Бран спал без снов. Ему казалось, будто в то время, когда глаза его были закрыты, он проживал иную, чужую жизнь.
Бран смотрел на свежие синяки и порезы. Тёмные пятна разливались по телу, словно неведомая ранее болезнь пыталась поглотить его целиком, безболезненно и незаметно. Раны походили на трещины, и Брандону чудилось, будто ещё мгновение, и он рассыплется на ледяные куски.
Ни разу ещё ему не удавалось покинуть свои покои, а ночь, казалось, навсегда исчезла из его жизни. Он вставал с рассветом и проваливался во тьму, как только солнечный круг касался горизонта. Он знал, что не погиб, но уже давно не ощущал себя живым.
Он больше не требовал аудиенции с Королём Ночи, не стучал в немую дверь, не пытался вырваться из клетки. Он не планировал побег, но с мыслью, будто у него есть некая тайна, сила, неподвластная Королю, он проводил часы на заснеженном балконе. И замок, взявшийся из ниоткуда, отвечал ему. Бран понял это, как только разрушил дверь усилием своей воли — это точно не было случайностью.
Дверь на балкон могла закрываться по его желанию. Сперва медленно, будто нехотя, она приходила в движение, недовольно скрипела, а следом скользила взад и вперёд, так, как того хотел Брандон. Он был поражён, испуган и насторожен. Он совершенно ничего не понимал. Но искра надежды с каждым днём разгоралась всё ярче.
— Исчезни, — прошептал Брандон в один из тех редких дней, когда облака над замком расступились, обнажая голубое небо и призрачную луну.
Дверь жалобно скрипнула, рельефные льдины беспокойно блеснули. Брандон задержал дыхание. Участок двери, который он обводил взглядом вот уже около часа, пошёл неровными трещинками. «Исчезни», — повторил Брандон настойчивее. Трещины стали глубже, распространяясь так, словно кто-то неумело вырезал их ножом.
Исчезни.
Брандон коснулся идеального белого круга, и в то же мгновение тот рассыпался. Брандон выдохнул. Теперь он мог хоть как-то контролировать свою непонятную силу.
Громкий шёпот крыльев прервал его размышления. Брандон обернулся. Огромный чёрный ворон сидел на балюстраде. Он молча разглядывал его и словно качал головой в неудовольствии.
Брандон с трепетом поднялся.
— Почему ты прилетел? — прошептал он, и голос его дрогнул. — Я предал вас.
Ворон каркнул и взмахнул крыльями. Брандон отступил назад, не отводя от него поражённого взгляда.
— Я больше не Трёхглазый Ворон. Он мёртв. Король Ночи убил его.
Ворон испустил пронзительный крик. Бран закрыл уши руками. Слова, невысказанные, но оглушительные, выжигались на его разуме. Раскалённые прутья образов и знаков, понятные лишь ему одному, сдавили голову, едва ли не расплавляя сознание. Жар, давно забытый жар человеческого тела охватил его на короткое мгновение, — то были воспоминания. Воспоминания о том, как когда-то он ещё был человеком, как чувствовал кожей мороз подступающей зимы. Соломенные ноги подкосились, и Брана на миг окатил ужас: что, если он вновь потеряет их?
Он взглянул на пустующую балюстраду и почувствовал, как кто-то бережно поднимает его на руки. Спокойный и ошеломлённый взгляды встретились.
Брандон зажмурился, ожидая страшного наказания или очередного погружения в забытие, однако ничего из этого не последовало. Когда он решился открыть глаза, то увидел, что взгляд Короля Ночи более не был направлен в его сторону. Тот с нескрываемым интересом рассматривал круглое отверстие в двери.
— Это сделал я, — произнёс Брандон прежде, чем успел себя остановить. Король Ночи вновь взглянул на него, но в его горящих голубым глазах не было и намёка на гнев. — И я сделаю это снова. Ты не сможешь удерживать меня здесь вечно, так что рано или поздно тебе придётся убить меня. Лучше сделай это сейчас, если хочешь, чтобы я впредь не доставлял тебе проблем.
Король Ночи слегка склонил голову вбок. Сейчас он не казался столь жутким, каким выглядел во все прошлые их встречи.
— Может быть, ты опустишь меня? — осторожно попросил Брандон, опомнившись. Иной всё ещё держал его на руках.
