Deus Vult/Этого хочет Бог

«Когда гремит оружие, законы молчат.» Марк Туллий Цицерон       Ранним утром, как только солнце показало первые лучи, со двора доносились звуки ровного пения. Рыцари Храма Гроба Господня собрались во дворе на утреннюю молитву.       Ровные глубокие мужские голоса, возносившие молитву Господу, поднимались ввысь и грохотали по всей округе. Лица рыцарей были серьезными и суровыми, покрытыми шрамами, загорелые под палящим солнцем, почти до негритянской черноты. Глаза некоторых братьев-крестоносцев были печальны. Накануне после очередного кровопролитного боя, последнего перед заключением мирного договора, они потеряли своего гроссмейстера. Сейчас звучавший хорал был и своеобразной молитвой о душе главы их ордена.       Немного высокий приятный голос, легко распевавший хорал на латыни, принадлежал Альберту де Мальвуазену, еще одному прецептору ордена Храма, близкому другу Бриана де Буагильбера. Его стройная и высокая фигура, облаченная в белоснежный длинный плащ с нашитым красным крестом, казалось, была воплощением чистоты и истинного благочестия, если бы не глаза рыцаря: темно-зеленые, источавшие какой-то холод, хитрость, презрение и жестокость, они мгновенно срывали флер видимого благочестия.       Бриан стоял рядом с ним, склонившись в молитве. На душе у него было неспокойно, да и гибель Жерара де Ридфора**, предводителя ордена Храма, великолепного оратора, который был способен убеждать и вести за собой: кто же теперь возьмет в свои руки желанный скипетр. Смерть де Ридфора вызывала в душе Бриана облегчение. Он отчетливо видел и понимал, насколько Жерар позорил орден своими необдуманными действиями, приводившим к нескончаемым распрям и склокам между христианскими войсками тамплиеров и госпитальеров. Как он раз за разом посылал на верную смерть братьев-рыцарей. Обезглавленное тело де Ридфора было уже захоронено, все пришлось делать очень быстро из-за дикой жары и нескончаемых песчаных бурь.        Теперь, место гроссмейстера было вакантным. Капитул так и не могли собрать из-за постоянных перебранок и споров. Подходящего кандидата не было. Да и мир, который все же заключили с Саладином, не давал тамплиерам развязать руки на Востоке.       Глубокий сильный голос Бриана вместе с другими звучал посреди замкового двора крепости Акры, но его мысли теперь были заняты именно этим: кто же будет следующим гроссмейстером… **Crucem sanctam subiit, qui infernum confregit, accintus est potentia, surrexit die tertia. Alleluia Surrexit Christus et illuxit populo suo: quem redemit sanguine suo. Alleluia! Crucem sanctam subiit, qui infernum confregit, accintus est potentia, surrexit die tertia. Alleluia Surrexit Christus iam non moritur: mors illi ultra non dominabitur. Alleluia! Crucem sanctam subiit, qui infernum confregit, accintus est potentia, surrexit die tertia. Alleluia Surrexit Christus lapidem quem reprobaverunt aedificantes: hic factus est in caput anguli. Alleluia! Crucem sanctam subiit, qui infernum confregit, accintus est potentia, surrexit die tertia. Alleluia ** (хорал тамплиеров) Он нес Святой крест, Который попрал силу ада, Он был опоясан силой, Он воскрес на третий день, Аллилуйя. Христос воскрес И освятил своих людей, Которых искупил своею кровью Аллилуйя. Он нес Святой крест, Который попрал силу ада, Он был опоясан силой, Он воскрес на третий день, Аллилуйя. Христос воскрес И освятил своих людей, Которых искупил своею кровью Аллилуйя. Христос воскрес В жизнь вечную воскрес Христос, И смерть над ним не властна боле Аллилуйя. Он нес Святой крест, Который попрал силу ада, Он был опоясан силой, Он воскрес на третий день, Аллилуйя. Христос воскрес Подобно камню, что строителем отвергнут, Стал во главе угла Аллилуйя. Он нес Святой крест, Который попрал силу ада, Он был опоясан силой, Он воскрес на третий день, Аллилуйя.       