбер видел как его друг светился от счастья, как после вечерней молитвы торопился в свой дом, сажал на своего коня Амаль, и они гуляли по побережью, наблюдая за звездами. Как он трепетно и осторожно брал на руки свою красавицу, тонкую и хрупкую словно сосуд из редкого стекла.       После убийства Конрада де Монтсеррата, Бриан часто сопровождал своего друга на прогулках, но старался не мешать двум влюбленным.       Все случилось неожиданно в один из таких тихих вечеров. Бриан шел медленной походкой, находясь чуть в отдалении от Амаль и Альберта. Мальвуазен держал свою возлюбленную за руку и что-то тихо рассказывал, каждый раз останавливаясь и целуя малютку. Она поднялась на цыпочки и что-то прошептала ему. Буагильбер видел, как глаза его друга расширились и засверкали как бриллианты. Он поднял девушку на руки и закружил с радостным криком:       — Я так счастлив, ты даже себе не представляешь! Я очень люблю тебя, Амаль, жизнь моя…       Поцелуй… Последний поцелуй, который останется с Альбертом до самого конца.       Откуда-то ни возьмись выскочило десяток ассасинов, одетые во все черное. Это были наемники, которые шли не воровать или раздобыть легкую добычу. Они шли убивать.       — Альберт! — Бриан кинулся на выручку другу.       Рыцарь обернулся вместе со своей драгоценной ношей на руках. Его темно-зеленые глаза не сразу смогли разглядеть наемников в темноте.       Бриан кричал что есть мочи и уже бежал к ним, вязкий песок не давал ему бежать быстрее:        — Альберт!!! Уходите!!!       Мальвуазен быстро опустил Амаль и заслонил своим телом, выхватывая одновременно свой меч и кинжал из ножен. Сражаться сразу с десятком было не впервой для него, он не боялся смерти, но теперь, когда за его спиной была ОНА, он не имел права проявить слабость ни на минуту.       — Беги, Амаль! Беги! — успел крикнуть Альберт. Девушка словно не могла сдвинуться с места.       Ассасины окружили Мальвуазена, Амаль беспомощно сжалась от страха, вглядываясь в закутанные лица убийц. Она была небольшого роста и кое-как доходила Альберту до груди. Мальвуазен выкрикнул клич тамплиеров и ринулся вперед.       Он кружился в диком кровавом танце, опрокидывая одного за одним, но раны предательски не давали двигаться рыцарю в полной мере. Не обращая внимания на боль, Альберт снова и снова отражал удары.       Бриан уже подоспел и теперь крушил нападавших одним за другим.       Неожиданно раздался резкий крик. Это был ее крик. Он обернулся… Амаль успела заслонить его от рокового удара. Все было кончено. Голова несчастной покатилась на остывающий песок…       Страшный вопль огласил побережье Акры. Альберт словно раненый волк бросился на одного из ассасинов, вцепившись в него, вонзая снова и снова в тело врага свой меч. Вгрызаясь в его горло.       Буагильбер закончил с остальными. Спустя какое-то время он с большим трудом оттащил своего друга от тела убийцы. Его лицо и губы были в крови. Одежда также была залита кровью. Альберт, словно волк, перегрыз убийце горло. Руки его были опущены, а глаза как будто погасли.       — Пойдем, Альберт, нам надо похоронить Амаль, — тихо сказал Бриан, подбирая меч друга.       — Я сам, — еле слышно отозвался Альберт.       Его белоснежный плащ так и остался лежать на песке. Он взял его и завернул тело своей возлюбленной, как тогда… Он сидел и что-то напевал, словно укачивая ее как маленького ребенка. Бриан поглядев на друга, принялся копать могилу своим мечом прямо тут же, раздевшись до пояса.       Закончив, он помог Мальвуазену уложить тело в его плаще в могилу. Бриан внимательно вглядывался в лицо Альберта. Тот как-то странно улыбался. Опасаясь за рассудок своего товарища, Буагильбер осторожно принялся закапывать тело девушки.       — Подожди, — Альберт снова открыл полу плаща, взяв отрубленную голову своей возлюбленной, он поцеловал ее губы в последний раз. Он будто застыл. Застыл навсегда.       — Я был очень счастлив, спасибо тебе, друг мой. Видно, так хочет Господь… Бриан обнял его, крики и рыдания, которые он ждал от Альберта, так и не раздались, тогда он продолжил закапывать тело. Закончив скорбный труд он присел тут же на берегу. Тихие волны плескались, размывая песок, смешавшийся с кровью. Оба они сидели молча и смотрели на горизонт. Занимался рассвет. Такой же красный как и кровь, которая окрасила все в эту ночь… *Клятва тамплиера: Во имя Бога Отца и Сына и Св. Духа. Я… самолично присоединяясь к Священному Воинству Ордена Храма и давая суровую клятву, обещаю хранить обет добровольного и строгого послушания, бедности и чистоты, как и братства, гостеприимства и воздержания. Коим обетом я показываю твёрдое и несомненное желание посвятить меч, силы, жизнь и всё прочее делу христианского благочестия Ордена Храма и рыцарей, его охране и чести, а также величайшему просвещению и возвращению Храма и могилы Господа нашего Иисуса Христа, земель Палестины и Востока и владений отцов. Подчиняюсь Уставу св. Бернарда, Грамоте о переходе, Правилам, Законам, Установлениям и прочим отдельным актам, изданным в соответствии статутам Ордена: обязуюсь никому не сообщать о Рыцарях, никому не открывать титулов или степеней, никому ничего не передавать об обрядах и обычаях Ордена. Затем обязуюсь всегда, будь-то в помещениях Ордена или вовне и в любых обстоятельствах жизни полностью подчиняться верховному Магистру и старшим по званию в Ордене. Обязуюсь любить моих братьев, рыцарей Храма, и сестёр-храмовниц, и помогать вдовам братьев и их детям, как и детям сестёр, мечом, советом, имуществом, деньгами, авторитетом и отдельными моими вещами, и всегда и везде без исключения предпочитать их всем непричастным Храму: заботиться о благочестивых паломниках, служить помощью и утешением плененным Креста ради, больным и нищим. Обязуюсь сражаться с неверующими и неверными своим примером, доблестью, богатством и другими средствами; против неверных и неверующих с мечом к Кресту подступающих обязуюсь обнажать меч. Обязуюсь сторониться всякого бесстыдства и не участвовать ни в каких делах плоти, кроме как в должных и с женой разрешённых. Обязуюсь, среди каких бы нечестивых (insanum) народов я не был, подчиняться праву, законам и обычаям Ордена: для народов же, которые гостеприимно и дружелюбно почитают Орден, выполнять священные обязанности гражданина и рыцаря. В этом перед Рыцарями, на этом собрании присутствующими, громко клянусь, признаю и исповедую. Клятву сию кровью своей подписываю и запечатлеваю на бумагах (in tabulas) собрания… снова пишу и подписываю со свидетелями, подписавшимися под вышесказанным. Слава Отцу, и Сыну, и Святому Духу. Аминь.