***
Прошёл уже почти месяц, как Ева, вместе с маленькой дочкой и верной Делией, прожили у Шона. Необходимость постоянно скрываться и прятаться действовала на нервы девушке, а желание выйти на улицу и подставить лицо солнцу и ветру с каждым днём усиливалось, становясь непреодолимым. Однако, выходить она могла лишь во внутренний дворик, да и то, глубокой ночью, когда никто из соседей не мог её видеть. Мелинда, привыкшая раньше часто гулять вместе с матерью, тоже капризничала от недостатка солнца и свежего воздуха. Обстановка в королевстве накалялась день ото дня, люди становились злее и всё чаще поминали временного правителя недобрым словом. Слухи о его разгульной жизни медленно, но верно расползались по Д‘Харе, а жестокие нововведения, вроде повышения налогов и новых рекрутских рейдов, всё сильнее подогревали народное недовольство. Сложно было поверить в это, но простые люди всё чаще вспоминали правление Рала, считая его хоть и жёстким, но хотя бы благоразумным и стремящимся к порядку. Для защиты собственной шкуры Палмеру понадобилось свежее пополнение в армии. Он вовсе не был глупцом, и прекрасно понимал, что люди недовольны им, однако алчность и властолюбие слишком сильно овладели им. Он знал, что укрепить свою власть он может только с позиции силы — кроваво и жестоко, чтобы все вокруг боялись его. А потому, он вдвойне ужесточил поиски королевы, дабы избавиться от неё поскорее. Именно поэтому Шон так настойчиво запрещал Еве покидать его дом в дневное время. Постепенно Ева, Делия и Шон придумали план, который понемногу начали воплощать в жизнь. Аптекарь, который, в силу своей профессии, достаточно хорошо знал всех в городе, выбрал самых честных и порядочных людей и предложил создать подпольное сопротивление власти Палмера. Предлагая такое в первый раз, он очень нервничал, но люди, как ни странно, охотно поддержали его идею, и постепенно тайное сообщество ширилось и развивалось, готовясь поднять знамя мятежа в скором времени. Почти все самые зажиточные жители городка присоединились к повстанцам, участвуя в сборе средств на вооружение. Ева с радостью пожертвовала для этой цели своими драгоценностями, чудом захваченными ею во время бегства из Народного дворца. Люди быстро поняли, что необоснованно завышенные налоги могут уничтожить их капиталы, и решили, что при регентстве королевы им жилось куда лучше. Если королева заботилась о бедных и несчастных, строя для них приюты и больницы, то Палмер только разорял казну, устраивая бесконечные пиры и вооружая и без того хорошо укомплектованную армию. На жителей ему было плевать, они стали лишь инструментом для его личного обогащения и должны были слепо повиноваться новому господину, теша его раздутое самолюбие. А потому, всё больше народу мечтало о его свержении и возвращении на трон королевы. Поначалу люди поверили было в ту ложь, что сочинил Палмер о Еве и Эгримонте, но с каждым днём эта версия казалась всё более лживой и неправдоподобной. Ева давно написала письмо в Эйдиндрил, но отправить его пока таки не решалась. Как ни старался Рал намекнуть ей (если так можно назвать его акробатические трюки), что письмо следует вручить ему, она не понимала или не хотела понять. Видя успех Шона в организации сопротивления, она всё больше надеялась на то, что скоро им удастся свергнуть наглого выскочку, посмевшего занять трон Д‘Хары, и помощь Ричарда не понадобится. Верные члены тайного сообщества часто вечерами собирались в большой кухне Шона, чтобы побеседовать с Евой и посоветоваться о дальнейших планах. Ева очень полюбила такие собрания, где она могла видеть одухотворённые лица людей, всё ещё верных своей королеве и присяге, данной сюзерену, хоть его и считали мёртвым. Пышные похороны «Лорда Рала» прошли слишком быстро, вопреки