Им было больше нечего делать на Востоке. Перед отъездом в Англию, король Ричард решил устроить турнир, а также пир, ознаменовав тем самым конец похода и возвращение домой. ***        — Что теперь, Бриан? — Альберт облокотился на стоящую во дворе повозку, комкая в руках край своего белоснежного плаща.        — Нас ждет собрание капитула и избрание нового гроссмейстера, а потом… — Бриан немного помедлил, словно что-то воскрешая в памяти. — А потом мы едем в Англию.        — Немного прохлады на наши бедные головы, — усмехнулся Мальваузен. — Да и потом я смогу повидать своего брата. Не видел его уже несколько месяцев, ты ведь знаешь, Филипп уже вернулся в свои владения.        — Вот радость-то, сидеть в замке день и ночь напролет, то и дело побивая саксонских свиней-соседей, наблюдая нескончаемый дождь, — Буагильбер подтянул свой кожаный пояс, на котором крепились обоюдоострый длинный кинжал и тяжелый двуручный меч в ножнах.       — Предпочел бы оставаться здесь. Если бы не этот… Капитул... Я бы ногой не стал ступать на английскую землю.       — Нам все это слишком дорого досталось, Бриан. Сейчас орден обескровлен, столько наших братьев погибло… Проклятая земля! — Альберт с силой ударил кулаком по борту повозки, да так сильно, что одно из колес сорвалось и откатилось в сторону.        — Успокойся, друг. Мне же наоборот, земли, некогда служившие мне домом, кажутся теперь проклятыми, — ответил де Буагильбер и положил свою руку на плечо Альберту.        — Мы потеряли почти всех, Бриан! Только подумай! — продолжал он с горячностью. — Амори, де Креси Старший, де Креси Младший, наш славный Гийом и брат во Христе брат Жоффруа, — сокрушался Мальваузен. — А теперь, вон, посмотри. — Он указывал Бриану на местных жителей, которые после заключения мира могли вернуться в свои дома. — Они ходят свободно, словно победители! А мы должны оставить все это, будто и не было ничего, а ведь все полито нашей кровью, нашей кровью, Бриан! Это все чертов Ричард, со своими саксонскими прихвостнями…        — Тише! — оборвал его Буагильбер. — Не стоит ради него поминать нечистого всуе. Сейчас заключено перемирие, это так, но найдутся и те, а таких довольно много, кто возненавидит его за это. Угомонись, Альберт, сегодня мы сможем выпустить весь пар на турнире, выступив против людей Ричарда. Еще посмотрим, кто кого! — Рассмеявшись, как бы ободряя Мальваузена, ответил Бриан.        — Что ж, пойду, пожалуй, у меня есть еще дела, — Альберт смягчился и улыбнулся, когда его взгляд упал на невысокого роста смуглую девушку с карими, немного испуганными глазами. Завидев, устремленные на нее темно-зеленые глаза храмовника, она быстро закуталась в свое покрывало цвета темной охры. Девушка быстро подняла кувшин с водой и направилась в сторону города.        — Я смотрю, ты приглядел себе кого-то, Альберт? — Бриан снова усмехнулся, он был рад, что его друг хоть немного повеселел.        — Какая хорошенькая, — Мальваузен не сводил горящий взгляд в удаляющейся фигуры девушки. Он отлично умел скрывать свои аморальные дела, за благочестивым видом, усердными молитвами и покаянием, но от этого суть дела не менялась. Альберт был искусным интриганом, жестоким и довольно расчетливым. Вот и сейчас, провожая взглядом девушку, он уже нарисовал в своем воображении что-то для него очень приятное. — Ты сам-то не хочешь немного развеяться?       — Ты с ума сошел, Альберт, она еще ребенок, — Бриан также посмотрел вслед уходящей девушке в палантине, засмеявшись и толкнув Мальваузена в плечо.        — Ну, уже нет… — выдохнул Альберт, оправляясь и затягивая свой пояс. — На этот раз я сам найду себе развлечение, я не пойду с тобой в ту дыру с этими жирными красотками, в которую ты меня притащим в прошлый раз.        — Ну уж и дыра, — продолжал смеяться Бриан. — Гарем одного из местных очень почитаемых людей. Какая разница как скоротать то немногое время, что нам здесь осталось, пока Ричард не утащил свой…        — У меня другой вкус. И потом, о чем мы? — Альберт оборвал его и понизил голос. — Я не раз говорил тебе, Бриан, ты слишком громко думаешь. Вон, посмотри, это люди Ричарда. Все понемногу собираются на турнир.        — Что ж, иди, развлекайся, до встречи, друг, — Бриан, смеясь похлопал Мальваузена по плечу.  — До встречи, Бриан, — Альберт тоже улыбнулся и поспешил в след за желанной фигурой. ***       Альберт де Мальваузен, будучи человеком предусмотрительным и осторожным, вовсе не хотел, чтобы кто-то прознал о его затее, особенно сейчас в период мира.       Быстрым уверенным шагом он шёл в город, не показывая виду, что его намерения очень отличаются от того, чтобы посетить местные базары и прикупить себе красивые из тесненной кожи ножны. Его взгляд не отпускал из виду хрупкий силуэт в палантине цвета тёмной охры. Альберт видел, как девушка с кувшином на плече купила свежий хлеб и устремились в старую часть города, которая была полуразрушена и не столь людна. Храмовник, словно хищная птица, наблюдал за своей будущей добычей. Он вглядывался в черты её лица, такие непохожие, что были у французских и саксонских красавиц.       Он был словно зачарован, эти тёмные слегка вьющиеся волосы, которые девушка скрывала под плотным покрывалом, тонкие смуглые руки, несущие большой кувшин, мягкие движения, глаза, почти ещё детские, но уже познавшие ужасы войны.       Накатившее желание распаляло кровь рыцаря, а начинавшее палить солнце в конец разогрело его чувства. Альберта не смутило, что девушка была очень молода, на вид ей было не больше четырнадцати лет. Глаза, метавшие тёмные зелёные искры, горели, а все его тело напряглось и не хотело подчиняться разуму.       Мальваузен последовал за ней, ловко прячась за развалинами городских стен. Он знал, никакого наказания за это не последует, в ордене довольно часто закрывали глаза на подобные вещи, считая, что такие мелкие грешки не стоят сурового порицания, ведь храбрейшие рыцари Храма Господня уже заслужили своим усердным служением царство небесное. Кто же посмеет упрекнуть мужественного защитника гроба Господня. Альберт отлично знал, как скрыть свои оплошности.       Пройдя ещё немного, девушка обернулась, словно чувствуя за собой слежку, но никого не заметив, она продолжила свой путь. Это было отдалённо место, и людей здесь селилось мало, разрушенные стены и дома…       Альберт умело продолжал скрываться за развалинами до тех пор, пока рядом уже никого не осталось, лишь закутанная в палантине фигура с кувшином…       Рыцарю хватило лишь одного быстрого движения, чтобы схватить малютку и зажать ей рот. Кувшин полетел на землю… Круглый свежий хлеб остался лежать в стороне… Вода тонкими струями сочилась на каменную, горячую землю.       Мальваузен затащил несчастную, дрожащую от страха, девушку в один из разрушенных домов. Бросив свою добычу в угол, он стал медленно стягивать свой белоснежный плащ тамплиера, символ чистоты, искренней веры и непорочности.       Девушка сжалась в комок, её тёмные испуганные глаза с навернувшимися слезами, смотрели в упор на рыцаря.       — Какая ты сладкая… — прошептал Альберт, он отлично знал местный язык, — не бойся, я уже давно за тобой наблюдаю.       — Зачем я вам? — голос девушки дрожал от страха и осознания того, что должно было произойти.       — Разве бедному рыцарю, столь мужественно сражавшемуся за этот город и его крепость, не полагается небольшая награда? — он растянул свои губы в лёгкой улыбке, не спуская с неё горящих глаз.       — Чего вы хотите? У меня ничего нет, — бедняжка попыталась сбежать, но крепкая хватка Мальвуазена помешала несчастной осуществить побег.        — Ты такая хорошенькая, такая нежная, ласковая, — начал ласково рыцарь, развязывая свой кожаный пояс свободной рукой. — Будь нежной со мной, я тебя не обижу. Девушка сделала последнюю попытку вырваться, но этим лишь раззадорила храмовника. Альберт не долго думая, бросил свой белоснежный плащ прямо на пол полуразрушенной лачуги. В нем кипела страсть и похоть, резким движением он повалил несчастную на пол, прижимая её всем своим телом.       