Вместо этого Король Ночи развернулся и прошёл с балкона вглубь комнаты. Лишь опустив Брандона на кровать, он отстранился. Бран, не чувствуя сковывающей его силы, сел на кровать, свесив босые ноги. Король Ночи стоял подле него. Какое-то время они лишь молча разглядывали друг друга.
— Зачем я тебе? — наконец, спросил Брандон. Комнату заполнило густое, липкое напряжение.
Король Ночи раскрыл рот, будто хотел что-то сказать, и Бран отчётливо услышал, как трещат и раскалываются льдины. За этим звуком таилась усмешка.
— Легко прятаться за словами, значение которых мне не удастся понять, — произнёс Бран. Он не знал ни одного человека, говорящего на скроте. С другой стороны, он больше не мог назвать себя человеком.
Брандон раскрыл рот, так же, как то ранее сделал Король Ночи. Он глубоко вздохнул и напряг горло. Ещё секунду назад он был уверен в том, что неведомые ему слова неизвестного языка сами сорвутся с губ, но чем ярче загорались глаза Короля Ночи, тем быстрее таяла его надежда.
Из горла вырвался лишь слабый хрип.
Бран вздрогнул всем телом, распахивая глаза в немом ужасе. На мгновение ему показалось, будто слова — простые, человеческие слова — испарились из его головы. Чудовищная пустота сковала Брандона ледяными тисками. Он не мог,
не мог забыть их!
Король Ночи бесшумно скользнул ладонью по его щеке. Он оказался так близко, что Брандон мог кожей чувствовать его морозный, слегка искрящийся запах. Он вспомнил их встречу в богороще, вспомнил,
как умер тогда Трёхглазый Ворон. Он не знал, что творилось в голове у Иного, не знал, что творилось с ним самим. Слова мутными красками расплывались перед глазами.
— Ты не убьёшь меня, — прохрипел Брандон, чувствуя, как сжимаются пальцы на его затылке. — Но когда-нибудь, обещаю, я убью тебя, Король Ночи, — прошептал он в сухие, жесткие губы.
Где-то каркнул ворон.
Брандон отчего-то подумал, что это не последний их поцелуй.
***
Ассири́я не ожидала, что корабли с чёрными парусами прибудут к вечеру.
Она выучила наизусть каждую строчку из полученного письма. Она чувствовала дрожь в руках. Она попросила вынести кресло на террасу, чтобы сидя наблюдать за волнами, омывающими берега Волантиса.
Ассирия боялась, что ноги откажутся слушаться её, боялась, что она обессилит от напряжения, сковавшего её тело и душу.
Ассирия велела сопроводить гостей, создав условия столь трепетные, каких бы не удостоились и члены Триумвирата. Ей требовалось время, чтобы собраться с мыслями — казалось, на это не хватило бы вечности, проведённой в полном уединении.
Она встала с кресла, расправляя складки юбок вышитого золотыми узорами платья. Одна из служанок сообщила, что гости прибыли ко двору. Ассирия кивнула, одновременно принимая золотую брошь с изображением тигра.
— Скажи, что я уже иду, — произнесла она ровным голосом. Взгляд её был прикован к разливающемуся по городу растопленному солнцу. Алой медью сверкали морские воды. Чёрные паруса мрачно выглядывали из бухты. Своими мыслями она была далеко — за морем, за чуждыми странами. В краю, доселе неизвестном, таинственном и диком. В краю жестоком, сгубившем её молодую розу.
Стоило ли приказать затопить корабли, вырезать каждого чужеземца, вспороть им глотки, выпотрошить кишки? Они слабы — таков был посыл письма. Они не смогут сопротивляться, не смогут избежать смерти. Они прибыли не скорбеть, не сочувствовать утрате.
Но разве есть разница?
«Великому горю — великая месть», — слова, полные мудрости, слова человека, терявшего близких.
Когда перед Ассирией раскрылись двери, она увидела карлика, темнокожую девушку и Безупречных.
— Моё имя Ассирия Мейгир, и я готова выслушать ваше предложение, Тирион Ланнистер, Десница серебряноволосой королевы.
***
— Нас было четверо, четверо, не считая лютоволка! Мы вдвоём сумели спастись от Короля Ночи! Я тащила его до Стены на собственной спине! И вы, о великий Хранитель Севера, не смогли защитить его от этого рогатого урода, имея двух драконов и многотысячную армию?! О, Семеро, да вы, должно быть, издеваетесь!