всем традициям правящего дома, однако Палмер спешил, боясь разоблачения со стороны волшебников, что обретались в башне Эдраана. Они могли испортить ему всё представление, и он не придумал ничего лучше, чем попытаться купить их огромным вознаграждением за измену своей присяге. Многие приняли щедрое предложение временщика, однако, нашлись и те, кто предпочёл бесчестью эшафот. Кровавая машина Палмера набирала обороты: одна за другой слетали головы тех, кто отказался присягать новому правителю. Генералы, советники, придворные, состоятельные и влиятельные купцы — сотни людей были казнены. Страх уже начал делать своё чёрное дело — люди быстро вспомнили, что значит дрожать за жизнь своих детей, бояться высказать своё мнение, лишний раз выйти на улицу, чтобы не попасть на глаза воинам в форме корпуса Дракона или Ордена крови. Рал внимательно наблюдал за тем, как тайное сообщество разрастается, но его мучило собственное бездействие. Он с сожалением понимал, что может не успеть спасти Эгримонта, который до сих пор ждал казни в темнице. Почему казнь до сих пор не состоялась, король догадался без труда. Видимо, новоявленный правитель и его сподручные оказались не так сведущи в государственных делах, как наивно предполагали. Эгримонт нужен был им живым, а потому они не спешили расправиться с ним. Ещё одной причиной было то, что старик мог знать, где скрывается королева, по мнению Палмера. В принципе, проникнуть во дворец через тайный проход, было вполне выполнимо, но что дальше? Как освободить Эгримонта? На одни только клыки и когти Рал рассчитывать не мог, даже учитывая свои внушительные размеры. Воины в замке вооружены до зубов, они всадят с десяток стрел ему в брюхо прежде, чем он успеет броситься на них… А время неумолимо шло, приближая срок, после которого Магистр навсегда вынужден будет оставаться в шкуре волка. Но, как ни странно, не этот вопрос волновал Рала сильнее всего. Хуже было то, что Палмер каждый день разрушал то, что Даркен Рал создавал многие годы с таким упорством — его огромную Империю, отлаженную машину власти, и мирное население, в конце концов. А беспомощный король, запертый в теле зверя, был бессилен что-либо сделать! Но был у Рала ещё один повод для волнений, и тоже очень болезненный. Каждый день он вынужден был наблюдать, как Шон восторженно глядит на его жену, как он ловит каждый её взгляд и жест, старается лишний раз побыть рядом, коснуться, будто случайно, рукава её платья… А Ева никак не пресекает этих робких проявлений симпатии, словно молча одобряет их! С каждым днём Ева всё сильнее чувствовала в себе уверенность, которой ей раньше так не хватало, когда всё за неё решал Эгримонт. Она пылко высказывала своё мнение на собраниях и люди слушали её, проникаясь уважением и почтением к своей юной королеве. В такие моменты Рал гордился ею безмерно, видя большой потенциал у своей супруги, как у правительницы Империи, в случае, если ему не удастся вернуться в своё тело. А потом, поздно вечером, когда повстанцы расходились по домам, а Делия отправлялась спать вместе с Мелиндой, Ева и Шон оставались какое-то время внизу и беседовали. Рал не сводил с них внимательных глаз, чувствуя, как его душа рвётся из тела от жгучей ревности и бессилия. Шон пока не переходил границ приличия, но, сам будучи мужчиной, король прекрасно видел, что аптекарь сдерживает свои порывы из последних сил. Ещё немного, и он даст волю чувствам, и как тогда отреагирует Ева? Даркену страшно было ответить на этот вопрос самому себе. Он пару раз поймал пристальный взгляд Евы, направленный на Шона, когда тот не мог этого видеть. Девушка явно изучала аптекаря, приглядывалась к нему, как к мужчине. А тут ещё Делия подливала масла в огонь своими ежедневными нотациями и хвалебными одами в честь Шона. Считала ли Ева его привлекательным? Это было ведомо только ей, но Рал видел, что, во всяком случае, аптекарь не противен ей, а это уже много для возникновения симпатии. Ревность сводила его с ума…***