Девушка плакала и пыталась позвать на помощь, но никто не являлся. Альберт усмехнулся, его пылающие темно-зелёные глаза словно пожирали её.       Ему вдруг захотелось почувствовать её всем телом, он стащил с себя короткую кольчугу, затем ещё одно облачение, оставшись лишь в нательной рубашке и кожаных штанах. Его возбужденная плоть проступала сквозь штаны. Скинув рубашку, Альберт снова навалился на девушку и стал рвать на ней одежду, обнажая её нежную упругую молодую грудь.        Сил у неё больше не осталось, лишь бессильные слезы текли по её щекам. Альберт осторожно вытер каждую слезинку. Его пальцы, привыкли к тяжёлым клинкам, копьям, щиту и жесткому поводу боевого коня, теперь осторожно и даже нежно прикасались к юному созданию.       Сам рыцарь был хорошо сложен, высокий, статный и мускулистый, отличающийся изяществом и приятными манерами. Теперь он не мог сопротивляться своему желанию, припав к нежному, почти детскому рту своим губами. Девушка не собиралась сдаваться и с силой укусила насильника. Это взбесило Мальвуазена.       Ударив малышку по лицу, тем самым подавив её сопротивление, он одним сильным движением разорвал остатки её одежды.       Девушка плакала и умоляла не делать этого, но рыцарь был словно одержим самим дьяволом. Освободившись от последней преграды, он навалился на неё всем телом, получая грязное удовольствие. Лишь крест на толстой золотой цепи оставался у него на шее поблескивая в лучах солнца, которое пробивалось сквозь развалины дома.       Закончив свое истязание и получив желаемое удовлетворение, Альберт отстранился от несчастной, трясущейся от ужаса девушки, почувствовав на своём теле что-то влажное и тёплое. Тонкие струйки крови сочилась по бедрам его жертвы. Мальвуазен поцеловал её в губы, поглаживая по её темным волосам.       — Не говори никому, — сказал он, приставив палец к её губам.       Белый плащ окрасился алой кровью… ***       Такой жестокий и циничный поступок ничуть не смущал Мальвуазена, он, как и многие крестоносцы, пришедшие в эти земли, считали себя полноправными хозяевами и выписывали себе сами любые индульгенции, не стыдясь и не раскаиваясь даже в минуты священной молитвы.        Альберт разорвал свой некогда белый плащ и отер от крови ноги девушки.        — Где ты живешь? — его голос был мягким. Она молчала, даже слезы ее высохли, глаза застыли в каком-то немом испуге.        — Где ты живешь? У тебя есть кто-то из близких? — повторил Мальвуазен.        — Нигде… У меня никого не осталось… — тихо отозвалась она.        — Тогда, ты пойдешь со мной, — ответил рыцарь, с этими словами он подал ей руку и помог подняться, но бедняжка не смогла устоять на ногах и упала. Тогда Альберт закутал ее остатками того, что было раньше плащом тамплиера, и взял на руки.        — Все будет хорошо, любовь моя… — сорвалось у него с губ вместе с поцелуем, в котором на этот раз была нежность и успокоение.       Он вышел прочь из разрушенного дома, неся на руках свою горькую ношу и свой страшный выбор. Его нательный крест на толстой золотой цепи с сапфировыми вставками светился на солнце, нагревшись настолько сильно, что теперь жег грудь рыцаря-тамплиера, оставляя отметину на его коже и на его душе. ***       Палящее солнце и раскаленный песок нещадно жгли стопы рыцарей, словно пытаясь собрать все свои последние силы и изгнать их со своей земли.       Некоторые сваливают свои грехи на судьбу, проклиная бога, некоторые винят других в своих несчастьях и поступках. Рыцарям Храма винить было некого. Все убийства, насилие и совершенные злодеяния, горе, моря крови, от которой уже невозможно было отмыть руки никакой святой водой…        Разорение и боль, которые они принесли с собой… Все это они совершали лишь по воле своего бога, которому молились неустанно, а на другой день, все начиналось сначала.       Так хочет Бог…