Однажды в городок внезапно прибыл большой отряд воинов из Ордена крови, который Палмер послал для того, чтобы произвести срочный обыск каждого дома. Его верные марионетки по-прежнему искали королеву и принцессу. По счастью, в старом доме Шона имелось несколько маленьких потайных помещений. Видимо, его предки были не настолько лояльны по отношению к дому Ралов, как того требовали «узы». Сосед из ближайшего дома, также участник сопротивления, успел предупредить Шона и Еву едва ли не с последний момент. Он сообщил, что в городе идут обыски и королеву следует немедленно спрятать. Делия в это время находилась наверху, с Мелиндой. Шон буквально молниеносно взлетел наверх, открыл маленькую комнатку, дверь в которую была ловко замаскирована в стене длинного коридора, и втолкнул туда Делию и Мелинду, испуганно притихшую на руках своей няньки. Вместе с ними аптекарь закрыл и Роя, несмотря на то, что места было мало. Волк был слишком приметным и мог выдать их своим присутствием. Необходимость трусливо прятаться, поджав хвост, выводила Рала из себя, но он понимал, что в одиночку ему не справиться. — А как же Ева? — испуганно вскрикнула Делия перед тем, как Шон закрыл дверь перед её лицом. — Не волнуйся, внизу есть ещё одно скрытое помещение. Сидите тихо, пока я сам не приду за вами! — скомандовал Шон. Схватив Еву за руку, он бросился вниз по лестнице и вбежал вместе с нею в помещение аптеки, точнее маленького подсобного помещения, где обычно занимался приготовлением своих настоек и мазей. Комната и без того была маленькой, но из неё тоже выходила дверь в потайную каморку, настолько узкую, что в ней едва могли поместиться два человека. В аптеке остался только юный ученик аптекаря — Малькольм, который помогал ему, принимая посетителей и разнося заказы. Юноша напряжённо застыл за длинной стойкой, делая вид, что поглощён записями в книге учёта. Шон и Ева едва успели закрыть дверь в своё тайное убежище, как послышался звон дверного колокольчика и в аптеку вошли два воина в форме Ордена Крови. — Приказ лорда Палмера! — провозгласил капитан. — Все дома в городе должны быть обысканы, есть информация, что королева скрывается в ваших местах. Где хозяин аптеки? — Мастер Престон отправился в столицу, вернётся только завтра, — вежливо поклонился Малькольм, сохраняя на лице выражение непробиваемого спокойствия. — Можете осмотреть дом и аптеку, прошу вас! Однако, уверяю, что кроме меня здесь никого нет, мастер Престон живёт один. — Когда мне будет нужна от тебя какая-то информация, парень, я спрошу сам! –высокомерно отозвался капитан и сделал знак своим людям, которые быстро рассредоточились по дому, открывая каждую дверь и шкаф. Сердце Евы настолько сильно колотилось в груди, ударяясь о рёбра, что она опасалась, как бы его не услышали ищейки Палмера. Девушка волновалась прежде всего за дочь — а вдруг Мелинда заплачет и воины услышат её и обнаружат?! Если её девочка попадёт в грязные руки капитана, ей не прожить и дня! Ева мысленно молила духов, прося сохранить её дочь в целости. «Пусть лучше найдут меня, чем Мелинду!» — крутилась в её голове одна и та же мысль. Поглощённая своим страхом, она не сразу обратила внимание на то, что они с Шоном стоят, тесно прижавшись друг к другу. Каморка была настолько узкой, что по-другому расположиться в ней не получилось бы. Испуганная и взволнованная, Ева уткнулась лбом в плечо Шона, непроизвольно обвивая руками его за плечи. В этот момент она как никогда нуждалась в сильном мужском плече, в друге, который сможет поддержать и защитить. Но Шон нуждался вовсе не в её дружбе, ему нужно было нечто совсем другое… Её постоянное нахождение рядом и без того сводило мужчину с ума, а сейчас, когда Ева фактически находилась в его объятиях, чувства достойного мастера Престона требовательно вырвались из узды, в которой он старался их держать. В каморку не проникал ни единый луч света, и Шон не мог видеть её лица, но ему вполне достаточно было чувствовать, как беспомощно и доверчиво Ева прижалась к его груди, часто дыша от страха. Его руки против воли обвились вокруг тоненькой талии девушки, привлекая к себе ещё теснее, хотя теснее было уже некуда. Ева не сразу осознала, что Шон обнимает её не просто как друг и защитник, его руки медленно привлекают её к твёрдой мужской груди, и она оказывается в его крепких объятиях, которые уже отнюдь не дружеские. Возразить что-то Ева не могла, боясь, что их обнаружат, она лишь смущенно подняла голову и вдруг случайно мазнула губами по щеке Шона. Это невольное, случайное движение окончательно сломило волю Шона — внезапно его горячие губы нашли в темноте мягкие губы Евы, а руки стиснули её ещё крепче, так, что хрустнули кости. Девушка едва не задохнулась от неожиданности. Она никак не ожидала, что Шон отважится поцеловать её, но вырваться просто не представлялось возможным. Она не могла издать ни звука, из страха выдать их местоположение. Как ни странно, спустя несколько мгновений Ева поняла, что поцелуй Шона успокаивает дрожь в её теле. Он целовал её почти робко, несмело, словно безмолвно спрашивая позволения, и этот поцелуй совсем не походил на поцелуи её мужа, бывшие всегда властными, даже тогда, когда прикосновения его губ были нежнее шёлка. Постепенно Ева немного расслабилась, приоткрывая губы и впуская его язык к себе в рот. И тут же характер поцелуя поменялся — из нежного и робкого он стал глубоким и жадным. Шону казалось, что он уже совсем забыл, как это — целовать женщину, держать в объятиях хрупкое, нежное создание, касаться бархатистой кожи, сжимать, ласкать… До этого момента он мог позволить себе касаться Евы лишь в своих откровенных эротических снах, которые заставляли его по утрам краснеть от смущения. А теперь она оказалась в его руках наяву, и изголодавшееся по женской ласке тело мужчины сразу же бурно отреагировало. Смущенная Ева почувствовала, как ей в живот упирается твёрдое средоточие его желания, когда Шон прижался к ней бёдрами, стискивая ещё крепче. О, как же безумно он желал её! Прямо сейчас, здесь, в тесной и тёмной каморке! Он жаждал ворваться в её горячее лоно, упиваясь его волнующей теснотой, слышать, как она прерывисто дышит ему в лицо, всё чаще и чаще, как обвивает руками его шею, запуская тонкие пальчики в его густую шевелюру… Шон желал её судорожных стонов, страстного шёпота, жарких поцелуев… Эти желания сводили его с ума, лишая разума и остатков самообладания. Ева чувствовала себя скованно и странно, но её тело тоже отреагировало на прикосновения Шона, что стало для неё ещё одним поводом для смущения. С ней уже было подобное, когда наглец Палмер поцеловал её против воли. Тогда её тело тоже предательски задрожало, реагируя на прикосновения привлекательного мужчины. Она долго корила себя потом, называя бесстыжей. Она не понимала, как может так реагировать на прикосновения мужчины, который ей даже не нравится? Делия, видимо права, ей действительно нужен мужчина… слишком долго она уже одна. Как бы странно это ни было для Евы, она вынуждена была признать очевидный факт. Да, она по-прежнему любила только мужа, но её молодое тело, так долго лишённое мужчины, жаждало любовных объятий, поцелуев и ласк. — Я люблю тебя! — внезапно жарко выдохнул Шон прямо ей в ухо, отрываясь от её губ и обжигая нежную кожу горячим дыханием. — Будь моей женой, Ева…